— Привет, Шишкин, — сказал он рассеянно.
— Зачем вызывали? — спросил Шишкин.
— Уйди, Шишкин, — попросил Демьянов. — И без тебя тошно.
— Я ведь делом занимаюсь!
— А мы не делом? — спросил Демьянов.
— Не знаю!
— Знаешь, какое положение в районе?
— Не знаю. У меня — нормальное.
— Мы и о других, Шишкин, думаем, — сухо сказал Демьянов.
— Чем? — Шишкин ехидно засмеялся. Противным мелким смешком.
Демьянов обиделся. Такое унижение, и еще при секретарше.
— Так… Опять свой характер показываешь? — тихо спросил он. — А ну-ка зайди в кабинет!
Шишкин вошел.
— Да ты с кем разговариваешь, я тебя спрашиваю?!
— А я спрашиваю: зачем вы меня вызывали? — тоже заорал Шишкин.
— Нужен был, вот и вызывал!
— А теперь не нужен?
— Теперь не нужен! Завтра приедешь!
— И не подумаю! И вообще — не тыкай!
— Тоже мне — важная персона!
— Так! — сказал Шишкин. — Если я тебе буду нужен, ты теперь сам ко мне приедешь! А я сюда — ни ногой.
Пауза.
— Давно я мучаюсь с твоим вредным характером, Шишкин. Предупреждаю — лопнет мое терпение!
— Чихал я на твое предупреждение! — И Шишкин хлопнул дверью.
Демьянов выскочил за ним в приемную:
— Ну, все! Готовься сдавать дела!
Комья земли летели из-под копыт. На полном аллюре Шишкин выскочил из райцентра. Миновал старую разрушенную мельницу. Он скакал домой. Лицо его было гневно. В вытянутой левой руке он держал купленную люстру. В такт копытам звякали подвески.
Родион Шишкин и его жена Галина молча пилили дрова на своем дворе.
Из окна их дома на всю деревню разносилась песня «Начни сначала», весьма приблизительно исполняемая на аккордеоне.
За забором мужики-механизаторы тиха переговаривались.
— Могут без головы назначить… Все хозяйство развалит…
— У нас хозяйство уже отлаженное — трудно развалить…
— Да нет, можно и отлаженное развалить… Смотря какой специалист.
Лес был покупной, бракованный. Шишкин долго примеривался, укладывая в козлы очередное кривое бревно и делая вид, что не замечает мужиков.
— Черт, — выругался он, когда винтообразной лесиной едва не сбил с ног жену. — А дерут, как за корабельные сосны!
— Михалыч! — окликнул его механизатор постарше.
— Ну? — обернулся Шишкин.
— Так что — снимают тебя?
— Не знаю! — сказал Шишкин и снова принялся пилить.
— В случае чего в обиду не дадим, Михалыч! Мы тебя сами выбирали, сами, если надо будет, и снимем. Без советчиков!
— Снимут, если захотят, — смахнула слезу Галина. — И вас не спросят.
Мужики промолчали. Что правда, то правда…
— А сколько он сил в колхоз вложил! — сказал кто-то.
— Да что вы меня раньше времени отпеваете? — рассердился Шишкин. — Заладили: снимут, не снимут! Идите по домам, мужики!
Механизаторы вздохнули и пошли. Один, который постарше, вернулся.
— Михалыч! — сказал он. — Ты там… это… не спорь… Лучше тихо… это.
— Если что, Михаила председателем выбирайте. Он хоть и молодой/ но перспективный… — сказал Шишкин.
Механизатор кивнул и ушел.
Шишкин и Галина молча пилили дрова.
— Может, напрасно пилим, Родя? — вздохнула Галина. — Может, и дрова нам тут не понадобятся?
— С собой возьмем!
Галина с жалостью посмотрела на мужа.
Шишкин дернул пилу, и та, взвизгнув, застряла.
— Сколько раз себе слово давал — молчать в тряпку! — яростно сказал Шишкин. — И кто за язык тянет! Черт бы меня побрал!
Галина тоже бросила пилу, обошла козлы и ласково погладила мужа по плечу:
— Родя! А может, еще и обойдется?
— Да ничего не обойдется!
Песня забралась под облака и смолкла.
— Валя! — ласково крикнул Шишкин. — Тебе еще двадцать минут осталось!
Снова зазвучал аккордеон. И снова за-вторила ему пила.
— Нет, а почему я, собственно, должен молчать? — спросил Родион, налегая на пилу.
— Правильно!
— Да что правильно? Я о семье должен был думать или нет? Сколько уже можно переезжать?
— Везде люди живут.
— Сына жалко, — помолчав, сказал Шишкин. — У него же способности! Ему бы в музыкальную школу ходить…
Окно дома распахнулось, и оттуда показалась вихрастая голова шишкинского двенадцатилетнего наследника Вальки, позднего ребенка.
— Эй! — крикнул он. — Вы мне мешаете. И пилите быстрее, а то я с такта сбиваюсь!
— Поняли, сынок, — хором ответили родители и запилили быстрее.
Шло заседание. За длинным полированным столом светлого дерева сидело двенадцать человек. Четверо из них были женщины. Во главе сидел хозяин кабинета — полный мужчина с усталым лицом. Ему было лет пятьдесят. Около него бесшумно поворачивал лопасти японский вентилятор «Йошика». На тумбочке теснились разноцветные телефоны. Возле вентилятора в красивой обертке лежало лекарство «Но-шпа».
— Иван Сергеевич… — наклонился к председательствующему сидящий рядом с ним человек и что-то сказал на ухо.
— Ракитин! — нахмурился тот. — Что у вас там?
Около двери, у конца длинного стола, сидели Демьянов^ Шишкин и секретарь райкома Ракитин.
— Конфликт у нас, Иван Сергеевич. Между председателем райисполкома Демьяновым и товарищем Шишкиным. Колхоз «Волна революции». Не могут вместе никак работать.
— В чем дело, товарищ Демьянов?
— Район наш находится сейчас, как известно, в тяжелом положении, — стал объяснять Демьянов. — Большая напряженность с выполнением всех планов. А товарищ Шишкин просто вставляет нам палки в колеса! Постоянно саботирует совещания, грубит.
Сидящий рядом с Иваном Сергеевичем помощник опять наклонился к нему и что-то прошептал на ухо. Тот кивнул.
— Объяснитесь, товарищ Шишкин.
Шишкин вытер лоб, встал и, волнуясь, сказал:
— Вину свою признаю. Обязуюсь искупить ее честным трудом. Характер несдержанный. Прошу учесть стаж работы в сельском хозяйстве и чистосердечное признание.
Шишкин сел.
— Ракитин! Как там, в «Волне революции», дела?
— Крепкий стал колхоз. И председатель — хозяин.
Помощник опять наклонился к Ивану Сергеевичу.
— Надо, Шишкин, все-таки соображать… Тем более, что район ваш действительно находится в тяжелом положении… — устало сказал Иван Сергеевич. — Помогать надо товарищам…
— Мы ведь сидим, не знаем, как сейчас выкрутиться! — вставил Демьянов.
— Да не надо выкручиваться… — пробормотал Шишкин. — Завалили всю работу, а теперь выкручиваются…
— Тебе никто слова не давал, — тихо сделал ему замечание Ракитин.
— Опять за свое! — разволновался Демьянов.
— Товарищ Шишкин! Что вы там бормочете? Скажите вслух!
— Могу и вслух! — не выдержал Шишкин. — Чего, говорю, выкручиваться, когда дело делать надо! У меня в колхозе забот по горло, а они каждый день совещания устраивают. Из пустого в порожнее переливают!
— Вот видите! — радостно сказал Демьянов.
— Погодите, пусть выскажется… — сказал Иван Сергеевич.
— Спасибо. Ну ведь невозможно больше! Это ведь зуд какой-то — указания давать. То паши немедля, то чуть погодя, то сей рожь, то пшеницу, то кур разводи, то уток… Житья ж нет! Скоро будут учить, как ширинку застегивать! Честное слово! Так ведь последнюю охоту можно отбить! Извините, конечно…
— Ничего, — кивнул Иван Сергеевич.
Зазвонил телефон.
— Занят. Позвоните позже, — сказал Иван Сергеевич. — Продолжайте, пожалуйста.
— Да я уж все сказал… — устало вздохнул Шишкин. — Вы с меня за хлеб спрашивайте! За мясо. За молоко. Я уж сам соображу, как мне быть. У меня ведь тоже голова на плечах есть…
Все помолчали.
— Ну, так что же мы будем решать? — вдруг повеселев, спросил Иван Сергеевич, с интересом оглядывая присутствующих. — А, товарищи?
В ресторане было в этот дневной час малолюдно. Шишкин остановился около дверей, соображая, куда ему сесть. Был он оживлен, взбудоражен, весел.
Возле окна сидела молодая женщина.
— Не занято? — спросил Шишкин.
— Нет, — сказала женщина, мельком взглянув на него.
— Тогда я тут и расположусь. Не возражаете?
— Пожалуйста.
— А чем здесь кормят? — спросил Шишкин, придвигая к себе меню. — Грибы? — спросил он, посмотрев на женщину.
Та покачала головой.
— Салат из помидоров?
Женщина опять покачала головой.
— Клюкву в сахаре?
— Нет.
— А чего мы будем есть? — спросил тогда Шишкин.
— Зразы рыбные, — раздался из-за спины голос официантки.
— И это все?
— Все.
— Ну, давайте зразы, — пожал плечами Шишкин.
— Пить что будете? — спросила официантка.
— Я лимонад. А вы? — спросил он женщину.
— Я тоже.
Официантка ушла.
