Станислав Гагарин - Военные приключения. Выпуск 1

ОБРАЩЕНИЕ К АВВАКУМУ

Вовсе не случайно вынесли мы в название этого раздела сборника «Военные приключения» легендарное слово-предупреждение великого князя Святослава, сына Игоря и Ольги. «Иду на Вы», — загодя извещал удивительный по духу своему и искренности полководец, раздвинувший границы тогдашней Руси до исконных ее издревле пределов. Умерив хищнические притязания изощренной в хитроумностях и вероломстве Византии, навсегда положив конец алчному и жестокому экспансионизму Хазарии, протянув руку дружбы и помощи братским народам Поволжья, князь Святослав всегда действовал с беспримерной открытостью, выступал перед противниками с поднятым забралом. Этому качеству, издавна присущему русскому народу, нет нужды искать подтверждения в русской истории, факт сие общеизвестный. Способность изначально видеть в незнакомом доброго человека, а врага предупреждать о том, что мы умеем не только защищаться, но и нападать, определив грозящую опасность Отечеству, унаследовали и мы, литераторы-патриоты, объединившиеся вокруг идеи воочию показать духовное величие, этические традиции, воспринятые от предков Вооруженными Силами СССР.

«Иду на Вы!» — это острые публицистические работы лучших писателей, журналистов, офицеров и генералов Советской Армии. Это литературные разборы художественных сочинений о войне и армии, и тех, в которых незаслуженно оскорбляют наших военных, и тех, где они по праву предстают перед читателями во всем блеске изначально присущего русским ратникам благородства, мужества и геройства.

В разделе «Иду на Вы!» мы расскажем о том, как возникла афганская проблема и что на самом деле произошло в Тбилиси, кому выгодны грязные слухи, порочащие армию, каков механизм их зарождения и дальнейшего распространения.

Известные критики и литературоведы объяснят нам причины высокомерного и отрицательного отношения к приключенческой литературе, которое насаждалось «сверху», расскажут об истоках теории бессюжетности, навязываемой писателям официальным книговедением.

Мы попытаемся дать философское обоснование понятиям страха и мужества, геройства и трусости, одиночества и коллективной сплоченности на войне, воинской дисциплины и гражданского долга, любви к Отечеству и ненависти к его врагам.

Не скроем, что, признавая право каждого на собственное мнение, мы всегда будем занимать наступательную позицию по отношению к подрывателям основ государственности. Теперь уже ясно, что именно армия — основной нравственный монолит общества. Надо ли доказывать, что тот, кто покушается на союз советского народа с его же собственными Вооруженными Силами, противопоставляет военных людей гражданскому населению, пытается посеять недоверие между сторонами, вряд ли укрепляет этим Отечество, объективно помогает злейшим врагам его.

И тогда Отечеству не остается другого, кроме как вспомнить слова великого князя: «Иду на Вы!»

Родился в курдском селе Акко в Армении. Школу окончил в поселке Лагодехи Грузинской ССР. Окончил факультет журналистики Ленинградского университета. Работал в газетах по проблемам науки. В Новосибирском академгородке стал создателем и первым президентом фехтовального клуба «Виктория». Последние годы живет в Москве.

Ни один народ не может шить без общенационального эталона, без образца и идеала. Пушкин — один из наших светочей. В это чудное имя мы вкладываем целый мир и программу. Если армия народная, она не может не исповедовать пушкинский идеал. Появятся ли Пушкин и лицейский дух в наших школах и военных училищах? Как бы это ни звучало неожиданно, но, взвешивая каждое слово, беру на себя смелость заявить, что сегодня, когда многие бросились в разоблачения, а иные далее смакуют их, для обновления школы, армии и общества нет более партийной темы и, если хотите, военной темы, чем пушкинский идеал.

Мы часто приводим прекрасные слова Гоголя о том, что Пушкин — тот самый идеальный тип русского человека, которому суждено явиться на родную землю через несколько столетий. Если мы признаем эту мысль пророческой, а, судя по обилию печатных ссылок на Гоголя, мы признаём ее таковой, то почему бы нам не найти в себе мужество признать, что именно мы призваны выработать тот тип учителя и офицера, который будет способствовать приходу этого человека? Мы все, по словам Блока, грешим перед веселым именем Пушкина. Разве не в наших силах изжить этот грех? Мы ждем не Пушкина, не мессию, не одного человека. Мы, по Гоголю, всем строем жизни призваны выработать исторический тип личности, национальный тип, близкий к пушкинскому.

В Пушкине счастливо воплотился тип русского офицера. Именно офицера, солдата ермоловской поры. Генерал Липранди, боевой офицер, умный и наблюдательный разведчик, запишет: «Другой предмет, в котором Пушкин никогда не уступал, — это готовность на все опасности», — и там же отметит его «всегдашнюю готовность встать лицом со смертью». Десятки опытных офицеров присоединились бы к утверждению Липранди, что Пушкин «создан был для поприща военного». Он рвался в Эрзерум. Его всю жизнь тянуло к полю чести, к бивакам, к выгоревшим на солнце белым палаткам русской рати, туда, где вел боевые действия Отдельный кавказский корпус, в рядах которого дрались «лицейские, ермоловцы, поэты», самая просветленная и отважная часть русских мужчин. На родине их именовали уважительно «кавказцами». Верхи это слово произносили с опаской — офицеры-«кавказцы» были известны дерзостью, умом и независимостью нрава. Пушкин чутко уловил это, он почувствовал, что благословенные пулями «кавказцы» смотрят твердо, держатся прямо и в их немногословии есть нечто, из чего отливают стихи особой ковки. Боевые офицеры были любимой средой Пушкина с лицейских лет.

У Пушкина характер ратника, знавшего о тайне «упоения в бою», всегда искавшего битвы и умершего с оружием в руках, стрелявшего, истекая кровью, защищая на поле битвы у Черной речки честь русской семьи. Это подлинный Пушкин — эталон мужчины, отца, семьянина и друга, не Пушкин музейный, не поэт «пушкинистов», копающихся в его сердечных делах, постели, долгах и радующихся его мнимым ссорам с власть предержащими. Пушкин гораздо более верен себе и нам в строках: «Страшись, о рать иноплеменных, России двинулись сыны». Только с таким боевым подвижничеством и мог отец четырех детей броситься к Черной речке. И пусть не всхлипывают поздние пушкинистки, он умер прекрасной смертью, как мужчина, как дворянин, как витязь.