— Твоя арестована!
— Кто — моя? — не понял Алеша, довольный тем, что бюст наконец занял положенное место.
— Анна Гавриловна… Бестужева… Час тому назад. Ну что уставился? Взяли твою Анну Гавриловну и с ней дочку — Анастасию.
Алеша ничего не ответил и стал поспешно одеваться.
— Что молчишь-то? — не выдержал Саша. — Заговор в Петербурге открыт.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю, — многозначительно сказал Саша.
— Анна Гавриловна-то здесь причем? — Алеша стал прилаживать парик, шепча при этом себе самому: «Ах жалость-то какая!..»
— Чего жалеть? Не нашего ума это дело. Я к тебе не с тем, — Саша понизил голос. — Я Котова сейчас встретил. Он меня спросил: «А Корсак где?» Я говорю: «В театре… где же ему быть?», а он руки вот так потер и засмеялся. Деловит и весел. Чуешь, куда гнет. Это арестом пахнет. И не в наш школьный подвал, а кой-куда подальше.
Алеша дико посмотрел на Белова.
— Куда — подальше?
— В крепость — вот куда. Ты записки Бестужевой носил?
— Записки? Зимой вроде одну отнес. А куда, убей бог, не помню.
— Так вспомнишь. В тайной канцелярии умеют память оживлять. Бежать тебе надо и немедля.
— Да куда бежать-то?
— В Петербург… или в деревню к матери.
— А спектакль?
— Отыграй свой спектакль — и деру. Деньги есть?
Алеша плохо соображал.
— Да мало денег-то, — он закинул юбку на голову и подпоясался шпагой. — И теплое что-то надо взять. И это… книги, глобус…
— Какой к черту глобус! В казарму не ходи. К Никите тоже не ходи. Котов может нагрянуть. Я побегу за Никитой. Жди нас здесь, понял?
— Корсак! — крикнули снизу. — Где ты, дьявол тебя…
Алеша бросился из комнаты, Саша поспешил за ним…
Пошло второе действие. В зале было душно, публика разомлела, где-то слышались негромкие разговоры, трещали веера, и мало кто заметил, что очаровательная камеристка Анна поет явно невпопад.
— Голос его подобен органу, цитре, флейте… Но его стрелы не достигнут меня. Нет! И вздохи не тронут, — томно закатив глаза, восклицала сценический текст госпожа Лебрен.
Алеша покосился в зал, прошелся мужской походкой, потом встал столбом и только тут услышал реплику, подсказанную суфлером.
— О госпожа моя… не так уж он плох, кавалер… кавалер, — бубнил Алеша, вспоминая имя.
— Буридан… — надрывался суфлер. — Буридан…
— Буриданов осел… — проговорил Алеша, словно про себя…
В зале раздался смешок. Госпожа Лебрен ущипнула Алешу за руку.
— Сам ты осел! — прошипела она одними губами. — Что за чушь ты несешь?
Какой-то лишний шум в зале привлек Алешино внимание. Он глянул в зал и увидел драгун. В зале было много зеркал, и оттого казалось, что драгун не трое, а целый отряд.
— Что за чушь ты несешь… — повторил он тупо, потом прошептал в ухо мадам Лебрен, — это за мной… — И уже в полный сценический голос добавил, — госпожа, я того… должна уйти…
Мадам Лебрен посмотрела на него дико.
Тут Алеша увидел, как откуда-то возник Котов и деловой походкой направился за кулисы. Продолжая пятиться в глубь сцены, весь взмокший от ужаса, Алеша скосил глаза и увидел Котова совсем рядом. Он стоял в проходе, отрезал Алеше путь в гримерную. Тут они встретились глазами, и Котов даже слегка качнулся в Алешину сторону, словно собирался вскочить на сцену.
Самообладание изменило Алеше.
— Черт красноглазый! — крикнул он Котову в лицо и вдруг неприлично подобрав юбки, прыгнул со сцены в зал и понесся вдоль стены.
Котов тоже вскочил на сцену, тоже спрыгнул в зал. В двери, ведущей на главную лестницу, стояли драгуны, поэтому Алеша нырнул в боковую дверь, при этом нечаянно сбил ногой высокий канделябр, утыканный свечками. Канделябр, словно нехотя, стал заваливаться на бок, через него лихо перепрыгнул Котов и скрылся вслед за Алешей за дверью.
Канделябр не упал, потому что был подхвачен вельможей в лиловом — князем Черкасским. Только одна свеча упала в подол сидящей рядом дамы. Рюшки на подоле дамы занялись сразу, и по парчевому подолу побежали два огненных ручейка. Черкасский сбросил свечу на пол, наступил на нее ногой, потом сорвал с себя камзол и прижал его к юбке дамы, пытаясь потушить огонь. Та начала дико кричать и отпихивать князя от себя. Вокруг дамы засуетились родственники.
— Пожар! — закричал кто-то фальцетом.
Шум, гам, перевернутые кресла. Все бросились к дверям…
Отступая от напиравшего Котова, Алеша размахивал шпагой и толкался во все двери. Наконец одна отворилась. Алеша оказался в спальне. Перемахнув через огромную кровать, он метнулся к окну, но сразу преодолеть высокий подоконник ему не удалось, подставные бока затруднили движение. Тут и настиг его Котов. Он буквально вцепился в сидящего верхом на подоконнике Алешу.
— Не уйдешь, злодей! Душегубец! — хрипел Котов, повиснув в Алешиной юбке.
Шпага полетела в открытое окно. Алеша отбивался двумя руками. Видя, что он вот-вот выскользнет из юбки, Котов решил обхватить юношу руками за талию, поэтому он разжал руки и слегка подпрыгнул. Этот прыжок был роковым для Котова. Удару под дых коленкой Алеша был обучен еще деревенскими мальчишками. Котов сразу обмяк, задохнулся и повалился на пол, ударившись головой в бронзовое крыло, украшавшее подлокотник лежащего на боку кресла. На миг ему показалось, что все звезды вспыхнули фейерверком.
— Тезоименитство государыни Анны… — прошептал Котов и потерял сознание.
Алеша выпрыгнул в окно.
В зале продолжалась кутерьма. Актеры облепили рампу, глядя с ужасом в зал. Суфлер почти вылез из будки, бил по ногам книгой, вопрошая: «Что там? Что там делается?» У дверей громоздилась толпа: драгуны стояли стеной и выпускали из зала по одному.
Только один человек в зале сохранял полное спокойствие… Задумчивым взглядом князь Черкасский посмотрел на дверь, в которую скрылся Котов, потом встал, надел камзол, вынул свечу из канделябра и неторопливо стал подниматься по узкой лестнице, ведущей на второй этаж. На втором этаже он прошел по коридору, зашел в открытую дверь спальни и остановился, глядя на лежащего на полу Котова.
Тот медленно приходил в себя. Полный муки взгляд его уставился на горящую свечу, потом он поднялся и только здесь увидел Черкасского.
— Не узнаешь? — тихо спросил князь. — Десять лет прошло.
Лицо Котова приняло дикое выражение, словно он призрака увидел, и вдруг бросился лобызать щегольские туфли.
— Не губите, князь!.. Я теперь наставником состою, при отроках. В навигацкой школе.
— Ничего, отдохнут без тебя молодые души, — Черкасский два раза повернул ключ в замке. — А теперь… молись, Котов, молись…
По опустевшей театральной зале расхаживали трое драгун, один из них ставил на ножки перевернутые кресла.
— Боюсь пожаров, — сказал первый. — От копеечной свечки пол-Москвы сгорело.
— Так не было пожара-то! — сказал второй. — Зюкин, брось порядок наводить. Пошли!
— А где энтот? В черном камзоле?
— А кто его знает?
— Кого арестовывать-то шли? — спросил первый.
— А кто его знает! Явился к нам один, и нашумел: слово, мол, и дело! Пришел сюда, а сам сгинул. Брось ты, Зюкин, кресла! Не наше дело карячиться тут! Пошли!
В залу стремительно вошли Никита и Саша Белов.
— А где актеры? — спросил Саша.
— Разбежалися…
— Куда разбежались? И почему здесь?.. — Саша показал рукой на косо стоящие кресла, брошенные веера, платки.
— Мы пришли на крик, — строго сказал второй драгун. — Спасли «киятр» от пожара. И точка!
Драгуны гуськом вышли из залы. Саша и Никита переглянулись в полном недоумении.
— Может, Алешка все же ко мне пошел? — спросил Никита…
Ночь. Саша и Никита сидели у окна в комнате Никиты. Гаврила сервировал стол на две персоны, всем своим видом являя недовольство.
— Ходят всякие… — ворчал он негромко. — Ночь на дворе, а тут… ужин. Посмотришь — франт-франтом, а тоже любит похарчиться за чужой счет.
За окном стукнула калитка. Друзья насторожились. Никита встал, всматриваясь в темноту.
— Нет, не Алешка… Ветер.
— Какой длинный сегодня день, — сказал Саша, — и сколько событий. Бестужеву арестовали… И Анастасию… — в голосе Саши прозвучала такая боль, что Никита быстро посмотрел на него.
— Ты что?..
— Влюблен… хочешь спросить? — усмехнулся Саша. — Я не влюблен, я сошел с ума. Любить Анастасию все равно, что пылать страстию вон к той звезде… Что с ней будет, Никита?
— Я думаю, что их больше Анна Гавриловна интересует. Анастасия так молода. Но странно. Зачем Бестужевой участвовать в каком-то заговоре? Фамилия Бестужевых в таком почете. Муж Бестужевой — брат самого вице-канцлера!
Друзья сели за стол.
— Алешка бежал, это ясно, — сказал Саше Никита. — Как все нелепо получилось. Боюсь я за него.
