На порог вышла Иринка и, устало прислонясь к дверному косяку, сказала:
— Девчонка, Лешка… Маленькая… — На лице Иринки промелькнуло выражение испуга. — Ой, Лешка! Я же совсем не знала, что надо делать!..
Ослепив нас светом фар, прямо к вагончику, смяв заросшую травой плоскую клумбу, подкатила трехтонка. Из кабины вылезла толстая женщина с чемоданчиком и в плаще, из-под которого виднелись полы белого халата. Она неожиданно легко взбежала по лестничке, оттолкнув меня и Иринку.
Долговязый, худой Шредер, забыв выключить мотор, медленно обошел капот трехтонки и остановился перед вагончиком, напряженно всматриваясь в занавешенные окошки.
Прошло минуты две, когда опять появилась врачиха, уже без плаща, в халате, и, вытирая полотенцем руки, сказала недовольным голосом:
— Опоздали… Родила уже. — И добавила, увидев испуганное лицо Шредера: — Все в порядке, волноваться нечего. Вот эту пигалицу благодарите, — тряхнула она полотенцем в сторону Иринки.
Шредер как-то странно охнул и вдруг сорвался с места, громыхнул сапогами по ступенькам и исчез в вагончике. Врач прикрыла дверь.
Мы с Иринкой постояли еще немного.
— Ну что? Пойдем? — спросил я.
— Угу, — сказала она. — Пошли.
Мы уже были у знакомого лаза в штакетнике, когда нас окликнул Шредер.
— Постойте! Эй, погодите! — кричал он нам вдогонку и через секунду уже был рядом и тряс смущенной Иринке руку. — Спасибо вам! Большое вам спасибо!. Как зовут вас? Ирина? Иришка, значит? Хорошее имя… Очень хорошее… — Потом он благодарно потряс мне руку и тоже сказал «спасибо». И так же стремительно умчался на своих длинных ногах.
Мы стояли около изгороди и улыбались, глядя ему вслед.
— А что, если сейчас спросить у него? — сказала Иринка.
Я пожал плечами.
— Неудобно, по-моему… Не знаю, как сейчас лезть к человеку с какими-то шестернями… Не стоит.
— Нет, стоит! — сказала она упрямо. — Что мы потеряем, если спросим? Эх ты, Лешка! Забыл про деда.
— Ничего я не забыл! Шредер просто не поймет, о чем мы его попросим.
— Посмотрим, — сказала она и решительно зашагала к вагончику.
Шредеру действительно пришлось повторять дважды нашу просьбу. Он слушал и смотрел на нас счастливо и непонимающе. Наконец, когда понял, усмехнулся и покачал головой:
— Угадали вы подъехать, черти! Угадали. Есть у меня четыре штуки. Две дам. Больше не дам. Пусть это она вам дарит, новорожденная. Может, они дочке счастье принесут… А в другой раз не дал бы. Ни в жисть! День сегодня такой… Обошлось мне, пусть и вам немного перепадет. Лады?
На прощание Шредер посоветовал нам проехать в седьмую бригаду.
— У них должны быть. Как вы только проберетесь туда? Речонка там после дождей разлилась, брода нет сейчас, наверное… А может, и ничего, проскочите.
Я взял из его рук две тяжелые новенькие зубастые шестеренки, покрытые густым желтым автолом, и мы с Иринкой бросились бегом к своей машине.
Мы еще издали услышали громкое равномерное посапывание.
— Он все проспал! — сказала Иринка и рассмеялась, не потому, наверное, что было смешно на самом деле, а потому, что у нее было хорошее настроение.
Мы растолкали Димку, сунули ему, сонному, шестерни.
— Сколько времени? — спросил он, протирая глаза.
— Начало одиннадцатого. Выспался?
Димка протяжно свистнул.
— Это вы полтора часа уламывали Шредера из-за двух шестеренок? Ну и жмот!..
— Ты все проспал! — повторила Иринка и надвинула ему кепку на нос. — Знаешь, что случилось, пока ты дрыхнул? Успел человек родиться. Понимаешь, не было ее и вдруг есть, появилась…
— Девчонка? У кого же это? — спросил Димка, поправляя кепку.
— У Шредера.
— Да ну-у?.. У такого тощего?.. — удивленно протянул Димка.
Иринка снова рассмеялась.
— Вот дурак. Скажет же такое…
— А чего я такого сказал?.. — Димка недовольно насупился, но не выдержал и тоже расхохотался. — Поехали? Куда теперь?
— Попробуем в седьмую пробраться, — сказал я, нажимая на стартер.
— Давай в седьмую! — возбужденно крикнула Иринка.
Мы выехали из-за сарая, снова стали видны светящиеся окошки шредеровского вагончика. Иринка обернулась и долго смотрела назад, притихшая, видно, вспомнила что-то такое, о чем нам с Димкой нельзя было рассказать.
Ночь стала еще черней. Дорога испортилась, и это было, пожалуй, к лучшему, потому что на ровной дороге я мог бы еще уснуть, чего доброго. Я все ж таки здорово устал за день.
Скорость приходилось часто менять, и у меня заныло правое плечо. Я подумал, что после седьмой бригады придется передать руль Димке. А он вновь начал клевать носом.
— Лешк, а скажешь, я не молодец? — спросила Иринка, взяв у Димки с колен промасленную бумагу с шестернями. — Скажешь?
— Хвастунишка ты, — поддразнил я ее.
— «Хвастунишка»… Это ты нарочно, я знаю. Но ты не разозлишь меня сегодня. Не-ка! Ну что, скажешь теперь, что зря меня взял?
— Нет.
— То-то… А я тебе скажу по секрету: перепугалась я там, в вагончике, до смерти… Тетка та не знает, что делать, а она так страшно кричала… Так страшно, Лешенька…
Иринка умолкла.
Я догадался, о чем она подумала, и, сняв руку с баранки, обнял Иринку за плечи. Она доверчиво притулилась ко мне.
— Я посплю немного, ладно? — сказала она.
— Хорошо.
Метров через двести мне пришлось убрать руку с ее плеча и осторожно оттолкнуть Иринку. Она только глубоко вздохнула во сне и привалилась к Димке.
Нет, она у меня все-таки самая лучшая девчонка на свете… Около получаса я медленно вел машину по скверной дороге и, переключая скорости, старался не сильно ударять рычагом по коленям Иринки.
…Они оба проснулись, когда я притормозил у реки и выключил мотор. Переливаясь тусклым серебром в свете фар, перед радиатором лежала широкая лента реки… У противоположного берега из воды торчало несколько хилых кусточков, которые чуть подергивало ветром и течением. На мокрой глине дороги у реки не было ни одного следа, который бы показал, что машины уже проходили здесь после разлива.
Мы вылезли из кабины и подошли к реке. Она с тихим плеском стлалась у ног. Кроме этого плеска, было слышно только, как с чвяканьем падали на дорогу отстающие от машины комья жидкой грязи.
— Что будем делать? — спросил я.
Иринка молчала, а Димка, сдвинув кепку на лоб, почесывал затылок и цокал языком, чертыхаясь. Вдруг он решительным жестом поправил кепку и вошел в воду, которая сразу будто срезала ему ноги до щиколоток, потом еще выше и вот уже добралась до краев голенищ…
— Куда ты, черт? — закричал я ему, хотя уже понял, что он надумал.
И Димка, будто зная это, молча и не оборачиваясь, отмахнулся.
— Пойдем, садись в кабину, — сказал я Иринке.
Она тоже ничего не спросила, только нахмурилась и часто оглядывалась на Димку, пока мы дошли до машины.
Димка брел впереди, тяжело переставляя ноги. Видно, течение оказалось сильным, да это было заметно по тому, как с шумом билась о колеса вода, крутясь водоворотами, стремительно убегала от Димкиных ног вниз, в темноту.
Я мельком взглянул на Иринку. Она напряженно следила за Димкой, закусив побелевшую губу.
Неожиданно Димка провалился по грудь. Я резко нажал на тормоз и распахнул дверцу. Димка обернулся, сразу зажмурил глаза от света.
— Он не умеет плавать, — сказала Иринка.
— Я знаю.
— Надо тебе пойти вместо него.
— Он не согласится, Иринка.
— Да, — кивнула она.
Димка выбрался из ямы и стал обходить ее слева боком против течения, весь наклонившись вперед. Я выжидал и думал теперь только об одном: если заглохнет мотор, мы без посторонней помощи не выкарабкаемся отсюда.
Димка снова провалился, на этот раз глубже, по самый подбородок.
Только голова и вздернутые вверх руки торчали из воды.
Иринка не выдержала.
— Выходи! Вылазь! Слышишь, что я тебе говорю? Вылазь сию минуту! — кричала она, раскрыв дверцу со своей стороны и вся высунувшись из кабины.
Когда Димка опять вышел на отмель, он погрозил Иринке кулаком и сказал негромко:
— Да помолчи ты…
Она опустилась на сиденье и зло сказала:
— Осел упрямый! Дурак!
Глядя, как Димка спускается вниз по течению, осторожно нащупывая дно, я подумал: хорошо, что он не слышал Иринкиных слов. И в эту минуту я почти ненавидел ее. Ведь она всегда понимала все, а здесь вдруг не смогла понять: именно потому, что она кричит на него, Димка скорее утонет, чем вылезет из реки.
— Сиди спокойно! — приказал я, заметив, что Иринка вновь пытается открыть дверцу. — Сиди, не мешайся!
Она удивленно посмотрела на меня и, сдвинув брови, притихла.
Димка все-таки отыскал брод. Вернувшись на середину реки, он махнул рукой, приглашая ехать за собой.
