Гордей (остановился в дверях, оглядел пустой кабинет; кричит). Э-гей! Кто здесь? Хо-зя-и-ин!
Из других дверей появляется библиотекарша колхоза Зоя — миловидная девушка лет двадцати. В руках у нее книга и газеты.
Зоя. Здравствуйте, Гордей Степанович! С приездом! Гордей. Здравствуй, Зоя. Как жизнь? Как дела? (И не дав ей ответить, посмотрел на стол.) Где брат?..
Зоя. Где же Василию Степановичу быть?! Где-нибудь в поле… весна ведь… Вы к нам надолго?
Гордей. На недельку, Зоя… пострелять, порыбачить… Ну, я пошел… Да, если увидишь Тараса — скажи, что я приехал…
Зоя. А вдруг дома никого нет? Кто вам двери откроет?..
Гордей. Ничего… в окно влезу… (Направляется к двери.)
В дверях Гордей сталкивается с Сергеем Рябининым — молодым человеком лет двадцати восьми-тридцати.
Рябинин. Здравствуйте…
Гордей. Здравствуйте!.. (Уходит.)
Рябинин. Кто это такой?..
Зоя. Брат Василия Степановича… из Москвы… полковник… Каждую весну приезжает на охоту… селезней бить…
Послышался шум удаляющейся машины.
Рябинин. Здравствуйте, Зоя…
Зоя (смеется). Здравствуйте, Сергей Дмитриевич.
Рябинин. А вы что здесь делаете?..
Зоя. Да вот, газеты принесла Василию Степановичу.
Рябинин. А где он?..
Зоя. Не знаю.
Рябинин (оглянулся па дверь, шепчет). Зоя…
3оя. Что, Сергей Дмитриевич?
Рябинин. Мы сегодня увидимся?
Зоя (опустив голову). Не надо, Сергей Дмитриевич…
Рябинин. Почему не надо?.. Я ведь не шучу с вами, Зоя…
Зоя (смотрит Рябинину в глаза). Так только в романах бывает, Сергей Дмитриевич… Приезжает в деревню человек из города в командировку или на отдых к родным, влюбляется в знатную колхозницу… и все заканчивается счастливой свадьбой… Но, во-первых, я не знатная колхозница, а самая обыкновенная библиотекарша… А во-вторых… (Замолкла.)
Рябинин. Что во-вторых?..
3оя. Ничего…
Рябинин. Так и «ничего»?..
Зоя. Не надо со мной шутить, Сергей Дмитриевич… Прошу вас… Мне так хочется верить, что вы хороший человек, а вы…
Рябинин (перебивает ее). А я?.. Что я сделал плохого?.. Я люблю вас, Зоя… Люблю… вот и всё!..
Зоя (оценивающим взглядом, укоризненно смотрит на Рябинина, и, кажется, она немного обижена). Хоть бы не говорили так, Сергей Дмитриевич… кто же вам поверит, что вы в тридцать лет впервые встретили девушку, которую полюбили, и то… в деревне…
Рябинин. Во-первых, мне не тридцать, а двадцать восемь. Но это не главное, — хорошо, что я хоть на два года серьезнее выгляжу… Конечно, я не первый раз влюблен… но так, как вас, Зоя, честное слово, никого еще не любил… Ну поверьте мне!..
Зоя хотела что-то сказать, но, не решившись, сорвалась с места и побежала к двери. Рябинин провожает ее ласковым взглядом, затем быстрыми шагами идет вслед за ней.
За сценой слышен шум остановившейся автомашины. В кабинет входит Василий Степанович Агафонов. Это человек лет сорока пяти — сорока восьми, сухощавый, с загорелым, обветренным лицом. Его слегка прищуренные, умные глаза смотрят чуть иронически. Вид у него опрятный, подтянутый, лицо чисто выбрито. Вслед за ним входит Ваня Мух и и, высокий парень, ходит вразвалку, кепка набекрень.
Агафонов (сел за стол, потер ладонями усталое лицо и взглянул на стоящего перед ним Ваню). Ты что ко мне пристал как банный лист?
Ваня. Не хотите меня дослушать, так хоть сами прочтите. (Протягивает ему какую-то бумагу.)
Агафонов. И слушать тебя не желаю и знать не хочу, что о тебе пишут.
Ваня. Не только обо мне, но и о вас, Василий Степанович…
Агафонов. Ну черт с тобой, читай!
Ваня (держа в руках бумагу, читает), «…председатель колхоза товарищ Агафонов обещал принять меры, а ничего не сделал. И что мы видим? Иван Мухин остался таким же лодырем и позорит всю свою бригаду, а наш председатель почил на лаврах…»
Агафонов. Как тут написано? «Почил на лаврах»? Ишь, как загнули! Ну давай дальше.
Ваня. «…и потворствует лодырям и дезорганизаторам».
Агафонов. Стало быть, тебе?
Ваня. Выходит, мне, Василий Степанович! (Продолжает.) «Мы требуем от товарища Агафонова ответа через нашу стенную газету». Подпись. «Редакционная коллегия». (Вопросительно посмотрел па Агафонова.)
Агафонов. Стало быть, вся редакционная коллегия требует от меня ответа. Так сказать, все на одного?
Ваня. Так выходит, Василий Степанович! Но что они все против вас одного? Шавки!
Агафонов (словно задумавшись, пристально смотрит на Ваню. После паузы). Да… обнаглел народ.
Ваня. Вот я и говорю…
Агафонов. Сколько газет получают: и «Правду», и «Известия», и нашу районную… А все мало… Не пойму, кому нужна эта стенгазета, да еще в четырех экземплярах…
Ваня (оживившись). Кляузникам, Василий Степанович.
Агафонов. Верное ты слово сказал, Ваня. Ох, уж эти мне кляузники… На дворе весна, работать надо, а они писаниной занимаются.
Ваня. Ночами не спят, сочиняют. До утра в библиотеке свет. Всё пишут, пишут… Будто и в самом деле писатели.
Агафонов. Говоришь, в библиотеке?.. Так… А где сейчас Зоя?
Ваня. Только что здесь была. Должно быть, у себя, Василий Степанович.
Агафонов (сердито). А ну-ка позови ее!
Ваня. Сейчас. (Быстро уходит.)
Агафонов (берет телефонную трубку). Дайте механическую… Петрович? Как у тебя там?.. Ты не виляй!.. Великий изобретатель… Этим ты бы зимой занимался, а сейчас — гони тракторы на поле! Иначе душу из тебя вымотаю! Не перебивай, слушай, что говорю… Чтобы к вечеру все тракторы были на местах!.. (Кладет трубку.)
Входят Ваня и Зоя. Агафонов, положив трубку, смотрит на Зою.
Зоя. Василий Степанович… Гордей Степанович приехал поохотиться…
Агафонов. Делать ему нечего… Мне сейчас не до его охоты…
Зоя. Он не вас, а Чижика искал…
Агафонов. Гордей Гордеем, а вы, товарищ редактор, почему по ночам в библиотеке свет жгете?..
Зоя (лукаво). А разве можно общественной работой заниматься в темноте?
Агафонов. Ну ладно! Скажи, который час?
Зоя. Вы меня за этим вызывали? (Посмотрела на часы, висящие на стене.) На ваших девять, Василий Степанович.
Агафонов (указывает на Ваню). А почему ты не спросишь Ивана Мухина, что он здесь делает в рабочее время? Почему он не в поле со своей бригадой? Разве в деревне можно сейчас встретить хоть одного колхозника?
Зоя (пожав плечами). Я ведь не председатель колхоза. Пока председатель вы, Василий Степанович.
Агафонов (вдруг искренне и весело засмеялся). Пока? Значит, только пока?
Ваня (растерянно). Я, Василий Степанович, здесь, а не там потому, что… вот… редакция…
Агафонов (серьезно). Садись, редактор! Пиши!
Зоя садится за стол.
(Диктует.) «Критику стенгазеты в связи с поведением прогульщика Ивана Мухина и ему подобных лодырей в колхозе принимаю с благодарностью…»
Ваня. Что вы, Василий Степанович!
Агафонов, «…явившись ко мне, Мухин требовал закрытия стенной газеты, то есть стал на путь зажима самокритики…»
Ваня (испуганно). Что вы, Василий Степанович! Я бы никогда до этого не додумался. Это вы, Василий Степанович!
Агафонов. Не спорю, — я. Но ты со мной согласился и сказал, что стенгазета существует для кляузы. Сказал?
Ваня молчит.
Ну?
Ваня. Сказал.
Зоя. Так и запишем.
Агафонов (сердито). Вырос эдакий верзила! Когда за ум возьмешься? Заруби себе на носу: колхоз тебе не дом отдыха! Понял? И твоя десятилетка не поможет— работать надо! Ра-бо-тать. (Махнул рукой. Зое.) Да чего с ним толковать!.. Напиши, Зоя, все, что здесь слышала, а я от себя добавлю и подпишу.
