Так же и я, почувствовав перебор, перекраивал «кафтан», приближая его к своей фигуре, и, окончательно испугавшись наигрыша, приходил опять к себе. Потом, понимая, что условный Куропаткин или Лаунс, или Журден — это совсем не я, а кто-то другой, начинал «шить себе костюм» заново, но уже более осмотрительно приближая покрой к своей фигуре. Надо было найти необходимую меру приближения к персонажу. И в конце концов я находил «роль в себе, а себя в роли». Этот процесс постижения роли, процесс создания сценического характера был для меня мучительным почти на протяжении всей моей актерской жизни.
Репетируя Журдена в «Мещанине во дворянстве», я тоже долго не мог найти характерные контуры образа. Казалось, все находится где-то рядом. Если пьеса, сочиненная в семнадцатом веке, живо воспринимается и сегодня, значит и зацепки к роли надо искать не в прошлом, а сейчас, вокруг себя — в трамвае, на рынке, где угодно. Это должен быть непременно понятный нам, современный человек, явление нашей сегодняшней жизни. И я нашел прообраз моего Журдена в лице полковника Щенкова — безапелляционного руководителя нашей военной кафедры.
Но искать прообраз совершенно не обязательно. Характер может родиться сам, от мгновенного актерского впечатления от образа. А можно и помочь себе, воспользовавшись отдельными чертами знакомых людей, и, уподобившись гоголевской Агафье Тихоновне из «Женитьбы», составить в воображении идеальный внешний облик будущей роли. Помните? «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича!..» Для работы над ролью методика этой незадачливой невесты вполне может пригодиться.
Вообще в поисках решения роли могут помочь даже самые случайные вещи, самые неожиданные житейские обстоятельства. Ниже я пишу о том, как актриса театра Вахтангова Лариса Пашкова, находясь на излечении после автокатастрофы, думала, как она будет работать, если не избавится от физических дефектов после выздоровления. Не желая сдаваться, она искала свое место в репертуаре и нашла!
Нашла Жервезу из «Западни» Эмиля Золя. Спектакль поставили, и он получился. Мне выпало сыграть в нем роль Купо, отравленного парами «зеленого змия». Я сразу понял, что здесь мне не удастся закрыться внешними приспособлениями, что здесь к моему персонажу надо подойти изнутри. Сначала я начал искать черты веселого компанейского человека, которому тесно в рамках «работа — дом». Он ищет более широкого круга общения, ему нужно еще и общество. Но то, как Купо проводит время в обществе, сильно влияет на его слабовольный от природы характер. И я попытался пойти по линии этих изменений. Вот он — недавно женившийся, любящий, счастливый. А вот он — уже разменивает свои семейные интересы и делит себя между женушкой и выбранным им обществом, которое безжалостно его затягивает в болото бесшабашного разгула. И постепенно болезнь скручивает его. Он падает с крыши и делается безнадежно больным. Теперь он почти всегда пьян, всегда зол. И в своем падении он начинает винить окружение, общество. Я пытался проследить, как меняется его самочувствие, как деградирует его мироощущение и как все это отражается на его поведении. Я пытался выстроить причинно-следственную цепочку, которая любящего доброго семьянина превратила в опустившееся «животное», хватающееся за нож. В этой роли для меня первоочередной задачей было выявлении логики развития характера моего персонажа и поиски верного самочувствия. А чисто внешние детали отступили на второй план.
Для работы над другой ролью, может быть, потребуется другое соотношение внешнего и внутреннего. Как играть? Можно всю роль представить, то есть сыграть, не затрагивая своих глубинных чувств, а можно сыграть в большей степени опираясь на чувство, на ощущения событий, которые ты изображаешь. Это зависит от многого: от жанра, от драматургии, от характера дарования актера, от времени, от театрального направления, наконец. Вот тут мы и подошли к классическому требованию Станиславского о соблюдении меры переживания и представления в каждом конкретном случае. Только отталкиваясь от такого подхода к роли, можно ждать от актера полноценного сценического образа.
В спектакле «Миллионерша» Бернарда Шоу я играл Блендербленда. Мой персонаж — светский бездельник, бонвиван. Он понимает, что для избранного им образа жизни нужен хоть какой-то капитал. Но он его не имеет и, судя по всему, не будет иметь. Поэтому он ищет путей существования «при ком-то», при богатом дяде, например, чтобы присматривать за чем-нибудь, особенно себя не утруждая. А еще лучше быть при богатой женщине. Идеально, конечно, жениться, но это из нереального. Он пустой человек, хотя сам себя пустым не считает и находится в плену иллюзий на собственный счет. Он — повеса, светский бездельник, и такое положение его устраивает, пока… кто-нибудь не посягнет на его интересы. Тут он выходит из себя и готов яростно защищаться. Взаимоотношения с хозяйкой у него складываются на основе его внутренней дипломатии: он будет делать то, что она скажет, а не будет — это сделает кто-то другой! Исходя из всего сказанного, что можно считать характеристикой, даже в какой-то степени — трактовкой образа, я и выстраивал роль, стараясь соблюсти меру внешнего и внутреннего для данного персонажа.
Одна из последних моих ролей — князь К. в «Дядюшкином сне» Ф. М. Достоевского. Это ранний Достоевский, который еще шутит. И сюжет у него строится с элементами шутовства. Персонажи здесь обрисованы автором гиперболически, с изрядной долей гротеска. Князя так долго морочат сном, что он перестает понимать, где пролегает граница между сном и явью. И выздоравливает, приходит в себя, освобождается от идеи фикс. Он на пути к возвращению рассудка, но путь этот проложен через страдание, через преодоление… Все это, разумеется, надо учитывать, работая над ролью. И здесь будет уже своя, необходимая только для этой роли мера соотношения внешнего и внутреннего.
Глава шестая
Женщины в моей жизни. Первое юношеское влечение. Люба. Нинель Мышкова. Военторг — источник дополнительных доходов для жен офицеров. Мимолетное счастье. Потенциальный жених. Елена Измайлова. Поклонники красивой женщины. Сильный характер. Комната на Арбате. Телефонный терроризм. Опять холостая жизнь с друзьями юности. Мой грех. Нина. Она вышла из пены морской. Помолвка в Сочи. Квартирные скитания. Первая квартира. Болезнь Нины.
Моя личная жизнь строилась подобно актерской — методом проб и ошибок. Со своей женой Ниной Александровной я прожил длинную и счастливую жизнь, но пришел к этому союзу не сразу. Как и всякий мужчина, я встречал на своем пути женщин, которых любил и которые любили меня. Как бы ни складывались в дальнейшем наши отношения, каждая из них дала мне возможность испытать чувства, без которых жизнь кажется пресной, неполноценной. И я благодарен им за это.
Как я уже рассказывал в первой главе, первую любовь, пусть по-детски, мне привелось испытать в шестилетием возрасте. А уже более серьезное, захватывающее чувство посетило меня в четырнадцать лет. Тогда мы жили летом в Алабино, по киевской дороге. Снимали дом в деревне, неподалеку от станции. А рядом, в похожем доме, жила молодая женщина с ребенком и с матерью. Женщине было, наверное, года двадцать два, не меньше. И это была моя вторая любовь. Сейчас я даже не помню ее имени, но тогда моя юношеская горячка давала о себе знать. Во мне пробуждался мужчина, играла природа. И казалось, что я влюбился в нее без памяти. Она относилась ко мне довольно благосклонно. И у нас даже шел разговор о каких-то более тесных взаимоотношениях. Она долго меня провоцировала на это. Но я никак не мог понять, кто должен начать эти взаимоотношения. Хотя, вполне возможно, что с ее стороны это была природная женская деликатность — понимая мое состояние, она не хотела оскорбить моего чувства насмешкой или еще каким-то резким движением души. Ведь я был четырнадцатилетним мальчиком! Смущало меня и то, что к ней приезжал какой-то военный верхом — неподалеку находилась военная часть — он привязывал лошадь к дереву, и они уходили в лес. И, помню, это оставило след в моей душе. Однако кончилось лето, и все утонуло в тайниках воспоминаний. Больше это не продолжалось.
