Гудбаев вкатывает коляску со стариком.
Гудбаев. После того, как вы намекали мне на самопишущую ручку, нам не о чем больше разговаривать. Забирайте вашу рухлядь и очистите помещение!
Щупак (не сдаваясь). Ваши пилюли...
Парализованный старичок (из коляски). Обыкновенный зубной порошок! (Кряхтя вылезает из коляски. Обращается к Гудбаеву.) А я для вас припас пилюльку покрепче! Но сначала я должен извиниться перед мадам Щупак за то, что вводил ее в заблуждение. Уважаемая мадам Щупак! Я очень признателен вам за ту энергию и настойчивость, с которой вы возили меня по многочисленным лестницам: к доктору Гусарову за деградатами – на пятый этаж; к профессору Чижикову за ионами верхних слоев атмосферы – на шестой этаж; к доктору Баснословскому за самыми мелкими пилюлями в Москве – на восьмой этаж и, наконец, к доктору Скоропостижному – на одиннадцатый! С удовольствием могу отметить, что все эти средства не принесли мне ни малейшего вреда. Правда, неоднократно возникала опасность введения в мякоть моей ноги нейтрализующего средства из молодых побегов сельдерея. Но эта угроза мало беспокоила меня, ибо я знал, что вследствие крайней худобы ноги мои лишены того, что доктор Гудбаев называет мякотью, и поэтому непригодны ни для каких уколов. Прогулки в вашей коляске были для меня тем более приятны, что в последнее время из-за преклонного возраста гулять пешком мне было несколько затруднительно. Должен сознаться, я пользовался этим удобством незаконно, но вы сами принудили меня к этому, дорогая мадам Щупак! Я вынужден был притвориться парализованным, ибо видел в этом единственную возможность закончить свою работу над изобретением. Ваше участие в моей судьбе было столь активным и всепоглощающим, что не оставляло мне ни минуты для работы! Согласитесь, что ваше сообщение о пожарном, купившем себе котиковое пальто...
Шупак (в отчаяньи). Вы меня не поняли!
Парализованный старичок. ...не могло помочь мне в математических вычислениях! Эта история окончательно убедила меня в необходимости выбора между вашим милым обществом и моим изобретением. Тогда-то мне и пришла в голову спасительная идея паралича. И хотя много времени уходило в разъездах по докторам, я все же имел возможность спокойно размышлять за голубыми занавесочками этой коляски. Теперь изобретение закончено. Правда, это совершенно не то, что вы предполагали, мадам Щупак, и о чем вы сообщали по секрету всем посещаемым нами врачам.
Гудбаев (старичку). Уважаемый профессор! Я обращаюсь к вам, как работник науки к работнику науки...
Парализованный старичок. Я не профессор, а вы не работник науки.
Гудбаев. Уважаемый товарищ изобретатель! Если бы вы читали что-нибудь о тысячелетнем опыте индейской медицины...
Парализованный старичок. Как раз сегодня кое-что об этом я и прочитал. А вы читали сегодняшние газеты?
Гудбаев (вынимает ручной саквояж). Нет...
Парализованный старичок. Напрасно. Так вот, слушайте. Наркомздрав вынес решение о медицинских лженауках. Признано, что все эти деградаты, ионы верхних слоев атмосферы, мелкие и мельчайшие пилюли и пилюльки и так называемая индейская медицина, – да, да, доктор Гудбаев, индейская, – ничего общего не имеют с настоящей наукой!
Гудбаев быстро и бесшумно складывает в саквояж череп, чалму и шприц, высыпает массу пилюль в корзинку для бумаг под столом.
Отныне, мадам Щупак, вам придется обращаться в поликлинику, к обыкновенным врачам. Они вам будут прописывать скромные горчичники, честную салицилку и – может быть, хоть это отчасти утешит вас – стрептоцид. (Телефонный звонок. Гудбаев делает движение к телефону, но отступает. Старичок берет трубку.) Квартира доктора Гудбаева. Да, да, этого самого индейского. Откуда? Ага! Дома, дома (протягивает трубку Гудбаеву).
Гудбаев (испуганно, не беря трубки). Откуда? Из редакции? С т а р и ч о к. Нет, из уголовного розыска. По жалобе отца ребенка.
Гудбаев (беспомощно опускается в коляску.) Так... так-так-так-так.
Старичок. Не любишь?!
Занавес
