Подобрал мешок, влез в кабину и уехал…
…Потом на просеке ребята из его взвода, наворачивая из котелков горячую кашу, хохотали:
— Ох, Бурлак, уморил.
— Он чуть писаря не уморил.
— Коля, применение химического оружия запрещено международными соглашениями.
А командир сказал:
— За почту спасибо, Бурлаков. Но от канцелярии ты пока подальше держись, понял?
— Есть, товарищ лейтенант!
Коля читал письмо, спрятавшись от ветра за корпус трактора. Письмо было от бабушки: «Новостей у нас, Коленька, особых нету. Баба Дуня померла вечор. У меня руки совсем плохие стали. Если где тебе попадется лекарство венгерское, забыла как называется, голова совсем дырявая стала, купи. А мать так и не приезжала. Тебе-то пишет хоть? Пиши мне, Коленька…»
Снег с грохотом стучал по брезенту палатки. Внутри было тепло, правда, иней серебрился на потолке. Солдаты отдыхали. Большинство перечитывало письма и писало ответы, Коля пробовал сыграть на гитаре, но мешали болельщики, которые слушали по транзистору репортаж о международном хоккейном матче.
Вошел посыльный из штаба, отряхнул снег и сказал:
— Бурлаков! Есть?
— Ну? Есть, — нехотя поднялся Коля.
Кто-то присвистнул:
— Ого, смотри, писарчук-то накапал уже.
Держась за канаты, прошли к штабному домику. Вошли в знакомый коридорчик. Посыльный сказал:
— Сюда, — и показал па двери дежурного по части.
Коля вошел. Внутри было жарко и накурено. О чем-то тревожно пищала рация, и радист записывал, не снимая наушников. Офицеров было человек шесть: дежурный старший лейтенант, тот лейтенант, что ругался сегодня на Колю, его командир, майору — начальнику штаба и сам командир части. Писарь был тут же. Сидел в уголке с бумагами.
— Товарищ подполковник! рядовой Бурлаков по вашему приказанию прибыл, — доложил Коля.
— Прибыл, значит, — сказал командир части.
В это время радист передал ему листок с радиограммой. Прочитав, командир передал ее начштаба.
— Ну вот, прогноз подтверждается: метель с усилением морозов на ближайшую декаду. Вот такие пироги. — Он повернулся к лейтенанту, ругавшему Колю, и спросил: — Так это он из канцелярии нашего писаря выкуривал?
— Он, товарищ командир.
— Откуда же он такой веселый и находчивый?
Колин командир ответил:
— Сибирский.
— Морозоустойчивый, значит. Это хорошо. Ну, что скажешь в свое оправдание? — спросил командир у Коли.
— Виноват, товарищ подполковник, — вздохнул Коля.
— Виноват, — повторил подполковник. — А мне вот рекомендовали тебя как лучшего тракториста. Ну вот что, друг, шутки в сторону. Дело серьезное. Прогноз ты слышал. Горючее у нас на исходе, продовольствия тоже в обрез осталось. Вертолетов ждать теперь, как ты сам понимаешь, не приходится. На центральной базе весь транспорт в разгоне, и они нам ничего определенного не обещают. Остается один выход: пока совсем не отрезало заносами, пробиться на центральную, забрать горючее и продовольствие, сколько возможно, и вернуться. Вот такая задачка, сынок. Подумай и сам решай: если знаешь, что справишься, пошлем тебя, если нет — будем искать другого.
Николай немного подумал и сказал:
— Если выйти прямо сейчас, то пробиться можно.
— Дельный ответ. Пишите приказ, сержант Мартынюк: «С семнадцатого января сего года откомандировать на центральную базу рядового Бурлакова и сержанта Мартынюка…» Пиши, пиши! А кто же с накладными там будет возиться?
Коля почему-то снял шапку и спросил:
— Товарищ подполковник, а нельзя другого кого-нибудь?
— Нельзя. У меня каждый рабочий человек на счету. И потом, ты что же, хочешь совсем безнаказанным остаться за свои фокусы? Поедете вместе. Ничто так не сближает людей, как совместное преодоление трудностей! Все! Приказы не обсуждаются!
Свет фар упирался в сплошную снежную муть. Благо хоть деревья, стеной стоявшие по краям просеки, не давали возможности сбиться с дороги. Колю Бурлакова и писаря Мартынюка так мотало в кабине трактора, что казалось, сам господь хотел из них душу вытрясти. Отопление было хорошее. Коля расстегнул полушубок, снял шапку.
— Тебя не укачивает? — спросил он писаря.
— Немного, — признался Мартынюк.
— Ничего, меня поначалу тоже уматывало. На них, говорят, хуже, чем в шторм на море. Вот, пососи конфетку, кисленькая.
Писарь сунул конфетку в рот и сказал:
— А ты ничего. Я поначалу думал, Ванек деревенский, а ты ничего. Давай знакомиться, что ли? Меня Александром зовут.
Коля Бурлаков протянул руку и представился:
— Ваня.
Потом они долго ехали молча, да и разговаривать было трудно. Трактор зарывался в снег, и мотор так отчаянно рычал, что перекричать его было почти невозможно.
Так они доехали до развилки, осветили фарами столб. На столбе стрелки с указателями. Одна показывала в ту сторону, откуда они приехали, на пей было написано: «До Москвы 8697 км». Вторая 19 стрелка показывала в противоположную сторону, на Владивосток, а на третьей, торчащей вбок, было написано: «Рымбай — 7 км».
Писарь сказал:
— Ну, слава богу, приехали.
— Не кажи гоп, — сказал Коля.
После поворота ветер стал встречным, сугробы высокими, как барханы. В один такой сугроб трактор залез, мотор взревел на самой высокой ноте, и вдруг рев оборвался с металлическим звоном. Стало слышно, как яростно выл ветер и скрипели деревья.
— Накаркал, — сказал Мартынюк.
Коля пробовал заводить мотор. Ничего не получалось. Надел шапку, взял заводную ручку, длинную, как кочерга, сказал Мартынюку:
— Ты сиди не высовывайся. — И вылез из кабины.
Рот и глаза залепило снегом и ветром. Цепляясь за гусеницы, еле добрался до рыла трактора. Руками откопал его из-под снега, воткнул рукоятку и стал крутить, пока не упал, обессиленный. Мотор лишь один разок фыркнул, и все. Коля влез в кабину, вытер шапкой мокрое лицо. Принюхался, посмотрел на писаря:
— Ты чего?
— Спирт, — сказал писарь и вынул флягу. — На, глотни.
— Не надо. И тебе не советую.
— Ты же мокрый, дурак.
— Ладно, посмотрим, кто из нас дурак. — Коля достал из-под сиденья ветошь, намотал ее на конец заводной рукоятки и протянул руку к фляге:
— Дай сюда.
— Ага! Давно бы так, — усмехнулся писарь, протягивая флягу, но когда увидел, что Коля выливает спирт на ветошь, завопил благим матом и вырвал флягу. — Ну, ты и гад.
Коля не ответил, чиркнул спичкой, зажег импровизированный факел и снова вылез на ветер. Укрепил факел, открыл капот.
Ветер хлестал по кабине, трактор заносило. Писарь высунулся, задохнулся от ветра, спрятал лицо в воротник и крикнул:
— Ну? Долго еще? — Вылез на гусеницу, потому что Коля не отвечал, копаясь в моторе. Прыгнул и сразу провалился почти по пояс. — Черт! Ну что? Хана, да? Кабину выстудило — окачуриться можно. Ваня, давай бросим эту кучу железа к чертовой матери и пойдем пешком! Здесь же немного осталось! Ваня! Дойдем!
Коля обернулся к нему и сказал:
— Попробуй сушняка поискать — надо распалить огонь под днищем, а то и вправду хана. Слышишь?
— Угу, — кивнул писарь.
Отошел к обочине, с трудом выдирая из снега валенки, глотнул из фляги, потряс около уха, много ли еще осталось. Нашел край какой-то коряги, торчавшей из сугроба, ухватился, потянул — не поддавалась. Писарь дернул и повалился в снег. Когда выбрался, шапку найти не мог. В руках остался обломок коряги сантиметров десять. Сплюнул, отшвырнул обломок, поднял воротник. За пеленой снега едва светился факел у тракториста. Писарь снова сплюнул:
— Ну и подыхай тут. — Наклонясь вперед против ветра, пошел по обочине в сторону Рымбая.
Коля обернулся, крикнул:
— Эй! Как тебя… Александр! Сволочь пьяная!
Снял полушубок, потом телогрейку, подумав немного, вынул из карманов гимнастерки документы и снял ее тоже. Полушубок надел на рубаху. Накачал в ведерко мазута, облил им все, что снял, сунул под днище трактора и подпалил от факела. Увидел шапку Мартынюка, подобрал и бросил в кабину. Затем пошел в лес. Снегу там было поменьше. Разрыл ногами и руками большой сугроб. Как и предполагал, в нем оказались сложены недомерки. Стал таскать их к трактору. Натаскав про запас и распалив костер, снова занялся мотором.
Писарь шел, спотыкаясь. Ему было весело. Отпил еще немного, выбросил флягу. Обернулся и погрозил кулаком:
— Это тебе за газовую атаку, литер «Д». Думаешь, я забыл? Ха-ха! Приду, скажу, что ты струсил и вернулся. Накладные со мной? Со мной. А трактор я на базе достану. Чего-чего, а трактор — раз плюнуть.
Он упал в снег, поднялся.
А Коля снова крутил рукоятку. Полушубок мешал — скинул. Рубашка намокла от снега и пота. Наконец мотор фыркнул раз, другой и завелся! Коля сел на полушубок, зачерпнул снег ладонью, сунул в рот. Потом оделся, залез в кабину и рванул трактор с места.
