Ури Цви Гринберг - Избранные стихотворения Ури Цви Гринберга

Только взрослого сына не видит она.

Над ее головою во тьме — ореол.

Непорочна ее молодая краса.

Овевают ее ароматы садов.

Ночь сладчайшею негой полна,

созреваньем плодов,

а вокруг — тишина, тишина…

…Эту голову снег обметал серебром,

но немецкий палач ее кровью залил.

Сын за это преступникам не отомстил,

и не он тело матери в землю зарыл.

Перевод Б. Камянова

Всесильный, в которого я не верил, покуда не был наказан,

горькую дал мне судьбу —

и сам разразился моим же плачем, исстрадавшись от моих ран.

Но и Он ведь страшно одинок,

и Ему не хватает кого-то, в чьих объятьях

Он бы душу Свою раскрыл,

кому поведал бы Свою великую муку.

Ведь Творец — не существо из плоти и крови, не человек,

и несоизмерима с нашей Его печаль.

Человек может согреться теплом других,

может сесть и выкурить сигарету,

выпить кофе или вина,

а потом уснуть и видеть сны до рассвета…

Все это Творцу недоступно, ибо Он — Бог.

Перевод Б. Камянова

* * *

Козлоногие мрака сорвали цветы этой ночью,

И страшная буря цветы эти сбросила в море.

Я знал про все это: во сне я тревожном увидел —

Над садом забила фонтаном горячая кровь.

Меня разбудило звенящее золото утра,

Но сон мой остался со мной тайным знаньем:

Страна расстилается, полная золотом теплым,

Но лето покинуло нас.

Я кровь от крови, пролитой

Эфраимом из Хульды

Он мертв... Я жив и требую: верните жизнь ему!

Вы, вы, чиновники из грозных канцелярий!

Я — кровь от крови всех растерзанных в "Слободке",

Я — кровь убитых Цфата, Эйн-Зейтим,

Я — кровь кварталов Иерусалима, Тель-Авива.

Я — кровь всей крови, пролитой в Сионе.

Они мертвы, я жив... И требую от вас

Вернуть им жизнь —

Чиновники из грозных канцелярий!

Вы виноваты в том, что льется кровь в Сионе.

Вы, как арабы и Эдом, повинны в смерти.

Вы маленький народ мой обольстили сказкой,

Чтоб он пахал, трудился и не думал,

Какой вулкан извергнется под ним.

Верблюдом стал народ.

И потому он пал в бою с арабским зверем.

Кто знает — как баран или солдат...

Я жив и требую от вас: верните жизнь ему,

Чиновники из грозных канцелярий!

Перевод Г. Люксембурга

Я видел мой народ, промокший среди гоев

От крови, и от слез, и от плевков врагов, —

Промокший, словно кони под дождем.

Их лица скрыты, как в мешках с овсом...

Когда ж утихла страсть, и варвары устали

Плевать в евреев, резать, лаять, бить, —

Я видел мой народ сидящим в лавках:

Они сидят и взвешивают что-то,

И режут полотно, и разливают вина,

Соленую и дохлую из бочки тащат рыбу.

И день их к вечеру срывается и жмется

К вчерашним и позавчерашним дням;

И эти дни, как сельди в бочке, сжаты.

А после — записи ведут до полуночи:

Доходы — жирным ассирийским шрифтом,

Расходы — римским росчерком имперским,

Для пропитания и свадьбы сыновей.

И далеко — Страна Израиля,

Как остров под водой, и нет его

На глобусе средь хлебных островов.

Мессия — среди умерших царей,

А слово «царство» — в мусоре на свалке.

1928

Перевод Г. Люксембурга

Я, поэт поколения учителей-санбалатов,

Учеников, в крови которых — ни силы, ни величья предков,

Кричу вам, знающим язык мой,

Моему поколенью и поколению грядущему:

Как с пылающего Синая, приказ единственный —

И ничего святее в мире:

Дважды — кровь за кровь!

Дважды — огонь за огонь!

И семижды семь — позор всем врагам!..

Не верьте Флавия потомкам!

Поверите — пропала крепость.

Как и тогда, в дни Флавия, — сегодня

На поколения опять придет беда.

Мужайтесь, юноши Израиля!

Из нас еще восстанет мститель.

Он в водах моря Средиземного обмоет

Запыленные временем ноги

И к Евфрату, исполнив зов мести,

Придет стирать одежды,

Коней поить,

Прошедших вековые расстоянья.

Перевод Г. Люксембурга

Моя мама святая в лунную ночь

Моему святому отцу

Говорит: “Когда родился наш сын,

Сверкала в окне луна.

И младенец, тотчас открыв глаза,

Посмотрел на нее; с тех пор

Лунный луч в сыновней крови поет

И блуждает в его стихах...”

Наполняла мятущаяся тоска

Отцовское сердце. Но

Колесница странствия у дверей

Не ждала отца. Потому

Глубину молитвы умел постичь

Он в музыке тишины

И любил смотреть на парящих птиц:

“Куда влечет их — летят...”

Но тоска моей мамы была впряжена

В колесницу странствия: путь

Через море лунной дорожкой вел

Маму ко мне в Сион...

Но не встретив сына у кромки волн

Ждущим на берегу,

Она, изнемогшая от пути,

Вернулась под грустный кров...

Мученики молчанья теперь —

Моя мама и мой отец.

Есть дорожка лунная на волнах...

И — единственный сын,

Остающийся в мире...

Перевод В. Слуцкого

Как внимающие в дубраве Мамре

Вести благой Авраам и Сара,

И Давид с Вирсавией в первую ночь

Любви в покоях царского дома, —

Так мои святые отец и мать

Предстают над западным краем моря

И под тяжестью красоты

Ореола божественного сиянья

Опускаются медленно в глубину

Моря, туда, где дом их...

Стен у этого дома нет —

Он в-воде-из-воды построен.

И вплывают со всех сторон

В него утопленники Израиля,

И звезда у каждого на устах...

А о чем они говорят — не знает

Моя песня, ибо ведать о том

Суждено только им — кто в море...

Словно арфа, чей светлый напев погас,

Добрый сын, над временем возвышаюсь

Я, стоящий на берегу.

Входит вечер с закатным морем

В мое сердце...

И словно взор

Призван видеть у края неба

В ореоле солнца отца и мать

С двух сторон заходящей сферы:

Справа — он, и слева — она;

Их босые ступни обняв,

Под ногами пылает море...

Перевод В. Слуцкого

И вино, обманув, не веселит человека

Перед тем, как на ложе бросит он свое тело.

Его ночи в комнате сновидений —

Продолжение нестерпимых дней

Средь воюющих призраков...

Что ему делать

В толпах людей его поколенья, пьющих отраву из языческих чаш? —

Души их помрачились, а он — сын благородный,

И его душа высока,

И в крови его отсвет эпохи Первого Храма,

Где ликует его народ, возвышающийся над врагом;

Может ли он, своим царям и князьям подобный,

Жить сегодня и уцелеть?

Нет, не отсюда откроются времена и пространства.

Не поймет и не будет понят, покуда песня его

Не зазвучит на чужих языках, и придел свой он не покинет,

Чтобы одним дыханьем с чуждым миром дышать;

И его одежда, сшитая по законам

Своего поколенья, будет на нем древней,

Чем на муже, спустившемся с Галаада...

Вот, окунувшись, из Иордана он

Вышел и, бросив там свою ветхость, побрел, гонимый

Ветром времен и пространств... И внезапно здесь

Оказавшийся, озирается в страхе

Средь воюющих призраков,

Обступивших его...

Перевод В. Слуцкого

Ваши мудрецы учат: землю покупают за деньги;