Котов ощупал щеку, хмыкнул злобно и ушел в свой кабинет…
Директор распахнул перед Алешей дверь своего кабинета, подтолкнул юношу вперед и проговорил, слащаво улыбаясь:
— Корсак… жаждал лицезреть… Кланяйся, — он незаметно ударил Алешу по спине. — А сейчас позвольте вас оставить. Дела… Младые отроки столь резвы… — он хихикнул и затворил за собой дверь.
Бестужева, очень нарядная сорокалетняя дама с живым, умным лицом, сидела у окна в кресле и с ласковой улыбкой смотрела на Алешу. Тот переминался, не смея поднять головы, потом нерешительно сделал два шага вперед и замер истуканом.
— Ну здравствуй, голубь мой. Хорош. Повзрослел, возмужал. А как театр? Не бросил без меня лицедействовать?
— Кто ж меня с этой каторги отпустит? — прошептал Алеша.
— Ну, ну… зачем так говорить? Театр украшает жизнь. Когда спектакль?
— Сегодня. В десять…
— Кого представляешь?
— Камеристку, мадмуазель Анну из оперы «Гонимая любовь».
— «Гонимая любовь»? — произнесла Бестужева со значением, встала, подошла к Алеше, потрепала его по щеке и засмеялась откровенно кокетливо. — Пора тебе переходить на мужские роли, а? Я вечером пораньше в театр приеду, помогу в костюм облачаться.
Алеша отрицательно затряс головой. Анна Гавриловна провела пальчиком по пушистой Алешиной щеке, потрогала родинку, вложила ему в руку кошелек.
— Зачем? — растерялся Алеша.
— Такая мушка называется «роковая тайна». А роковые тайны дорого стоят. А после театра поедем ко мне…
Алеша упал на колени и припал к руке благодетельницы. На его лице застыла гримаса полного отчаяния.
Стоящая у крыльца навигационной школы карета была великолепна. Вся школа пришла в возбуждение от редкого зрелища. Но прилипших к окнам курсантов волновали не столько кони в сафьяновой сбруе и золоченые колеса, сколько обитательница кареты — молоденькая и очень красивая девица в пышной прическе. Она, казалось, не замечала общего внимания, но принимала картинные позы: то начинала зевать, выказывая крайнюю скуку, то взбивала тоненькими пальчиками локоны у виска, то невидящим взглядом скользила по верхушкам деревьев. Тот же невидящий взгляд оборотила она на вышедших из школы Никиту и Сашу и тут же отвернулась.
— Нас, может быть, и не тронут, — говорил Саша, продолжая разговор, — а вот Алешке достанется. Засадят… — он не окончил фразы и замер, глядя на девушку в карете.
— Кто это? — спросил Никита, поймав его взгляд.
— Анастасия Ягужинская, — ответил Саша благоговейным шепотом, — Дочь Бестужевой… от первого брака.
Они остановились в тени тополей. Анастасия повернула голову, Саша тут же поклонился. Надо ли говорить, что его поклон был оставлен без всякого внимания.
На крыльцо вышла Бестужева, директор почтительно вел ее к карете.
— Наконец-то! — капризно сказала Анастасия. Подоспевший кучер опустил подножку перед Бестужевой.
— Премного благодарен, ваше сиятельство… — бормотал директор. — За великие заботы ваши… Флот русский перед вами в неоплатном долгу…
Уже сидя в карете, Бестужева подняла взгляд и в одном из окон увидела Алешу. Лицо его было напряженным и испуганным. Анастасия увидела улыбку на губах матери, поймала ее взгляд и неодобрительно скривилась.
Карета покатила.
Никита и Саша не заметили, как рядом с ними очутился Алеша.
— Алешка… живой… — сказал Никита. — Нам надо убираться отсюда поскорее, пока Котов к начальству не вызвал. Пошли ко мне обедать. Гаврила уже щи из трактира принес…
Директор подошел к своему кабинету. С лица его еще не сошла та особая улыбка, которая появляется после общения с большим начальством, но она медленно сползла с лица, когда он увидел ожидавшего его у двери Котова. Тот был мрачен, под левым глазом его уже разлилась болезненная синева. Они молча прошли в кабинет. Котов положил перед директором бумагу и сел, хмуро глядя перед собой. Директор быстро пробежал глазами бумагу, потом отодвинул ее от себя, потом опять запустил в нее глаза.
— Да что он такое натворил — этот Корсак? — спросил он, наконец, с некоторым раздражением.
— Ленив, необуздан, зол, невоздержан на язык, предерзостен, любопытен без меры. — Котов поморщился и добавил словно для себя. — Знакомства подозрительные имеет…
— А мне известно, что он весьма прилежен в науках, о море мечтает, остропонятен, а что любопытен, так и хорошо! — назидательно сказал директор, но, встретив ощупывающий взгляд Котова, переменил тон на доверительный. — Ну не могу я его наказать, исключить, выпороть и в солдаты не могу списать. Вы меня понимаете?
Лицо Котова словно в кулек сжалось, стало жестким и опасным.
— Дурные новости из Петербурга… Открыт злодейский заговор, — сказал он почти с радостью. — Одного уже взяли…
Директор озаботился и понимающе закивал головой, но видно было, что подобные разговоры волнуют его мало — слишком далека навигационная школа от дворцовых дел.
— Ивана Лопухина, подполковника, — продолжал Котов. — Матушка его, говорят, тоже замешана и некоторые дамы… Государыню Елизавету хотели извести, а трон вернуть младенцу Ивану, внуку Анны Иоанновны, что в Риге под стражей обретается. Опять задумали немчуру во дворец пустить. Сейчас ищут причастных… Среди знатнейших и влиятельнейших фамилий. Вы изволите понимать, о чем я говорю, господин капитан?
Директор сидел, не поднимя глаз. Он начал понимать…
Вечер. Театральная зала наполнилась публикой: роскошно одетые вельможи, дамы с фижмами, девицы, старички.
Три музыканта: флейта, виолончель и клавесин наигрывали гавот для развлечения публики. На сцене устанавливали последние декорации. Кто-то из актеров заглянул в глазок занавеса: «Нарышкина приехала?.. А это кто в лиловом у колонны?»
Второй актер тоже заглянул в глазок, отыскал глазами вельможу в лиловом: «Не московский… У нас он первый раз…»
На сцене появился Алеша в платье камеристки, в пышном парике. Он заметно нервничал и все время поправлял подкладной бюст, который разъезжался куда-то под мышки.
— Бестужева приехала? — спросил он, подходя к актерам.
— Нет еще.
— Дай я посмотрю.
Алеша заглянул в глазок. Горели свечи, нервно дергались веера. Кресло Бестужевой, поставленное как всегда чуть поодаль от прочих, пустовало.
— Может, заболела? — с надеждой в голосе прошептал Алеша и тайно перекрестился. — Пронеси, господи!..
Поздний вечер. Тихая зеленая улочка. Особняк Бестужевой. На противоположной стороне улочки под липой стоял Саша Белов и внимательно смотрел на окно мезонина, в котором двигалась фигура Анастасии. Лицо у Саши было мечтательным и нежным.
Вдруг на улочку въехала закрытая карета, остановилась возле особняка. С запяток соскочил человек в штатском и угодливо распахнул дверцу. Из кареты решительно вышел офицер, за ним двое драгун, вошли в дом. Саша всмотрелся в штатского и с изумлением узнал в нем Котова.
— Из тайной канцелярии… За Бестужевой Анной Гавриловной и ейной дочерью Анастасией… А вина ваша — участие в заговоре! — Услышал чуть позже Саша.
Свет в мезонине погас, раздались пронзительные крики, залаяла собачонка, мужские голоса что-то бубнили на одной ноте. Саша метался под липой, то прятался за ее широкий ствол, то выходил вперед, нерано кусая ногти.
Из дома в сопровождении охраны вышли арестованные женщины. Анна Гавриловна держалась спокойно, независимо. Анастасию почти волокли под руки двое драгун. Она плакала и кричала:
— Как это — арестована? Да как вы смеете? Матушка, да что же это?
— Уймись, Анастасия, стыдно! — прикрикнула Бестужева и первой села в карету. Анастасия забилась в руках драгун: «А-а-а!»
Офицер сгреб ее в охапку и впихнул в карету. Неожиданно перед Сашей вырос Котов.
— А ты что здесь делаешь? — прошипел он.
— Я? Мимо шел.
— Ну и ступай себе! Да, кстати… а где Корсак? В театре?
— А где ж ему быть? — угрюмо ответил Саша. Котов засмеялся, деловито потер руки и вспрыгнул на запятки. Карета пронеслась по улице, и снова стало тихо.
Саша пришел в себя и бросился в театр…
В антракте Алеша прибежал в пустую гримерную, чтобы перетянуть бечевки и поставить на место подкладной бюст. Свеча перед зеркалом освещала его напряженное лицо, снятый парик на подставке, сброшенное платье. Алеша очень торопился, потянул за бечевку слишком сильно, и она оторвалась, перекосив толщинки.
— Черт! — он с ненавистью ударил себя кулаком в пышные перси.
В этот момент в гримерной появился Саша Белов.
— Сашка, вот кстати, — обрадовался Алеша. — Помоги затянуться.
Задыхающийся после сильного бега Саша поспешно потянул за тесемку, перевел дух.
— Твоя арестована!
