жизнь, когда все время и силы тратятся только на то, чтобы выжить, казалась Росину слишком пустой и скучной. Разыскивая дупло для ловушки, он считал все дуплистые деревья, чтобы точнее знать возможности урмана для устройства соболиных гнезд. Собирая на зиму ягоды, закладывал пробные площадки и точно определял урожайность ягод. Подсчитывал, сколько муки можно добыть из сотни корневищ кувшинок. Собирая дрова, задавался вопросом, сколько кубометров сушняка можно собрать в тайге с одного гектара. Он старательно отмерял шагами гектар. Плотно складывал сушняк, не зная, представляют ли какую-нибудь ценность для лесников полученные цифры. Но он все вымерял сушняк, потому что сбор дров имел теперь в какой-то степени и научный смысл.
…Росин лег на плотно слежавшееся на нарах сено, заложил руки за голову.
За стеной тоскливо поскрипывали елки.
Росин вспомнил, как мать уговаривала его не поступать в этот институт: «Не живется, как всем. Учился бы на инженера — в городе работать. Или дома бы строить научился. Самому под старость любо посмотреть на свой труд. А то нашел работу — по лесам бродить. В воскресенье с ружьем-то находишься».
«Да, хорошо, что она пока ничего не знает».
Вспомнилось, как в детстве нашел кусок старого брезента, отстирал в канаве, высушил, а потом мать скроила и сшила из него полевую сумку. Он уходил с этой сумкой в лес или на болото, искал там птичьи и звериные следы и аккуратно зарисовывал их в свой блокнот. В сумке, кроме карандаша и блокнота, лежали простенький школьный компас, перочинный ножик со сломанным концом и на всякий случай кусок веревки, который мог пригодиться в походе. Сумка висела рядом с кроватью и всегда была готова к походу.
«Через несколько недель экзамены в аспирантуру. Пропадет целый год, — продолжал думать Росин. — Скоро уж разыскивать начнут. И где? В другой стороне совсем! Потом и матери сообщат… Ведь десятки людей искать будут…»
Росин поднялся с нар.
— Дай я тебе щи, что ли, помогу варить!
Глава семнадцатая
Белым-бела вся поляна вокруг избушки. Тяжелый иней склонил траву.
— Смотри-ка, Федор, какой мороз! А ведь сегодня только двадцатое августа.
— Рановато нынче холода, — сказал Федор, вслед за Росиным выходя на костылях из избушки. — Шишки чуть вызрели, а уже иней. Теперь и до зимы недалече… А лабаз, почитай, пустой.
— А медведи от таких холодов досрочно в берлогу заберутся. На медвежатину надеемся, а она под сугробы, бай-бай. Вчера опять ловушку смотрел — пусто.
— Нет, зверь раньше сроку не ляжет. Жиру на зиму нагулять надо… Только нечего на жир надеяться. Орехов нонче много. На всю зиму припасем. Через неделю можно начинать.
Отступил перед теплым еще солнцем утренний иней. Опять зазеленела трава, но теперь уже тусклой, поблекшей зеленью. И по листьям деревьев заметно — на исходе недолгое лето.
Запахами грибов, спелых ягод полнилась предосенняя тайга.
Пропали комары, но вместо них живой серой пылью вилась назойливая мошкара. Она забиралась в рукава, под рубаху, в брюки, в бродни, ухитрялась кусать даже между пальцами ног. К счастью, ночью мошкара спит, ночью можно выйти из избушки и спокойно посидеть, слушая, как щелкочут клювами на мелководье утки. Долго тянулись теперь ночи. Не в пример быстро мелькавшим дням…
— Теперь в управление ребята, наверное, приехали на практику… Студенты охотоведческого факультета. Обычно я их себе забирал, места под выпуск ондатры обследовать. Теперь Алексей Михайлович, наверное, учеты проводить пошлет… Хорошо бы все-таки нескольких человек на обследование южных озер направить. Дело там нехитрое. Не хотелось бы до следующего года оставлять.
— Вадя, а ты фитиль тогда взял ли? Который возле шалаша, в дупле, прятал.
— Забыл, Федор… Да и зачем нам второй? Все равно огонь день и ночь не тухнет. И одного хватит. Схожу в крайнем случае, если понадобится, — не десять километров.
— Ну ладно, пускай лежит.
Федор легко обстругивал кол, срезая с него крупные стружки. Бывает, смотришь на руки человека и понимаешь, какая в них недюжинная сила. По движению рук, по тому, как человек берет что-то, чувствуешь силу. Такими были и руки Федора. Росин давно приметил это и все же удивился, когда однажды, подбрасывая в чувал дрова, Федор взял толстую, похожую на кость, короткую палку и тут же с хрустом переломил ее. Переломил в руках ту палку, которую Росин пытался и не мог сломать о колено. Росин покачал головой и подумал в шутку: «Он, наверное, не понимает, что у человеческой силы может быть какой-то предел».
Федор приладил прочную трехметровую ручку к громадному чурбану.
— Вот, готова тебе колотушка орехи сбивать. Колот по-нашему.
Росин робко смотрел на колот, в котором вместе с трехметровой рукояткой больше трех пудов веса.
— Федор, а ты уверен, что это как раз то, что надо? — спросил Росин. — Не великоват?
— Что ты. Раза в два, в три тяжелее бывают. Те, верно, человека на два, на три. А тебе одному стучать придется, так что как раз. Малость разве легковат. Вон ведь какие дерева простукнуть надо, — кивнул Федор на толстые кряжистые кедры.
— «Легковат!» Да я его в руках едва держу, не размахнешься. А ведь бить надо, чтобы шишки сыпались.
— Посыплются. Иди-ка вон вдарь по тому.
Росин подошел к увешанному тяжелыми коричневыми шишками кедру. Держа колот обеими руками посреди черенка, повернулся всем телом и ударил по стволу. Одна-единственная шишка тукнулась о землю.
— Не держал, видно, в руках! Разве так стучат! — кричал от избушки Федор. — На попа ставь колот. Возле самого ствола. Вот, вот, на землю ручкой. А теперь верх с чуркой отведи и вдарь!
Росин отвел колотушку от ствола и с силой толкнул вперед. Удар! Тук, тук, тук… — падали шишки. Хрясь! — угодила одна прямо в лоб, и даже колот выскользнул из рук.
— От ты напасть какая! — заругался Федор. — Глаза вышибет. Вдарил — прячься под колот, под чурку. А ты вверх смотреть! Нешто можно.
Федор подковылял к кедру, поднял шишку, вылущил орех, попробовал.
— Пора, поспели орехи.
Медленно вернулся к избушке, сел на валежину, положил рядом костыли.
— Теперь вся деревня за орехами подалась. Наталья, должно быть, тоже. А что без меня наделает? Намается только. Ни орехов не наколочу, ни на промысел не попаду. Нескладный год. И она там одна.
— А Надюшка?
— Что Надюшка? Цветами только в избе мусорить. Какой еще из нее помощник… Крышу нонче летом перекрыть собирались… И Матвеевне бы надо.
— Что за Матвеевна?
— Соседка у нас, старушка. Тоже бы пора крышу подновить… Одинокая она.
— Да, Федор, я во всем виноват.
