(все трое убегают, ворвавшиеся на сцену стражи закона, проносятся в другом направлении)
Комфортабельная квартира. Алекс, по–хозяйски расположившись у камина, просматривает газеты. Рядом Жорж перебирает кучу бумаг и отправляет в огонь пачки ассигнаций и чеков. В дверях прячется подглядывающая Муся. Алекс и Жорж делаю вид, что не замечают ее.
Алекс читает в газете: — «Успешно завершилась операция по выявлению группы мошенников банды «Летучая мышь». На конспиративной квартире главарей банды сотрудники МУРА обнаружили мешки с фальшивыми купюрам и ценными бумагами. Задержан сообщник бандитов по кличке Свистун, выдающий себя за уличного музыканта. Главарям временно удалось скрыться…» Подпись — Яков Честный.
Жорж: — Чему радуется, жертва коммунистической агитации? Какое роскошное дело завалили рахитичные пинкертоны из МУРа! Вот гнилая философия у ихнего Маркса: сам ни ам и другим не дам. Мы ж понимаем, пролетарским сыскарям тоже надо кушать — вполне могли бы поделиться. (бросает в камин пачки купюр)
Алекс: — С лягавыми из принципа не делюсь!
Жорж (продолжая сжигать бумаги): — Это ж какой шок для порядочного человека! Чеки Торгсина, валютные сбережения на головокружительную сумму — все — пепел, тлен, суета сует. Если бы мама знала, как обливается кровью мое бедное сердце!.. Кстати, Алекс, тут какие–то интересные письма без конвертов: (читает в недоумении) «Птица моя, рыба моя, пряник медовый, анисовый, бриллиант яхонтовый….» Шифровки из–за границы?
Алекс: — вырывает стопку писем, нюхает, вздыхает: — Бакалейщица Баранова, знойная женщина, мечта поэта. — (бросает в огонь). Так гибнет чистая любовь! Все! Мы честны и невинны. Но, увы, бедны и. И, главное! — как доказывает сообщение Якова Честного, — умственно не доношены.
Жорж: — Постыдный провал. Не вышли из нас миллионщики. Обыграли виртуозов интеллектуалов афер — муровские дебилы.
Алекс: — Что же стряслось, Жорик? Разве мы выросли в Рабочем приюте имени товарища Клары Цеткин? Тогда нам одна дорога — в РСДРП! Партийный мандат, руководящая должность в Рабпромсевохре. Ношение красного знамени на демонстрациях, комната за фанерной перегородкой в общежитии под названием «Мечта коммунара», примус на двоих с многодетной матерью–одиночкой, паек по праздничным дням в виде отварной гречки, свиданья с парикмахершей–соседкой через занавеску с храпящим супругом. (Мечтательно) Вообрази, Жора — картина маслом: Даме едва за сорок, волосатые маслы, обильный одеколон «Букет шизы» и милая привычка кусаться в экстазе за нежные части тела.
Жорж (стонет над каждой подробностью) Не расчесывай мне нервы, у меня и так есть, кому их портить.
Алекс: — Чуть не забыл! Трогательная бытовая деталь — свое изящное белье и шелковые носки ты будешь стирать строго в порядке очереди — ранним субботним утром в общем тазике липким мылом с дегтем и карболкой от паразитов.
Жорж (вскакивает в отчаянии): — Саша! Ты меня пугаешь! Зачем такое отчаяние? Скажи, разве тебе жалко этих империалистических миллионов!? (всхлипывает) Тебе нужны какие–то вонючие американские доллары? Так одна ж бумага! Ты посмотри, как горят! (не может удержать всхлипы) Великие американские президенты… Мама моя, какое вдохновение я придал их лицам! Какие планы строил! Кто ж мог подумать? Конец. Учите партийный устав, товарищ Камерзон, в РСДРП ждут вас…
Алекс: — Прошу без истерик, Георгий! Я реалист, но полон оптимизма. Философия реалистического оптимизма — тяжелое блюдо — не всем по зубам. Но под соусом цинизма и ядовитой иронии — составляет основной рацион безработного авантюриста. Запиши в постановление: Да, два года работы над обеспечением неограниченного денежного запаса пошли коту под хвост. Два года экономии, воздержания и нежных грез — сплошной шлымазл! О, Аргентина — мечта моя — далекая, благоуханная, желанная и недосягаемая — гудбай, май лав, гудбай… Траурные венки и гирлянды, господа, складывайте в соседней комнате. А вы, Георгий, следите за мной. (показывает осанку, взгляд) Надо смотреть в будущее глазами наследника не в шутку занемогшего миллионера, сделав губами вот так…будто сдерживаете плевок. (Жорж повторяет урок) Недурно, друг мой, совсем недурственно. Вы прирожденный иронический оптимист. Теперь повторяйте за мной… (Поют вместе проникновенными голосами «Антисоветские частушки»):
Алекс:
— Если кто–то кое–где попал в беду —
честно жить он хочет,
Ты пошли его на дальнюю звезду
днем. А лучше — ночью.
Если в раж вошли идейные враги —
Кружат с волчьим воем,
За понюшку табака не пропади,
Лучше — стань героем.
Жорж:
— От себя–вражины родину избавь,
поклоняясь ей в пояс.
И простив за злую власть,
сядь в далекий поезд.
Алекс:
— Или, путь морской для подвига избрав,
Без фанфар, скромнейшей тихой сапой,
Отбывая в теплую страну,
Поднимись по пляшущему трапу.
Потому что — пуля дура, а ЧК еще дурней.
Потому что — своя шкура ближе счастья всех людей.
Потому что — жизнь копейка, а индейка — то судьба.
Только эти политесы, миль пардон, не для меня.
Мне индейку ставь в копейку, как и весь деликатес.
Как квартиру и картину, и хваленый «мерседес».
Мне б свободу для народу не в Лифортово искать,
А за правильную Думу выходить голосовать.
Не поймут нас в Совнаркоме, не поймут нас и в ЧК.
Вырожденцы и лишенцы,
Красной власти иждивенцы,
Разбегайтесь кто куда!
Жорж (тоскливо):
В Аргентине небо сине,
Меж кокос дожди косые.
Хоть похоже на Россию,
Только это — не Россия!
Алекс: — Нет, господа, миль пардон, вовсе не Россия! Не ваш сраный… СрСрСр.
Жорж: — Но ведь и не карцер в Бутырке! Я сейчас подумал — зачем так отчаиваться? Ну, накрыли лягавые производство. Мы–то на свободе! Главари! Полны сил, идей и… (показывает на скрипку) — Открываются кой–какие творческие перспективы… Кстати, не зря же я пять лет потел в музыкальной школе. Знатоки пророчили Консерваторию… Сольные концерты, зарубежные турне… А у тебя, если я правильно слышал, приличный вокал, Шурик. Вот как эти бонтонные брюки — немного привести в порядок, так еще можно носить за милую душу!
Алекс: — «Я сшил черные штаны из бархата моего голоса…» Неплохая строка вырвалась…
(Слова Маяковского — Л. Б.)
Жорж: — С тобой, Алекс, иногда даже страшно. Как подумаешь — и зачем живому человеку столько талантов?
Алекс: — А ты полагал, что я родился фальшивомонетчиком? Шурик Перонов — возлюбленное дитя муз. Он вырос у рояля. Дивный инструмент! Какое мощное звучание! А формы нижних конечностей! Пока батюшка таперствовал в синема, его наследник шнырял у ножек. Не всегда, увы, музыкальных. В зале темно, публика рыдает над Верой Холодной, забывая о суетном: портмоне сами падали в мою детскую ладошку… Маменьку унес тиф, батюшка сгинул в Мариуполе. Образование сыну дать не успели, завещание не оставили. Как жить? Талантливый самоучка, смышленый, любознательный оказался на улице. А там война, разгул анархии, моральный и экономический деграданс. И это, откровенно говоря, не способствовало мирному произрастанию юного индивидуума.
Жорж: — Да кто ж будет спорить? Сдохнешь — никто спасибо не скажет!
Алекс: — Не надо слез, господа присяжные заседатели! Не надо доставать портмоне, не надо завещать мне последние крохи припрятанных состояний. Шурик Перронов не иждивенец! Опыт выживания в экстремальных условиях помог ускоренному формированию умственных качеств юного беспризорника. Мало того — способствовал его героической устремленности к разнузданному гедонизму.
Жорж: — Разнузданному! Гедонизму! Саша, не говори так умно, мне больно слышать! Знаешь, иногда в газетах печатают умные мысли: «Беспризорники — позор победившей демократии!» Кто–то ведь заметил! Ведь страшно смотреть, что из них вырастает!
