— Я не засну.
— Тогда найди какую-нибудь музыку веселую. И прикури мне сигаретку.
Лена прикурила, передала сигарету Карцеву и включила приемник. В кабину ворвалась разухабистая мелодия.
На складах лекарственной стеклотары заканчивали погрузку машины Сереги. Абсолютно пустой фургон Карцева стоял рядом.
Лукавый заведующий складом спросил у Карцева:
— А пломбировать обе машины?
— Обе. Моя не очень исправна…
— Меня это не колышет. Я просто так спросил. Распишись, — он подал Карцеву накладные и крикнул грузчикам: — Все?
— Порядок! Шофер, закрывай! — завопили грузчики.
Серега закрыл свой фургон.
— Распишись в накладных, — Карцев протянул Сереге бумаги.
Завскладом опломбировал груженый фургон.
— Мне это все до лампочки! Вес — сдан, вес — принят. Все! — И стал пломбировать совершенно пустой фургон Карцева. — Кому какое дело? Может, вы хотите у себя в Москве дышать нашим закарпатским воздухом? Пожалуйста! Полная фура…
Лена ждала за воротами склада. В руках у нее были две авоськи с продуктами, свежей зеленью, белым огромным хлебом.
Когда Карцев и Серега выехали из складских ворот, Лена улыбнулась им и жестом показала, что сетки с продуктами очень тяжелые. Карцев и Серега вышли из машин, подошли к Лене. Перехватили у нее из рук сетки.
— Все, да, мальчики? — Лена потерла натруженные ладошки.
— Все это — за чистую зарплату, — заржал Серега, — А теперь мы должны еще и премию заработать.
Карцев улыбнулся, ласково сказал Лене:
— Не торопись, милая. Работа только начинается.
В кромешной мгле, чавкая сапогами в раскисшей земле, несколько человек грузили карцевскую «шкоду».
Задние двери фургона были раскрыты настежь — запор, на котором висела нетронутая пломба, был отвинчен, и в глубине фуры еле светилась керосиновая лампа.
Двое, в сапогах и ватниках, — лиц не разглядеть — укладывали ящики с яблоками, профессионально используя каждый свободный сантиметр.
Еще четверо таскали эти ящики из домового подполья. Оттуда с трудом пробивался таинственный, колеблющийся, тревожный свет. Работали молча, привычно и быстро. И только в те моменты, когда сельскую ночную мглу вдруг разрывала разудалая песня или мотоциклетное тарахтенье — работа мгновенно прекращалась. Люди с двухпудовыми ящиками в руках замирали, напряженно прислушиваясь. Кто-нибудь тихо прикрывал дверь подполья, в фургоне тут же прикручивали лампу, и замершие фигуры растворялись в черноте карпатской ночи — будто их и не было…
Но проезжал мотоцикл, смолкала частушка — приоткрывалась дверь, слабый, неверный свет снова очерчивал застывшие фигуры, и ящики с яблоками снова плыли снизу вверх нескончаемым потоком.
Огромный подвал под домом был заставлен ящиками с яблоками, мешками с сушеной грушей. За отгороженным углом — груда прекрасных яблок вроссыпь.
За колченогим столом сидели двое:
Иван — пожилой мужик в очках — и Карцев.
Иван отмечал убывающие ящики, Карцев пил зрячий чай.
Не отрываясь от ведомости, Иван говорил Карцеву:
— Вот я чего хочу спросить тебя, Виктор… Вот мы с тобой уже, считай, лет десять как приятельствуем. юю
— Одиннадцать, Иван.
— И того лучше. Одиннадцать. А ты вот в первый раз за такой рейс взялся. Случилось чего?
— Да нет, все нормально.
Иван внимательно глянул на него, опустил глаза.
— Ну, ну… И слава богу.
Из темноты к машине тихо подошли Серега и Лена. Лена была в лыжной шапочке и старой кожаной куртке Карцева.
— А, Сергей… — устало сказал один из грузчиков. — Виктор с Иваном внизу.
— Айда, Ленок. Иди за мной… — И Серега стал спускаться в подполье, держа Лену за руку.
Они спустились в подвал. Лена настороженно огляделась. Иван кивнул им.
— Вы что не отдыхаете? — недовольно спросил Карцев. — Нам еще всю ночь пилить, а вы разгуливаете. Сидели бы в машине, грелись.
— Скучно нам показалось, — сказал Серега так, чтобы Карцев мог понять, что скучно стало только Лене.
— Ты где машину свою поставил?
— На трассе. Хорошо стоит. Скоро кончите?
— Часа через полтора, — сказал Иван.
— Обстановка совершенно детективная, — негромко сказала Лена.
Серега подошел к загородке и выбрал оттуда два яблока. Обтер их и одно положил перед Леной. Иван все считал ящики, Карцев пил чай. Лена покатала яблоко пальцем по столу и нервно сказала:
— Такое впечатление, как будто мы участвуем в какой-то комбинации…
Серега испуганно посмотрел на Карцева. Иван на секунду прекратил писать, поднял глаза на Лену.
— Комбинация, конечно, имеет место, — Карцев отхлебнул из стакана.
Серега захрустел яблоком. Иван снова принялся отмечать ящики.
— Будто что-то воруем! — чуть повысила голос Лена.
Иван снял очки, устало потер глаза пальцами:
— Не что-то, а триста семьдесят ящиков по тридцать два килограммчика. Двенадцать тонн, деточка… Джонатан-стандарт, милая. А что воруем, так у себя же воруем, детка. У себя, родненькая…
А мимо них все носили и носили наверх ящики с яблоками…
— Как это — «у себя»? — смутилась Лена.
— Леночка… Ну, хватит, — примирительно проговорил Карцев. — Серега, просили же тебя, как человека!
— Виктор, ты чего шумишь на Сергея? — спокойно сказал Иван. — Погоди. Лена, да? — повернулся он к Лене. — Вот скажи мне, Леночка, ты такого великого деятеля по фамилии Грызлюк Юрий Стефанович знаешь?
— Нет.
— Ну, и счастье твое, детка. А вот нам его знать обязательно — он нашим районом руководит, с другими районами соревнуется, и все хочет быть первым, первым, первым…
— Чего же тут плохого? — воинственно сказала Лена.
— А то, что услужливый дурак — опаснее врага. Не слышала? Мы яблочки государству сдали, план перевыполнили, соседний район, дай бог ему счастья, еще больше сдал, еще больше перевыполнил… Да разве товарищ Юрий Стефанович Грызлюк такое стерпит?! Да он из нас душу вывернет, а заставит сдать все наши собственные яблоки, с наших собственных приусадебных участков, в районный фонд, чтобы все районы побить, чтобы его потом, Грызлюка, в области считали самым первым и самым что ни есть лучшим.
— На чужом горбу в рай… — уронил Серега.
— Не очень ли черную картину вы нарисовали? — все еще подозрительно спросила Лена.
— Нет, детка. Картинка в самый раз… Вот сколько такие яблочки стоят, не знаешь?
— На базаре? К таким у нас на базаре не подступись, — презрительно сказала Лена.
— Зачем на базаре? В магазине. В государственном магазине, деточка.
— Рубль сорок.
— Такие — рубль пятьдесят, — сказал Серега и с хрустом надкусил выбранное из кучи яблоко.
— Правильно, — Иван протер очки. — А товарищ Грызлюк Юрий Стефанович, молодой человек приятной наружности, принимает у нас их по десять, пятнадцать, самое большее — по двадцать копеек за килограммчик, родненькая.
Но Лена не хотела сдаваться:
— Зато вы избавлены от перевозки, отправки. Наконец, за вас торгуют.
Тут уж возмутился Серега:
— Где торгуют, где торгуют?! Где поближе, как бы побыстрее.
Остановился поток ящиков, замерла цепочка грузчиков, и один из них сказал Лене:
— Да еще половину товара сгноят, не продав… — И пошел со своим ящиком.
— Орел, Пенза, Куйбышев, Тольятти, Рязань ваша… Разве они видят такие яблоки?! — сказал второй грузчик и тоже двинулся со своим ящиком на выход.
— На рынках перекупщики за такие яблоки по три, четыре рубля дерут! — сказал третий и с ящиком на плече стал подниматься из подвала к машине.
— А это что ж, не для рынка?!
— Нет, деточка, — Иван снова надел очки, — эти яблочки мы в Рязани в государственные торгующие организации по восемьдесят копеек сдадим. А повезет, так и по рублю… И получим мы за свои крестьянские мозоли в три раза больше, чем если бы я своему районному начальнику товарищу Грызлюку потрафил… Потому и расходы за перевозку на себя принимаем. А уж в продажу они пойдут за те же рупь сорок, рупь пятьдесят, как положено.
Иван порылся под телогрейкой и вытащил деньги, положил на стол перед Карцевым.
— Мы тебя в Рязани встретим.
Карцев вынул из бумажника паспорт, протянул его Ивану.
— На… В залог.
— Спрячь, — сказал Иван. — С любого другого — понятное дело, а с тобой…
— Это и есть «премия»? — презрительно спросила Лена.
— Нет, — отчужденно ответил ей Карцев. — Это только аванс. Дотянем до Рязани — еще получим.
А мимо них все носили и носили ящики с яблоками наверх…
Карцев взял со стола деньги, половину отдал Сереге и, пряча свою половину в карман, сказал Лене:
— Теперь, Ленок, мы как партизаны — ночами да огородами…
— Самое главное — взять перевал, — рассмеялся Серега.
