— Телескоп.
— Где он его откопал?
— Да он у него шесть лет на полке лежал. Только теперь пригодился.
Женщина вошла в магазин.
— Что там происходит? — поторопили Мамеда, молча смотревшего в телескоп.
— Ничего особенного. Нуры подошел к пожарным, о чем-то разговаривают… Да-а, вид у него довольно мрачный.
Люди с факелами ходили между барханами, зажигали норы, через которые проникал на поверхность газ.
К ночи пески горели сотнями огоньков, посреди которых гудела разверзшаяся земля. Полыхающий факел из скважины упирался в Черное небо.
В штабе по ликвидации фонтана находились Довлетов, Малышев, управляющий строительным трестом Проскурин, Юсуп Бердыев и несколько незнакомых нам лиц.
— Во-первых, просьба к строителям, — сказал Довлетов, — по возможности не отвлекаться на борьбу с фонтаном и заниматься своей основной работой, потому что никакая авария не дает нам права опаздывать со сдачей объекта. Понятно?
— Да, — отозвался Юсуп Бердыев.
Довлетов встал и подошел к доске, какие используют для уроков в школе, взял в руку мел, набросал схему скважины.
— Как вы понимаете, газу в скважине стало тесно, он ищет выхода. В ближайшее время следует ожидать образования грифонов. Естественно, где-нибудь в районе скважины. Здесь вот, здесь… — Он нарисовал мелком на доске фонтанчики. — Газ становится совершенно неуправляемым, и задавить его сверху нет никакой возможности.
— Придется бурить, — сказал Малышев.
— Вот именно, — подхватил Довлетов. — Надо бурить четыре наклонные скважины одновременно.
— А не дорого? — усомнился Малышев. — Четыре сразу…
— Смешно экономить на спичках, когда теряются миллионы. Двенадцать миллионов кубометров газа в сутки! Столько же за это время потребляет, например, Ленинград! Какой глубины аварийная скважина? Две пятьсот?
— Две тысячи четыреста девяносто пять метров, — подсказал Малышев.
«2495» — обозначил на доске Довлетов.
— Значит, наклонные скважины должны быть пробурены так, чтобы мы могли попасть наклонной скважиной в аварийную, отвести газ в сторону, задавить аварийную и потом закупорить наклонную.
— Хорошо бы, — сказал Бердыев. — Но попробуете попасть в аварийную.
— Вот я и предлагаю, сделав соответствующие расчеты, бурить четыре одновременно. Вероятность попадания увеличивается. Скажите, какой предположительно радиус отклонения аварийной скважины?
— До ста двадцати метров, — сказал Малышев. — В самом низу, разумеется. В забое.
Довлетов нарисовал радиус, написал «120 м» и пунктиром изобразил отклонение аварийной скважины.
— Ну, а если попасть в ствол не удастся, — заключил Довлетов, — попробуем подействовать закачкой воды.
— Громоздкий способ, — заметил Малышев.
— Вы можете предложить другой?
— Нет.
К штабу подкатила машина. Из нее выскочил человек, облаченный в пожарную амуницию, перепачканный сажей, весь мокрый. Он буквально ввалился в помещение.
— Что там, Сетдар? — встревоженно поднялся Малышев.
— Грифоны!
— В каких местах? Возле скважины?
— Да. Газ выходит через соленое озеро. И прямо напротив.
…Соленое озеро бурлило и клокотало. Может быть, именно так человек представлял себе преисподнюю.
Прогремел выстрел из ракетницы, и кипевшее озеро в мгновенье ока охватило пламенем.
Солнце добела раскалило небо.
Халык, Марко и другие рабочие из бригады Круглова вручную очищали трубы.
Бригадир возился с вышедшей из строя очистной машиной.
— Что там у вас случилось? — услышал Круглов.
Он поднял голову и увидел Юсупа Бердыева.
— Кольцо со скребками стерлось. — Круглов снял кольцо, поднялся.
— Черт возьми! — выругался начальник участка. — Кольца летят одно за другим, запасные кончились… Из-за какой-то паршивой детальки начнется отставание по всему участку. Придется самому лететь в трест.
— Поторопись. Руками мы много не сделаем.
Юсуп ушел. Круглов повертел в руках кольцо со стершимися скребками и бросил в песок.
Довлет-ага с отарой возвращался с выпаса, когда вдруг Акбай стал выказывать беспокойство. Он убежал вперед, намного обогнал отару и там, впереди, беспокойно заметался, принюхиваясь к песку. Затем вдруг бросился навстречу отаре. Наскакивая на овец и остервенело лая, пес попытался повернуть их в обратную сторону.
— Ты что, разбойник? Не смей!
Окрик хозяина заставил пса отступить. Овцы двинулись дальше, и тогда Акбай неожиданно бросился на чабана, трусившего на ишаке позади отары. Довлет-ага отгонял его палкой.
Отара расползлась по пескам, растянулась. И овцы, бежавшие впереди, вдруг стали медленно-медленно взлетать над пустыней. Смешавшись с песком и пылью, они поднимались все выше и выше… Прозвучал взрыв, пронзительно завизжал Акбай, мощной волной чабана сбросило на землю.
Так же медленно опускались на землю животные, вращаясь в воздухе…
Когда оглушенный взрывом Довлет-ага поднялся, кругом стояла темная завеса пыли. Впереди извергался гигантский газовый грифон.
Довлет-ага тряхнул головой. Вившийся вокруг него пес заливался лаем, но чабан не слышал его. Он сдавил ладонями голову и так стоял до тех пор, пока сквозь толщу навалившейся глухоты не пробился лай собаки.
Он приблизился к грифону, упал на колени и стал отрывать из песка овцу. Она оказалась мертвой. Он принялся отрывать вторую, третью… десятую…
Чабан совершенно выбился из сил к тому времени, когда на машинах, мотоциклах и вертолетах к месту нового выброса газа прибыли люди. Заметив Нуры, чабан встал.
— Как же так, сукин сын, ты строишь? — спросил он, всю вину возлагая на сына. — Что ты наделал, подлец, своим газом? — И угрожающе подняв свой чабанский посох, он пошел на Нуры.
Отчаявшийся отец на глазах у всех колотил руководителя газовой промышленности республики, словно провинившегося ребенка. Колотил до тех пор, пока, обессилев, едва не упал на землю — Нуры успел подхватить отца.
Была уже ночь. Довлет-ага сидел у костра, разведенного рядом с кибиткой, пил чай. Из транзистора звучала народная музыка.
На ЗИЛе подъехали Оразгельды и повар Аман. Почтительно поздоровавшись с чабаном, присели возле костра. Повар положил на песок несколько бутылок пепси-колы.
Довлет-ага пододвинул к ним чайник, пиалы.
Заметив бутылки, пес изучил их внимательным взглядом.
— Хочешь попробовать? — повернулся к собаке Аман, открыл бутылку и вылил содержимое в миску.
— Не отравится? — насторожился чабан.
— Нет. Тонизирующий напиток.
Пустую бутылку повар горлышком воткнул в песок, а сам, принимаясь за чай, наблюдал за псом, который понюхал напиток, но не притронулся.
— Если собака не пьет, значит, гадость, — сделал вывод чабан.
— Да нет, я пил — ничего.
Помолчали.
— А вы знаете, что овца самое древнее на земле животное? — заговорил Аман, чувствуя, что пауза начинает затягиваться. — Из домашних, конечно.
— Откуда ты знаешь? — чабан недоверчиво посмотрел на повара.
— Пишут. Считается, что овца приручена человеком около двенадцати тысяч лет назад. Раньше собак.
При слове «собак» Акбай посмотрел на повара.
— Все понимает, — удивился повар. — Только не говорит.
— И слава аллаху, — сказал чабан.
— Слава аллаху, — согласился повар, с опаской взглянув на пса. — В Северном Ираке, — он внимательно посмотрел на звездное небо, — это вот там, — показал он рукой направление, — найдены кости овцы, которым двенадцать тысяч лет. Англичане подсчитали, что с древних времен одна овца в среднем кормит и одевает трех человек. Шерсть теплая, мясо вкусное, кожа мягкая, сыр…
— Слышишь? — Довлет-ага повернулся к Оразгельды. — А вы все иа стройку бежите, в город.
И чабан опять замолчал, уставившись на огонь.
— О чем задумались, яшули? — спросил повар.
— Разве не о чем? — вяло отозвался Довлет-ага. — Как не задуматься, когда такое в мире творится. Раньше как было? Раньше сын у отца мог всю жизнь учиться. А теперь? — Он тяжело вздохнул. — Дети так далеко от нас оторвались, что им и совета не у кого спросить. Это неправильно.
— А как же прогресс? — вмешался Оразгельды. — Не будет прогресса, если дети не станут умнее отцов.
— Будьте умнее, я не против. Я только вот что хочу сказать: познания сына образовали между нами пропасть. Мой опыт и опыт всех наших предков для него бесполезен. Разве это правильно?.. У нас в роду все скотоводы. Мы веками овец пасем, всегда на земле. А он под землей копается.
Чабан взял кусок причудливо изогнутого саксаула и подбросил в догоравший костер.
Кратер, из которого вырывался газ, продолжал расти. Вокруг него стояли четыре буровые вышки.