Секретарь замялся.
— Дело в том, что Анастасия Ягужинская была оставлена в Москве… под домашним арестом.
— Немедля привезите ее в Петербург.
— Это невозможно, ваша светлость… Анастасия Ягужинская бежала.
— Как бежала? — спросил Лесток, — Куда?
— Неизвестно. Для наблюдения за домом был приставлен человек… некто… — секретарь углубился в папку, надеясь найти имя человека, — некто…
— Зачем мне знать этого некто? — Лесток все еще не мог прийти в себя. — Где он? Что говорит?
— Ничего он не говорит. — Секретарь вздохнул. — Он исчез.
— Но это черт знает что! — в голосе Лестока слышалось скорее недоумение, чем раздражение, вдруг он заорал: — Найти! Куда она могла деться?
Корн подал простыню, помог в нее завернуться.
— Всю Москву перерыли, ваше сиятельство. Девицы нет.
— Так ищите по дальним родственникам, монастырям, дорогу на Петербург прочешите! Черт подери, совершенно невозможно работать!.. Ну что ты на меня смотришь? Об этом надо было доложить немедля.
— Понял. Все понял, — засуетился секретарь. — Докладывать немедля. — Он опять нырнул в папку. — Еще одно неотложное дело. Французский посол Дальон неотлагательно просит оформить выездной паспорт для кавалера де Брильи. Он едет в Париж.
— Откуда такая заботливость? Почему де Брильи не просит за себя сам? Где он? На пасху я его видел…
— Де Брильи ожидает выездной паспорт в охотничьем особняке на болотах.
— А что его туда занесло? — спросил Лесток и умолк, что-то обдумывая.
— Прикажете оформить паспорт?
— Зачем ему в Париж? — рассуждал сам с собой Лесток, — Неужели Шетарди затеял собственную игру? — Он посмотрел на вопрошающее лицо секретаря. — Нет, нет… с выездным паспортом не торопитесь. Я сам скажу, когда надо оформлять. Ступай…
— Но что сказать Дальону?
— Скажи, что в связи с создавшимся в государстве положением все выездные бумаги подписывает сам вице-канцлер. Кстати, это правда. Бестужев совсем потерял голову. Он контролирует всю границу. Без росчерка его пера даже мышь не может перебежать границу… — Глухо забили часы. — Подай халат, полотенце. Вице-канцлер ожидает меня к обеду.
Посреди просторной залы стоял длинный стол, убранный по-праздничному. Стол был накрыт на пятьдесят персон. В залу вошли вице-канцлер Бестужев и его секретарь Яковлев. Помимо секретарских обязанностей Яковлев исполнял у Бестужева роль доверенного человека, собутыльника, а иногда и друга, если в этом была необходимость, хотя понятие «друг» было совершенно чуждо вице-канцлеру.
— Расписки заготовил? — спросил Бестужев. Яковлев протянул папку с документами.
— По две бумаги на каждого свидетеля?.. Печатку почистил? Квасу дай…
Яковлев налил вице-канцлеру квасу.
— А ваших гостей вы тоже будете поить квасом? — едко усмехнулся секретарь.
— Нет, для них приготовлено бордо, — Бестужев ткнул пальцем в прибор, предназначенный Дальону. — Посланник Дальон — оттуда. Я решил ему угодить.
— Но вы же враг Франции! — со скрытой иронией сказал секретарь.
— Я не враг Франции, — Бестужев был несколько косноязычен, словно камни во рту держал. — Я первый могу поднять бокал во здравие наихристианнейшего короля Людовика XV, но… я враг его политики. — Вице-канцлер зловеще завис над пустым креслом Дальона. — Кантемир пишет мне из Парижа: «Ради бога, не доверяйте Людовику. Он имеет в виду одно — обрезать крылья России». Франция — виновница этой глупейшей войны со Швецией, требует отдать Швеции земли, Петром Великим приобретенные… И этот прусский стервятник Мардельфельд рыщет, как бы урвать побольше! — Бестужев, как ножом, пырнул пальцем в место Мардельфельда. — И Нолькен… И Бревен… — Бестужев пошел вдоль стола и вдруг остановился, уставившись на статуэтку пьяного фавна, стоящую на подставке. — Слушай, тебе не кажется, что вот этот, — он кивнул на статуэтку, — похож на Лестока. За хмельным весельем — черная злоба. Хирург! С каким наслаждением он вскрыл бы мне вены, — Бестужев протянул Яковлеву руки, показывая вздутые синие вены. — Но пока я жив…
— А разве есть основания опасаться за вашу жизнь? — серьезно спросил Яковлев.
— Вот вам Россия, — Бестужев сложил кукиш и сунул его пустому столу с крахмальными салфетками. — Вот тебе моя жизнь! — И он сунул кукиш в слепые глаза пьяного фавна.
— Говорят, Лесток грозит Бестужевой дыбой, — тихо сказал Яковлев.
— А мне сия дама без интереса, — сощурился вице-канцлер. — Госпожа Бестужева — особа суетная, глупая и бестолковая. Они меня с государыней поссорить хотят, но я за ее дурости не ответчик!
В залу заглянул лакей, поманил пальцем секретаря, и Яковлев тут же вышел. Бестужев насторожился. За дверью слышались настороженные голоса и торопливые шаги. Вошел встревоженный Яковлев, за ним поспешил уставший с дороги человек, одетый по-крестьянски, в походке его, однако, чувствовалась военная выправка.
— В Москве из вашего дома похищены бумаги… архив, — доложил Яковлев, и незнакомец кивнул в знак подтверждения.
Бестужев передернулся, словно от озноба.
— Давно надо было его в Петербург перевести, — скрипнул он зубами. — Кто похититель?
— Точно установить не удалось, — ответил приехавший. — То ли монах-бенедиктианец, то ли капуцин из католического собора, или кто-то из наших, московских. На след вроде напали… ищем.
— Как могли пробраться в дом? Откуда узнали про тайник?
— Подкуп. Ваш дворецкий сбежал, — сказал Яковлев.
— Объявлен розыск?
— Нет, его нашли у навигацкой школы. Заколот.
— В этой школе, — присоединился к разговору «крестьянин», — служил брат вашего дворецкого, некто Котов.
— Котов? Ну и?!.. — нетерпеливо крикнул Бестужев.
— Старший Котов исчез при неясных обстоятельствах. При обыске в его столе обнаружено вот это, — «крестьянин» высыпал из знакомого нам кошелька деньги на стол.
— Таллеры, ефимки, луидоры… — Бестужев дотронулся до золота и добавил, — шетардиевы козни. Так… — голос его стал жестким. — Котова сыскать живым или мертвым. Поиски вести в строгой секретности. Бумаги должны быть найдены. Все, что до этого дела касаемо, сообщать мне лично… никому более! К поиску приспособь какого-нибудь неглупого и желательно честного человека из тайной канцелярии.
— Такой человек есть, — ответил Яковлев. Бестужев мрачно задумался, забыв о Яковлеве и приезжем. Те почтительно замерли у двери. В наступившей тишине запищали, завозились в углу мыши. Бестужев сорвал с ноги башмак с тяжелой пряжкой и с силой запустил им в угол.
— Не заведешь кота-а-а!!! — заорал он опешившему Яковлеву. — Самого заставлю мышей жрать!
Постоялый двор. Кареты, телеги с дровами, сеном; баре, крестьяне, чиновники, — шумно…
На крестьянской телеге сидела усталая девушка в помятом плаще, на голове косынка, глаза скрыты лохматой челкой. В девушке не без труда можно было узнать Алешу Корсака. Он как бежал в женском платье, так в нем и остался, решив, что это поможет ему сбить с толку котовских ищеек.
Лошадь хрумкала сеном, подвешенным к морде в мешке. Хозяин телеги, видно, надолго запропастился. И Алеша стал нетерпеливо оглядываться по сторонам. Из стоящей невдалеке кареты выглядывало личико Анастасии Ягужинской. Она внимательно наблюдала за Алешей. К окну кареты подошел де Брильи.
— Сейчас, звезда моя… Лошадей уже меняют.
— Ну так поторопи их, Сережа!
Де Брильи решительно направился к кучеру.
Неизвестно откуда понаехали драгуны, пошли вдоль карет, телег, расспрашивая, всматриваясь в лица. Бродяжек и подозрительных отправляли, подталкивая в спину, в подвал постоялого двора. Вдруг один из бродяг, молодой, косматый парень, оттолкнул от себя драгуна, вильнул, огибая толпу, и бросился меж телег. Драгун закричал что-то, вскинул ружье. Пуля угодила парню в шею. Он упал, дернулся несколько раз и затих. Дико завыла какая-то баба.
Алеша осторожно слез с телеги, присматриваясь, в какую сторону бежать в случае необходимости. Вдруг перед ним остановилась роскошная, запряженная цугом карета. Из нее вышел князь Черкасский и прошел в дом.
Показалось ли Алеше, или впрямь перед ним промелькнуло лицо Котова? Алеша уже не думал о драгунах. Весь напрягшись, он зашел за телегу и, чуть присев, стал следить за приехавшей каретой. Ждать ему пришлось недолго. Дверца отворилась, из кареты вышел Котов, огляделся воровато и на цыпочках, озираясь, пошел прочь, пытаясь затеряться меж крестьянских телег.
Котов шел прямо на Алешу, а тот пятился от него, с каждым шагом приближаясь к карете Анастасии. Когда до кареты остался один шаг, Котов посмотрел прямо перед собой и встретился взглядом с Алешей. Оба они присели от неожиданности. Котов опомнился первым, протянул к Алеше руки и уже собирался крикнуть: «Держи!», как вдруг дверцы кареты Анастасии распахнулись. Нежная ручка схватила Алешу за шиворот и буквально втащила его в карету. С другой стороны кареты сел де Брильи.
