Татьяна. Нет.
Рахманинов. А я помню… Иди скажи маме, что через полчаса я буду готов.
Татьяна не двигается, смотрит на отца. Рахманинов распрямляется от куста, смотрит ей в глаза.
Рахманинов. Только на старости лет понимаешь, что жизнь — это затянувшееся прощание…
323. (Натурная съемка.) ВИЛЛА СЕНАР. ШВЕЙЦАРИЯ. ЛЕТО. ВЕЧЕР.
Автомобиль стоит у подъезда. Рахманинов прощается с дочерью и внуком. Здесь же старая Пелагея, садовник и челядь.
Рахманинов (сухо смеется). Ну что ж, прощайте. Я всю жизнь был бездомным странствующим музыкантом.
Он оглядывает дом, неожиданно отворачивается и отходит в тень дуба. Все смотрят на него.
Рахманинов. Надо бы подсадить роз на дальнюю клумбу.
Садовник (кланяется). Будет сделано.
Таня (сыну). Пойди поцелуй дедушку.
Мальчик бежит к Рахманинову, дергает его за рукав.
Саша. Дедушка! Дай я тебя поцелую!
Рахманинов не выдерживает, подхватывает внука на руки, крестит и, прижав к себе, шепчет.
Рахманинов. Еще увидимся. Даст Бог, еще увидимся.
324. (Натурная съемка.) ОКЕАН. НОЧЬ.
Бурный океан. Пенные волны бьются о борт океанского лайнера, и в ритм набегающим волнам звучит мощная тема Третьей симфонии Рахманинова.
325. (Натурная съемка.) ОКЕАНСКИЙ ЛАЙНЕР. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.
На пустой палубе стоит Рахманинов, подставив лицо соленому ветру. Он смотрит на бушующий простор, но видит другое…
326. СЕНАР. ЛЕТО. ДЕНЬ.
…Мысленным взором мы проходим по опустевшему, осиротевшему дому в Сенаре. Столовая с ее простой, добротной мебелью. Гостиная, где диваны и кресла накрыты чехлами и григорьевские портреты занавешены тюлем. Вестибюль с прекрасным бронзовым профилем Рахманинова. Мы входим в опустевшую студию, где рояль тоже стоит под чехлом. Камера панорамирует, на секунду задерживается на фотографии Рахманинова с младшей дочерью Татьяной, приближается к окну… И мы видим, как сон о далекой жизни, Рахманинова с завязанными глазами, растопыренными руками посреди лужайки. Он пытается поймать внучку Софью, внука Сашу, а те смеются, увиливая. Визг, крики… А на качелях, высоко взлетая, качаются Ирина и Татьяна. А вот — Рахманинов за рулем на своей моторной лодке. На корме — Шаляпин с развевающимися волосами…
327. (Съемка в помещении.) ПАРОХОД. КАЮТА. НОЧЬ.
Наталья спит. Рахманинов лежит с открытыми глазами, смотрит в темноту. Третья симфония продолжает звучать в ритм раскачивающемуся судну.
Голос Рахманинова. Какая странная у меня жизнь… Меня все время откуда-то выгоняли. Сперва из дому, затем из Петербургской консерватории, затем выгнали из Ивановки, а потом — из России… Теперь гонят из Сенара и вообще из Европы. Видать, так и будет до конца дней. Третьего гнезда мне свить не под силу.
328. (Натурная съемка.) ПАЛУБА ЛАЙНЕРА. РАССВЕТ.
Третья симфония разливается над просторами неунимающегося Тихого океана. Рахманинов, накинув пальто на пижаму, глядит назад, на восток, где горизонт алеет зарей.
Рахманинов. Прощай, Европа.
Подходит Наталья, заспанная, встревоженная.
Наталья. Я проснулась, а тебя нет.
Рахманинов. Посмотри, как красиво.
Мелодия Третьей симфонии достигает своего апогея, сливаясь с шумом штормовых волн могучего, бушующего океана. Встает солнце, обливая багряным золотом штормовые тучи.
Рахманинов. Как этот мир прекрасен! Если бы только люди это поняли и не старались его улучшить…
329. (Натурная съемка.) ДЕМОНСТРАЦИОННЫЙ ЗАЛ ФИРМЫ РОЯЛЕЙ «СТЕЙНВЕЙ».
В огромном зале, украшенном лентами и венками, выстроилась добрая сотня черных концертных роялей. В присутствии прессы и немногих приглашенных глава фирмы Теодор Стейнвей держит речь перед Рахманиновым.
Стейнвей. Смею вас уверить, господин Рахманинов, что для фирмы «Стейнвей» всегда будет исключительной честью, что вы выступаете на роялях нашей фирмы. Позвольте преподнести вам подарок. (Он делает жест в сторону роялей.) Любой концертный рояль — на ваш выбор!
Присутствующие аплодируют. Среди изысканно и роскошно одетых дам и джентльменов — Наталья, Ирина и Фолли. Рахманинов и Стейнвей позируют перед кино- и фотокамерами, улыбаются, пожимая друг другу руки.
Стейнвей (указывая на рояль). Не желаете попробовать?
Рахманинов неловко улыбается, подходит к роялю, садится, берет три первых аккорда своей знаменитой прелюдии.
Рахманинов. Роскошный звук.
Голоса из публики. Продолжайте, просим!
Рахманинов сосредотачивается, усаживается поудобнее, подкручивая винты на табуретке, опускает пальцы на клавиатуру, и мощные набатные звуки исторгаются из недр рояля. Публика затаила дыхание. Камера движется под музыку среди роялей.
330. (Съемка в помещении.) ЦЕХ СБОРКИ РОЯЛЕЙ.
В соседнем цеху, где рабочие собирают рояли, все работы остановились. Мастера застыли, отложив инструменты, с благоговением внимают могучим аккордам. Камера движется между полуразобранных роялей, и мы слышим, как струны в раскрытых деках дребезжат, отзываясь на волны музыки, проникающей из соседнего зала.
331. (Натурная съемка.) ДЕМОНСТРАЦИОННЫЙ ЗАЛ.
Рахманинов заканчивает играть. Аплодисменты.
332. (Натурная съемка.) ДЕМОНСТРАЦИОННЫЙ ЗАЛ. ПОЗЖЕ.
Официанты разносят шампанское и закуски. Рахманинов стоит с Натальей и Ириной в окружении восторженных поклонников. Стейнвей подводит к Рахманинову статную даму, сверкающую бриллиантами. В руках у нее несколько роз.
Стейнвей. Позвольте представить вам миссис Норт.
Миссис Норт. Мистер Рахманинов, нет слов! Моему счастью нет предела. Дайте я вас поцелую!
Она порывистым жестом обнимает Рахманинова и целует, ненароком поцарапав шипом розы его щеку. Рахманинов дергается, сморщившись.
Миссис Норт. Ах, простите, я вас поцарапала!
Рахманинов. Ничего.
Миссис Норт. Мой муж в Европе. Он будет в отчаянии, что не увидел вас! Я надеюсь, вы нас посетите и сможете посмотреть великолепную коллекцию, которую нам удалось вывезти из России.
Рахманинов вытирает пальцем кровь с царапины.
Рахманинов. Очень интересно.
Миссис Норт. Давайте сегодня же назначим дату, и мы устроим прием. Я покажу вам фарфор из Зимнего дворца. У нас есть кольцо вашего царя Николая Второго.
Рахманинов (с горечью). А императорской короны у вас нет?
Миссис Норт. Нет, ее купил Эндрю Мэллон. Но зато мы купили двух Тицианов и несколько Рембрандтов из царской коллекции. Я вам обязательно покажу. Вы приедете?
Рахманинов. Спасибо.
Дама отходит.
Рахманинов. Кто это?
Фолли. Жена нефтяного магната Сэмюэла Норта. Он торгует с Россией, и Сталин ему продал весь Эрмитаж.
От буфета Рахманинову машет ручкой коротенькая дама с пышной платиновой прической. Мы ее уже знаем — это музыкальный критик Флоранс.
Флоранс. Я здесь, мистер Рахманинов!
Рахманинов. Боже, опять эта критикесса. (Наталье.) Спаси меня от нее.
В это время к Рахманинову подплывает обрюзгший господин.
Господин. Мистер Рахманинов, вы не скажете в трех словах, как надо играть Шопена?
Рахманинов. В трех словах не могу, а в четырех: Шопена надо играть хорошо.
Он видит приближающуюся Флоранс, пытается ускользнуть, но уже поздно.
Флоранс. Господин Рахманинов, я пишу книгу о вас. Я хотела бы знать, какая основная идея прелюда, который вы исполнили. Правда ли, что программа этой музыки — история о двух заключенных, бежавших с каторги?
Рахманинов. Нет, не правда.
Флоранс. Но что-то вас вдохновило?
Рахманинов. Что вдохновило? (Улыбается.) Отсутствие денег…
Гости смеются.
Рахманинов (продолжает). Мне было 18 лет, я был абсолютно без денег, и я написал эту музыку.
333. (Натурная съемка.) ДЕМОНСТРАЦИОННЫЙ ЗАЛ. ПОЗЖЕ.
Теперь у рояля — певица с аккомпаниатором. Она поет «Сирень» по-русски. Слушатели уселись вокруг. Камера скользит по умиленным вежливым лицам — красивым, холеным, старым, напудренным и нагримированным — дам и джентльменов, терпеливо слушающих пение на чужом языке.
Наталья. Прекрасный концерт!
Рахманинов. Они ведь ни хрена не понимают, ты посмотри на эти лица!
