– А у тебя как дела, Брайан, есть подвижки?
– Да не очень. – Это звучит не слишком впечатляюще, поэтому я как бы мимоходом добавляю: – Есть у меня одна знакомая, Алиса, и она пригласила меня завтра в гости, в свой коттедж, так что…
– Коттедж? – удивляется Спенсер. – Она кто такая? Доярка?
– Да нет, у нее дом в деревне, а ее родители…
– Так ты ее трахаешь? – перебивает меня Тони.
– У нас платонические отношения.
– А что такое «платонические»? – спрашивает Спенсер, хотя наверняка знает, что это такое.
– Это значит, что она ему не дает, – гогочет Тони.
– Я ее не трахаю, потому что не хочу трахать ее, по крайней мере не сейчас. Если бы хотел, то трахнул бы.
– Хотя последние события показывают, что дело вовсе не в этом, – подсказывает Спенсер.
Тони находит это невероятно смешным, поэтому я снова решаю отступить и ухожу, чтобы принести еще пару джинов с пивом. Выходя из-за столика, я слегка запинаюсь, значит выпивка уже начала делать свое дело, а мне нужно помнить, что карманные деньги в наши дни имеют свойство очень быстро заканчиваться. Хотя «Черный принц» – весьма дешевое заведение; здесь три молодых человека вполне могут дойти до кондиции и при этом получить сдачу с десятки.
Когда я снова сажусь на место, Спенсер спрашивает меня:
– Так чем ты вообще занимаешься целыми днями?
– Разговариваю. Читаю. Хожу на лекции. Спорю.
– Да, настоящей работой это назвать нельзя, правда?
– Это не работа. Опыт.
– Ага, опыт. Я очень рад, что обучаюсь в Школе Жизни, – провозглашает Тони.
– Я тоже подавал документы в Школу Жизни. Не прошел по конкурсу, – добавляет Спенсер.
– Ты ведь это не первый раз говоришь? – спрашиваю я.
– Конечно же нет. А как насчет политики?
Я воспринимаю этот вопрос в штыки:
– А что насчет политики?
– Ходил в последнее время на какие-нибудь хорошие демонстрации?
– Да, на парочку.
– Какие? – интересуется Тони.
Самое мудрое сейчас – сменить тему, но я не вижу причин, по которым должен идти на компромисс со своими политическими взглядами ради легкой жизни, поэтому выкладываю все как есть:
– Апартеид…
– За или против? – уточняет Спенсер.
– Здравоохранение, права голубых…
Это задевает Тони за живое:
– И какая же сволочь пыталась ущемить твои права?!
– Не мои права. Муниципалитет, в котором засели сплошные тори, выступил с инициативой запретить изображать гомосексуализм в положительном свете: это же узаконенная гомофобия…
– Значит, там этим занимаются? – спрашивает Спенсер.
– Где?
– В университете. Потому что я не припомню никого, кто учил бы нас этому в школе.
– Нет, там этого не делают, но…
– Тогда по какому поводу вся эта шумиха?
– Ага, вот ты, например, оказался голубым без всякого обучения, – говорит Тони.
– Ага, именно так, Тони, это ты сильно сказал…
– А я считаю, что это форменный скандал, – с притворным возмущением заявляет Спенсер. – Думаю, этому надо учить. По вечерам во вторник. Придет дядя и скажет: «Я – ваш педагог, но вы можете называть меня просто „педик“».
– Извините, мистер, я забыл свою гомашнюю работу…
– Гей-би-си!
Мы пытаемся родить еще какую-нибудь шутку, но не можем ничего придумать, поэтому Спенсер говорит:
– Знаете, а мне кажется, это так классно – бороться за что-то важное. Иногда это нас всех касается. Вот ты, например, вступил в Движение за ядерное разоружение. Был у нас с тех пор ядерный холокост? Не-а.
Тони вскакивает с места:
– Ну что, повторим?
– Только, Тони, пожалуйста, на этот раз без джина, – умоляю я, не сомневаясь, что он все равно добавит джина.
Когда Тони уходит, мы со Спенсером сидим и сворачиваем пустые пакеты из-под чипсов в маленькие треугольники, зная, что еще не все высказали друг другу. Джин сделал меня раздраженным и мрачным: что толку идти в бар с друзьями только для того, чтобы они поиздевались над тобой. Наконец я говорю:
– А ты бы против чего стал протестовать, Спенс?
– Не знаю. Разве что против твоей прически…
– А если серьезно?
– Поверь мне, я это серьезно…
– Но послушай, ведь есть хоть что-то, за что ты готов бороться!
– Не знаю. Много за что. Но уж всяко не за права голубых…
– Есть не только права голубых, полно и других проблем, которые касаются и тебя тоже: падение уровня жизни, сокращение пособий, безработица…
– Большое спасибо, дружище Брайан. Я рад, что ты борешься за мои права, и жду, когда я стану получать больше бабок.
Мне здесь нечего добавить. Решив пойти на примирение, я дружеским тоном говорю:
– Слушай, а приезжай ко мне в следующем году!
– Типа как на день открытых дверей?
– Да нет, просто поприкалываемся… – Тут мне пора менять тему разговора на секс, или фильмы, или еще что-то, но я спрашиваю: – А почему бы тебе не пересдать выпускные экзамены?
– Хмммм, да просто не хочу…
– Но ты ведь зря…
– Зря? Ни черта не зря! А ты собрался учить поэзию и дрочить в носок три года подряд – вот это зря.
– Но необязательно изучать литературу, можешь получить более востребованную профессию…
– Брайан, может, сменим тему?
– Хорошо…
– …Потому что я уже наслушался вот таких, блин, добрых советов в органах здравоохранения и социального обеспечения и не хочу выслушивать эту срань в пабе в День подарков…
– Ну ладно, давай сменим тему, – говорю я и в качестве оливковой ветви предлагаю: – Сыграем в викторину на автомате?
– Отлично. Сыграем в викторину.
Владельцы «Черного принца» разорились на один из новомодных компьютеризованных автоматов для игры в викторину, и мы ставим на него свои свежие кружки с пивом.
– Кто играл Кегни в телесериале «Кегни и…»? [51]
– «С» – Шэрон Глесс, – говорю я.
Правильно.
– Трафальгарское сражение было в…
– «В» – в 1805 году, – говорю я.
– Какое прозвище получил футбольный клуб Нориджа?
– «А» – «Канарейки», – говорит Тони.
Правильно.
Может, сейчас самое время упомянуть о «Вызове»?..
– Чья настоящая фамилия была Шикльгрубер?
– «В» – у Гитлера, – говорю я.
Правильно.
Вот прямо сейчас взять и бросить ненароком: «А кстати, парни, представляете, я попаду на „Университетский вызов“!»
– Какой американец стал семикратным олимпийским чемпионом?
– «D» – Марк Спитц, – говорит Тони.
Правильно.
«Ну, знаете, „Университетский вызов“, его по ящику показывают?..» Может, над этим они не станут прикалываться. Может, они подумают, что это клево – «молодец, Брай», – ведь как-никак мы старинные друзья…
– Еще один вопрос, и мы выиграем два фунта!
– Ну давай сосредоточься…
Мне обязательно нужно рассказать им про «Вызов»…
– На сколько «Оскаров» были номинированы «Звездные войны»?
– «В» – на четыре, – говорю я.
– «С» – ни на один, – говорит Тони.
– Я точно знаю, что на четыре, – возражаю я.
– Ни фига, это вопрос-ловушка. Они ничего не получили.
– Не победили в номинации, а были представлены…
– Поверь мне, Спенсер, они и не были номинированы…
– На четыре, Спенс, клянусь, «В» – на четыре…
И вот мы оба смотрим на Спенсера и умоляем его глазами: «Выбери меня, пожалуйста, не его. Я прав, клянусь, выбери меня, выиграем два фунта», – и Спенсер и впрямь выбирает меня, верит мне и нажимает «В».
Неправильно. Правильный ответ «D» – на десять.
– Вот видишь! – орет Тони.
– Так ты тоже не угадал! – ору я в ответ.
– Засранец, – говорит Тони.
– Сам засранец, – отвечаю я.
– Вы оба засранцы! – утешает Спенсер.
– Это ты, блин, засранец, – взрывается Тони.
– Нет, дружище, это ты у нас засранец, – говорит Спенсер, и я решаю, что вообще не буду рассказывать им про «Университетский вызов».
Четвертая пинта джина с пивом делает нас сентиментальными и вызывает ностальгию по тому, что происходило шесть месяцев назад, так что мы сидим и с удовольствием вспоминаем людей, которые нам не нравились, и веселые моменты, которых на самом деле не было, а также обсуждаем, была ли на самом деле наша училка физкультуры миссис Кларк лесбиянкой и сколько именно весил толстяк Барри Прингл, а затем наконец-таки объявляют о скором закрытии бара.
Когда мы выходим из «Черного принца», начинается дождь. Спенсер предлагает сходить в ночной клуб «Манхэттен», но мы не настолько набрались. Тони стырил на Рождество новый видик и хочет посмотреть «Пятницу, 13-е» в восемьдесят девятый раз, но я слишком пьян и угнетен, поэтому решаю отправиться домой, а это в другую сторону.
– Приедешь на Новый год? – спрашивает Тони.
– Не думаю. Скорее всего, буду у Алисы.
