— Нет. Чтобы плыть дальше, в Русское море, нам необходимо пополнить запасы. Мы всегда это делали в Киеве.
— На сей раз вам придется заняться этим в другом месте. Проплывете мимо города без остановки, а все необходимое закупите в Витичеве. Ты хорошо расслышал мои слова, ярл?
— Я очень хорошо расслышал твои слова, тысяцкий. Но еще лучше понял их, — холодно сказал Рогнар.
— Тогда не держу тебя. Прощай!
Когда драккар отплыл от берега, Рогнар облегченно вздохнул. Сотники ночью сказали сущую правду — ярл Эрик воистину покинул землю по воле богов. Ведь не призови его Один, кто знает, был бы сейчас в живых хоть один из викингов…
34
По необозримой глади Славутича скользило несколько русских лодий. Не желая утомлять себя конным переходом по древлянским лесам и топям, великая княгиня спустилась по реке Уж в Днепр и спешила сейчас в стольный град Русской земли. Обнаженные по пояс гребцы ладно и дружно ударяли по воде веслами, их потные загорелые спины блестели. Каждый взмах длинных весел приближал лодии к Киеву, куда так рвалась душа Ольги. Сама княгиня сидела в кресле на кормовом возвышении, сбоку от нее пристроился на скамье священник Григорий.
— Святой отец, — ласково и умиротворенно звучал голос Ольги, — я примучила древлян и добилась своего. Но это лишь начало… Немало на Руси бед и горя, много зреет недовольства и смуты, а потому скорбит душа моя. Плох и никчемен властитель, который правит только силой и без раздумий льет кровь подданных. Оттого не усмирять хочу я Русь, а навести порядок во всех ее землях. Осенью сама поеду по русским городам и далеким весям, собственными глазами увижу, как живет мой народ, сама услышу его голос и плач. Дабы не повторилось нового Искоростеня, отменю полюдье, введу вместо него уроки и уставы, принесу мир и покой на всю Русскую землю. И ты поможешь мне в этом, святой отец. Расскажи еще раз, как взимают налоги императоры Нового Рима, чего при этом желают они и не хотят их сограждане, отчего так часто бунтуют ромейские горожане и смерды…
Наперегонки с чайками неслись по речной шири красавицы-лодии. Зеленели по берегам древнего Славутича бескрайние леса, высились могучие неприступные утесы, желтели косы золотистого песка. А там, где вековые дубравы чередовались с подступающей к самой воде степью, стояли на крутых откосах каменные бабы с плоскими лицами и сложенными на животах руками. Вот вдали, за очередной излучиной, в дрожащем речном мареве возникли днепровские кручи, обрисовались на них крепостные стены стольного града всей Русской земли. И воевода Асмус встал со скамьи, взял на руки юного Святослава, поднял над головой.
— Смотри, княжич, вокруг тебя Русь, породившая и вскормившая всех нас. В тяжких трудах и жестоких сечах создавали ее для нас пращуры, морем соленого пота и реками горячей крови сберегли мы ее для вас, детей своих. А дальше блюсти ее ваш черед…
Резали голубую воду острогрудые лодии, увешанные по бортам рядами червленых щитов. Зорко смотрело вперед изогнувшееся на носу деревянное чудище-диво с разинутой пастью. Вокруг все было залито ярким теплым солнцем, тихо журчала и билась о борт послушная волна. Замерев, сидел на плече у седого воеводы юный княжич, глядел в расстилавшуюся перед ним неоглядную русскую ширь.
Что виделось ему, будущему великому полководцу, походы и деяния которого современники станут сравнивать с делами и подвигами Александра Македонского? Могучие русские дружины, которые вскоре поведет он освобождать последние восточнославянские племена, еще страждущие под властью иноземцев? Кровавые сечи на берегах Итиля и Саркела, когда под ударами его непобедимых полков рухнет и навсегда исчезнет исконный враг Руси — Хазарский каганат, а славянские воины распашут плугами место, где стояла взятая ими в неудержимом штурме его разбойничья столица? Суровые лица другов-братьев, с которыми он пройдет через древний Кавказ, сметая преграждающих путь касогов и ясов, и встанет твердой ногой на всегдашней Русской земле — далекой Тмутаракани? А может, виделись ему седые Балканы, куда приведет Святослав не знающие поражений рати и остановится, вняв мольбам дрожащего от страха базилевса, лишь в нескольких переходах от столицы Нового Рима? Возможно, синел перед его глазами полноводный Дунай, на берегу которого он будет на равных говорить с императором Византии, предложившим ему поделить мир между Русью и Восточно-Римской империей?
А может, ничего этого и не видел юный княжич, а просто молчал, очарованный раскинувшейся перед ним картиной красоты земли Русской, внимая словам старого воеводы.
— Храни и защищай Русь, — звучал голос Асмуса, — не жалей для нее пота и крови, времени и самой жизни, всегда помни о нашей славе и чести. Мы, которые начинали, завещаем и оставляем вам, русичи и внуки русичей, Великую Русь. Берегите ее и вершите начатое нами Д е л о.
Родился в 1953 году в станице Константиновской Ростовской области. Окончил Высшее общевойсковое командное училище и Литературный институт имени А. М. Горького. Автор трех сборников стихотворений и книги поэтических переводов.
Не быть казачьему сословью
В анкетах будущих веков.
Но с неизбывною любовью
Русь отличает казаков.
И посреди людского моря
Мне доводилось, и не раз,
Услышать:
«Ты — донского корня?
Ну как там на Дону у вас?»
А что у нас?
У нас, как всюду,
Растят хлеба, смолят челны
Такие же простые люди,
Не пасынки своей страны.
Так от чего ж светлеют лица,
Бесхитростно теплеет взгляд,
Когда в Сибири иль в столице
Со мной о Доне говорят?
Мой Тихий Дон,
Мой край нетихий,
Наверно, ты за то любим,
Что на заставах мыкал лихо,
Русь бороня копьем своим;
Что в пору крепостного гнета
Дышал ты волей гулевой,
Народной веры был оплотом,
С царями затевая бой?
Ты не держал оружье ржавым,
Не падал перед силой ниц.
Твоим старанием держава
Достигла нынешних границ.
Великий не единым сыном,
Ты всем запомнился бойцом —
Могучим, песенным, былинным,
Приметным духом и лицом.
Я ностальгией не страдаю
По отошедшей старине,
Но из любви к родному краю
Растет любовь ко всей стране.
И пусть сословья нет такого,
Правы москвич и сибиряк:
Я — отпрыск рода боевого,
Я — константиновский казак!
Памяти деда А. К. Латынина — красного командира, большевика
Дед наследства за жизнь не скопил.
Он излишков не знал и в помине.
Неухватистым, видимо, был?
Или дело не в частной причине?
А работал с двенадцати лет.
Воевал за счастливую долго.
И всеобщей коммуны рассвет
Приближал с хлеборобами в поле.
За плечами — лишь класс цэпэша[14],
Да походная школа краскома.
Но впитала, как пашня, душа
Грозовые мечты Совнаркома.
Он за их торжество не жалел
Ни здоровья, ни крови, ни жизни,
До конца отслужил, как умел,
И станице своей, и Отчизне…
Наклоняюсь к могильной плите
И кладу незабудки неровно.
Дед! Я также живу в мечте —
Меж мечтой и реальностью скромной.
Я работы, как ты, не боюсь.
Головой и руками владею.
Только как в этой жизни ни бьюсь,
А долгов одолеть не умею.
Свет надежды во мне не погас.
И не зря я пошел в офицеры.
Но с тропы восхождения нас
В недоверье влекут лицемеры.
Сколько их под личинами слуг
Раздобрело на средства народа,
На призыв нас беря, на испуг,
На безумный посул сумасброда?!
От фальшивых пророков устав,
Я пришел, чтоб тебе поклониться,
Помянуть. Помолчать среди трав.
Духом предков своих причаститься.
Мы — былинки на шаре земном.
Косят нас и ногами сминают…
Но как травы, мы рвемся на взлом
Всех препятствий,
Что свет заслоняют!
* * *
Может, это Россию и губит,
Что с далеких времен повелось —
Всех пришельцев она приголубит,
А свои… перебьются небось?!
Все поставит на стол, чем богата,
Но возьмет с чужаков ни гроша.
Хоть и платье — в прорехах, заплатах,
Но зато нараспашку душа.
