Медленно и неумолимо догонял Серега раздрызганный ГАЗ-51. Стрелка спидометра перевалила за сто. Серега включил сирену и дальний свет. Все пропускали его, съезжали на обочины.
Серега поровнялся с «газоном». «Газон» вильнул и ударился бортом в серебристый бок Серегиного фургона. Полетели щепки… Сзади вплотную поджимал Карцев.
Но вот Серега окончательно вырвался и ушел далеко вперед. Пьяный погрозил ему кулаком из кабины.
Тогда Серега затормозил и мгновенно развернул огромную свою машину поперек трассы.
«Газон» остановился, чуть не воткнувшись в «шкоду». Он попытался развернуться, но в эту же секунду сзади подкатил Карцев и тоже поставил свою машину поперек дороги.
Теперь «газон» был заперт с обеих сторон. Из него вылез здоровенный, яростно хмельной парень, держа в руке тяжелый баллонный ключ.
— Витюша, Витенька… Смотри, что у него в руках! — испугалась Лена.
— Сиди, — напряженно сказал Карцев. — Не боись. Сейчас мы его уделаем. — И спрыгнул на землю.
Одновременно с ним спрыгнул на землю из своей машины и Серега. Увидел у пария в руке ключ и покачал головой:
— Ах ты, Женя, Женя… Что же ты делаешь, сукин ты ко г…
Не спуская с пьяного глаз, Серега вытащил из-за топливного бака толстый двухметровый шланг для откачки солярки.
С двух сторон они стали приближаться к пьяному. Но тот видел только одного Серегу со шлангом.
— Тихо, тихо, тихо… — говорил ему Серега, и в тот момент, когда пьяный не выдержал и бросился вперед, Серега резко взмахнул шлангом и, словно бичом, рубанул его по рукам.
Баллонный ключ загремел по асфальту, парень заревел от боли, крутанулся и тут же получил от Карцева страшный удар в живот. И рухнул посреди дороги…
— Что вы делаете?! Витя! Вы с ума сошли! Сережа!.. Прекратите сейчас же! — закричала Лена. Она выскочила из кабины и бросилась к лежащему парню.
— Постереги-ка его, — сказал Карцев Сереге, а сам перехватил Лену за руку, насильно запихнул обратно в кабину, захлопнул за ней дверь и подошел к «газону».
Сел за руль, съехал с дороги и аккуратненько загнал «газон» в кювет. Вылез, деловито поднял капот, вынул ротор из распределителя, а потом одним махом вырвал всю электрическую систему двигателя. Ротор положил в карман, а провода закинул в придорожные кусты.
Лена сидела, в отчаянии закрыв лицо руками.
За «шкодами», перекрывавшими трассу, уже скопилось множество машин.
Карцев подошел к лежащему парню. Того рвало. Сквозь рвотные спазмы парень тупо всхлипывал:
— За что? За что? За что?..
— Айда, Серега, — сказал Карцев.
Они сели в кабины и одновременно стали разворачиваться.
Тронулись с места и остальные машины, которых застопорил этот случай.
Они объезжали лежащего на асфальте плачущего парня и поглядывали на макушку кабины его «газона», которая теперь жалко и нелепо торчала из придорожного кювета.
Ночная стоянка дальнерейсовиков всегда организуется с максимальным комфортом.
«Шкоды», МАЗы, КАМАЗы с громадными фургонами и рефрижераторами в сгущающейся темноте напоминают усталое стадо слонов на ночном водопое. Все они из разных городов и разными маршрутами завтра утром продолжат свой путь, но водители уже по много лет знают друг друга и поэтому с удовольствием собираются перед сном в один тесный кружок.
Чего только не наслушаешься на таких стоянках. Вот и сейчас, в свете фар одной машины, сидят человек шесть-семь и слушают Серегу.
Неподалеку, метрах в пяти, Лена и Карцев что-то разогревают на газовой плите.
— Возил я тогда одного генерала на ЗИМе, — говорил Серега. — А у него дочка. Отпад полный! Ну и началось у нас с ней… Я — в порядке: сапожки хромовые, гимнастерочка — диагоналевая, бриджи — с напуском. То, что доктор прописал! На танцах — король!.. Бабы — дохнут!
Все заржали. Карцев мрачно посмотрел на Серегу. Попробовал нацедить воды из бокового бачка — воды не было.
Серега выждал паузу и сказал:
— Короче. Вызывает меня генерал: Пушкарев, прошу не как генерал сержанта, а как мужчина мужчину — женись! Единственная дочка. То-се, пятое-десятое. Товарищ генерал-майор, говорю, не могу! Почему? Я тебе за ней «оппель-капитан» даю! Был у него трофейный «оппелек»… Я на своем: не могу. Да что ж ты, мать-пере-мать?! Любви, говорю, нету! А если что у нас и было, так, сами понимаете, товарищ генерал-майор… Он за пистолет — в трибунал, кричит, заживо сгною!..
— Хватит заливать, — оборвал его Карцев и протянул канистру. — Принеси-ка нормальной воды лучше.
Все захохотали уже над Серегой.
— Ну, погоди, Витек…
— Я кому сказал!
— Нацеди вон у меня из бачка, — сказал один водитель Карцеву.
— Ничего. Мой Серега знает свое дело туго. Раз сказано…
Поникший Серега встал, взял канистру и побрел за водой.
— Давай, Серега, скорее! — крикнули ему. — Доскажешь!..
Карцев вернулся к Лене:
— Сейчас будет вода…
Она посмотрела на Карцева, словно увидела его впервые:
— Господи, какие же вы жестокие! Как же ты можешь так?!
И снова дорога…
И снова серый бетон трассы перед глазами…
Снова впереди номера Серегиного фургона…
— Ты что молчишь? Укачало?
— Да нет… Думаю.
— О чем?
— Об всем… — Лена тоскливо посмотрела на бегущий назад перелесок. — Не нужно мне было срываться с места… Не нужно.
В этом городишке трасса была главной и единственной асфальтированной улицей.
У поста ГАИ стояла «шкода» с фургоном. Около нее маялся водитель. Когда он увидел приближающиеся машины Карцева и Пушкарева, выскочил на шоссе и отчаянно замахал руками.
В помощь ему от поста ГАИ отделился милиционер, помахал палочкой.
Серега и Карцев съехали вбок и остановились. Серега тут же выскочил из кабины, натягивая на себя куртку, доставая документы. Карцев вынул из папки накладные на груз и неторопливо вышел размять ноги.
— Мужики, — сказал усталый водитель лет сорока. — Буксирннте немного. Километра полтора…
— А чего у тебя? — спросил Серега.
— Двигатель… Застучал, в рот ему дышло. После капремонта.
— А что у них там за автохозяйство? — спросил Карцев.
Подошел милиционер, какая-то суровая женщина, а из стоящего рядом с постом ГАИ УАЗика вылезли двое мужчин — одни в кепке, другой в шляпе.
— Какое там автохозяйство! — махнул рукой водитель. — Свалка там у них.
У меня же груз скоропортящийся…
— Значит, товарищи водители, — сказал лейтенант милиции, — вы сами договоритесь, кто товарища отбуксирует. Только поживее. А то столько людей держим: товарищей из санэпидстанции, представителей райисполкома, народного контроля…
— Погодите, погодите, — сказал мужчина в шляпе. — Может быть, не будем так торопиться? Может, есть какой-нибудь другой выход?
— Айн момент! — сказал Серега. — Ты чем груженый?
— Скумбрией горячего копчения… Двенадцать тонн — не греши, отдай!
— Ну и что? — не понял Карцев.
— Так ей срок через восемь часов… А мне еще триста верст пилить.
— Ты в Москву, на комбинат, звонил? — спросил Серега.
— Звонил. Говорят, актируйте с местными властями. Чтобы акт был… Я и грузополучателю звонил. Они хотели машины прислать — перегрузить, да потом подсчитали: триста сюда, перегрузка, обратно триста, да срок реализации. Набирается часов шестнадцать… А ей, родимой, всего жить осталось — восемь. Вот и решили: отбуксировать на свалку, там разгрузить, облить керосином и уничтожить, чтобы никаких шахер-махеров не было… Вот из санэпидстанции вызвали, с исполкома.
— Что-то вы долго торгуетесь, — сказала суровая женщина. — Мы людей держим, понимаете, а они лясы точат!
— Товарищи! Ну, давайте все-таки поищем другой выход!.. — взмолился мужчина в шляпе. — Ну, давайте еще раз позвоним в Москву.
— Да что вы говорите?! — возмутилась женщина. — Продукт подлежит уничтожению, и я как главврач санэпидстанции…
— Да вы что, мадам?! — закричал Серега. — Люди уродовались, ловили эту скумбрию, коптили… А вы ее псу под хвост?!
Лена тихонько спросила Карцева:
— Это они хотят двенадцать тонн рыбы… того?
— И самое главное, они абсолютно правы, — так же тихо ответил ей Карцев. — Продукт скоропортящийся…
— И что, ничего нельзя придумать? — спросила Лена и посмотрела Карцеву в глаза.
— А черт его знает… — пробормотал он и вдруг громко спросил у водителя: — Где твои накладные?
— Вот. Все чин-чина рем… Я уже здесь часа два загораю.
— А качественное удостоверение и температурный режим холодильника?
— Вот у них, — водитель показал на суровую женщину. — Они и акт на уничтожение уже заготовили.
— Разрешите? — Карцев взял из рук женщины бумаги. — Так. Ах вы ж, гуси-лебеди! Чтоб не сказать хуже… Тебя как зовут?
