— Ладно, ладно, все, уходим… — сказал один, быстро собирая карты.
— Ты чё задергался? Не доиграли же, — сказал другой бомж и недобро посмотрел на вошедших.
— Уговор у нас с ним был, — сказал первый бомж, вставая.
Тройка дружно прошла к выходу.
— Давай свои, я посчитаю, — сказал Нику Алеша, доставая из кармана деньги.
Ник протянул Алеше деньги, и тот сел на теплый гравий возле трубы. Ник подошел к окошку.
За окошком послышались голоса и показались ноги.
— Алекс! Менты! — воскликнул Ник по-русски.
Алеша вскочил, и они бросились в глубь подвала.
Скрипнула дверь, и в подвал спустились трое милиционеров.
— Опять бомжи замок сломали, суки, — сказал первый, вглядываясь в темноту подвала. — Засаду бы устроить.
— Да нет там никого, — сказал второй. — Это те трое, что в переулок ломанулись. Пошли давай. На бомжей мы еще не охотились. — Милиционеры ушли, прикрыв за собой дверь.
Алеша вышел из глубины и сел под окошком.
— В Иркутск пора, — тихо сказал Ник.
В магазине «Одежда» они выбрали по паре новых недорогих, но приличных брюк. Купили новое белье. Выбрали Нику пальто, потому что его выглядело уже совсем неприлично. Алешина «Аляска» была еще ничего. Подобрали Нику шарф. Теперь он выглядел неброско, но вполне обычно и внимания не привлекал.
В общественной бане они помылись и надели обновки, оставив старую одежду на вешалке.
В агентстве «Аэрофлота» приобрели два билета до Иркутска и пообедали в кафе.
25 декабря
Иркутск
— …Очень тяжелый мальчик, — говорила Кате воспитатель специнтерната. — Никаких авторитетов. На все свое мнение. Никого не слушает, постоянно огрызается. Взрослым отвечает грубо — я уже про детей не говорю. Нецензурная брань… Дерется. Тюрьма по нему плачет…
Петя, насупившись, стоял сзади и молча ждал, когда она закончит монолог.
Катя молча слушала и кивала.
— Вы уж сделайте ему внушение… Построже! — Воспитатель сжала кулак.
— Да, я серьезно поговорю, — сказала Катя.
Они дождались, пока воспитатель выйдет из комнаты, и, как только закрылась дверь, Петя бросился вперед и молча прижался к маме, обхватив ее руками. Катя положила руку ему на голову и ласково погладила. Петя не плакал.
— Мама, здесь очень плохо! Забери меня, пожалуйста, домой, — тихо попросил он.
— Да, сынок. Я обязательно заберу тебя. Только потерпи еще чуть-чуть. Я что-нибудь придумаю. — В глазах ее стояли слезы. — Вот, — она присела, — паука тебе принесла. — Она протянула ему любимую игрушку.
Петя взял игрушку, другой рукой продолжая обнимать маму и прижимаясь к ней всем телом.
— Можно мне поговорить с господином Буровым? Это Николас Макгуаер. — Ник звонил из автомата.
— Одну секунду, — сказала секретарь и вошла в кабинет.
За столом Бурова сидел Толик. Над ним висел предвыборный плакат Бурова.
— Это тот американец. Спрашивает Константина Альбертовича.
Толик вскочил как ошпаренный.
— Скажи, что его щас нет, но он просил передать, что нашел выход и решил проблему с комбинатом. Спроси, куда за ним прислать машину. Скажи, что я заеду.
Секретарь вышла.
Толик возбужденно пошел за ней.
— Где встречу назначить? — спросил Ник Алешу.
— В центре. В сквере напротив гостиницы «Ангара», — быстро сказал Алеша. — В одиннадцать.
Ник начал говорить.
— …да, в одиннадцать. Я записала, — сказала секретарь, положила трубку и посмотрела на Толика.
Тот вошел в кабинет и быстро набрал номер:
— Чен, это я. Есть проблемы…
— Они Катьку здорово придавили, гады, — говорил Гога. — Меня тоже тряханули, как одноклассника твоего. — Они сидели в зале игровых автоматов гостиницы «Ангара» и пили пиво. Ник пялился в окно на сквер напротив, нервно поглядывая на часы.
— Гога, мне нужен магазин для АКМа и патронов шестьдесят, — сказал Алеша.
— Каких? — спросил Гога.
— Каких проще.
— Каких скажешь, таких и проще.
— Еще тысяч десять одолжи мне, я у Али возьму и верну. Мне лыжи надо купить, спальник… ну, понятно, всю байду, короче, чтобы до тофов дойти.
Гога кивнул.
— Это китаец! — вдруг возбужденно воскликнул Ник. — Это тот китаец!
— Тихо, не ори, — сказал Алеша и посмотрел в окно. — Говорит, что это тот китаец, что Коротича убил, — обратился он к Гоге.
— Говорил я тебе, что сука этот Буров, — внимательно глядя в окно, сказал Гога. — Сваливать надо по-тихому. Это тебе не менты. Это серьезные парни.
— Пошли, надо срочно уходить из города, — тихо сказал Нику Алеша.
— Сначала я должен увидеть Катю, — упрямо, явно не в первый раз сказал Ник.
— Слушай, Гога, устрой ему встречу с Катей. Он с самого утра кровь мою пьет, — попросил Алеша.
— Какая Катя?! Ему дырка в башке светит, — взволнованно сказал Гога, нервно осматривая зал. — Я машину к самому входу подгоню, а ты, когда будете выходить, его собой перекрой. Еще без пяти, они еще не напряглись…
— …Слушай, Толик, он мне такие бабки сделал! — возбужденно говорил Буров из московского ресторана по телефону, сидя рядом с Кохом. — Если хоть один волос с головы его упадет, вы все до конца жизни своей лопатами на субботниках копать будете. Он гений, понимаешь, а ты козел!
— Константин Васильевич, поздно уже… — перепуганно говорил Толик. — Уже все…
В надвинутой на глаза шапке, с поднятым воротником Ник быстро вышел вслед за Алешей и сел в машину. Машина сразу же отъехала.
— Мне нужно увидеть Катю, — сказал Ник.
— Слушай, подъезжай к школе, пусть поговорят в машине, — попросил Алеша.
— Ее наверняка пасут.
— Сколько уже нас не было… Я думаю, они расслабились, — сказал Алеша.
— Это менты расслабились, а эти не расслабляются, — неохотно сказал Гога.
— Поставь машину подальше. Если пасут, ты сразу увидишь. А он даже из машины выходить не будет.
— А ты?
— Не, я не поеду, — смутился Алеша. Ему до сих пор было стыдно. — Я пока лыжи куплю. Денег только дай мне.
Катя вела урок.
Гога осторожно заглянул, но она продолжала говорить, не замечая его.
— Екатерина Алексеевна, вас к телефону, срочно, — сказал он громко, стоя так, чтобы ученики не видели, кто позвал.
— Сомова, садись за учителя. Начинайте четвертую главу, — сказала она и пошла к двери.
Быстрым шагом Катя и Гога вышли из здания школы. Катя уверенно шла впереди. Она повернула на прилегающую улицу и зашла в подворотню.
Гога шел не спеша, лениво поглядывая по сторонам, а потом встал у входа в подворотню.
Машина стояла во дворе.
— Катя, я уже совсем не молод, у меня в Нью-Йорке жена и две взрослые дочери, но за этот месяц многое изменилось. Я перестал быть Ником Макгуаером. — Ник достал паспорт. — Теперь я Олег Карасюк… и ты очень нужна мне, Катя. У меня больше никого нет. Ты, Петя и Алеша — самые близкие мне люди. — Ник замолчал.
Катя тоже молчала.
— Как там бабушка? — спросила она.
— Она умерла четыре месяца назад. — Ник достал Деда Мороза и протянул ей. — Сегодня Рождество, — смущенно сказал он.
— Это у вас… У нас седьмого января. — Катя взяла подарок и заплакала.
Во двор вошел Гога. Он нервничал.
Ник заметил его.
— Нам надо ехать. За мной все охотятся. И менты, и киллеры. Сегодня мы уйдем из города, куда-то далеко в тайгу. Я хочу, чтобы ты… — Он осекся, пытаясь подобрать правильное слово.
— Возьмите Петю, — вдруг сказала она сквозь слезы.
Ник растерялся.
— Гога и Надя вам помогут. Помните мою подругу, от которой вы звонили в Нью-Йорк? — решительно сказала Катя и вышла из машины: — Гога, запомни телефон: 260013. Легко запомнить. Это Надя. Она поможет вам Петьку вытащить. Она все знает. Я хочу, чтобы он с Ником ушел. Не выдержит он. Сломают они его там.
Гога не был готов к такому повороту событий. Он озадаченно почесал ухо:
— Надо лыжи маленькие покупать…
Надя подошла к ограде интерната. Метрах в тридцати от нее на оборудованной площадке гуляли дети из младшей группы. Воспитатель вяло покачивался, сидя на качелях спиной к забору. Метрах в десяти от нее пробежали две девочки лет восьми-девяти.
— Девочка! — позвала Надя и, когда последняя остановилась, жестом подозвала ее.
Девочка подошла и встала в нескольких метрах от забора.
— Девочка, ты Петю Фельдмана знаешь? Светленький такой, молчун, — спросила Надя.
— Это еврей, который дерется все время? — спросила девочка.
— И с девочками?
— Со всеми. Его обзовешь, он сразу лезет.
— А вы не обзывайте.
— А он первый задирает!
