— Да, я очень постарела… И нездорова; у меня почки не в порядке… А вы, — добавила она, глядя на него с нежностью, — все такой же! Впрочем, вам ведь нет еще и тридцати лет… Лидия тоже не изменилась.
Небель снова взглянул на нее:
— Она не замужем?
— Нет… Как она обрадуется, когда я ей расскажу… Почему бы не доставить бедняжке эту радость? А вы не хотите навестить нас?
— С большим удовольствием… — пробормотал Небель.
— Вот и хорошо, приходите поскорее; ведь мы когда-то так много значили для вас… Наш адрес: Боэдо, 1483; квартира 14… Правда, положение наше сейчас незавидное…
— Ну что вы! — смущенно возразил он и поднялся, пообещав вскоре зайти к ним.
Двенадцать дней спустя, перед отъездом на свой сахарный завод, Небель решил выполнить обещание, данное сеньоре.
Он нашел их по адресу, в бедной квартирке на окраине города. Его приняла сеньора де Аррисабалага, Лидия тем временем заканчивала туалет.
— Итак, одиннадцать лет! — снова заметила мать. — Как бежит время! У вас с Лидией уже могла бы быть куча ребятишек!
— Конечно, — улыбнулся Небель, оглядываясь вокруг.
— О, наши дела — не слишком хороши! А вы, должно быть, живете на широкую ногу… Я столько слышала о ваших плантациях… Это ваше единственное предприятие?
— В Энтре-Риос у меня тоже плантации…
— Какой вы счастливец! Если бы у меня была хоть одна… Я всегда мечтала провести несколько месяцев в деревне, но мечты остались мечтами!
Она замолчала, бросив на Небеля быстрый испытующий взгляд. А ему одна за другой приходили на память картины прошлого, одиннадцать лет назад погребенного в сердце. И сердце больно щемило…
— А все это из-за отсутствия связей… Так трудно иметь хорошего друга в нынешних условиях!
Сердце Небеля сжималось все сильнее. В эту минуту вошла Лидия.
Она тоже сильно изменилась. Ведь наивность и свежесть, украшающие девушку в четырнадцать лет, покидают ее к двадцати шести. И все-таки она была прекрасна. В ее нежной шее, в спокойном и мягком взгляде было что-то неуловимое, говорившее об уже изведанной любви. И мужским чутьем Небель понял это. Понял он и то, что образ прежней Лидии должен сохранить навсегда.
Они беседовали о самых обычных вещах с той сдержанностью, которая присуща зрелым людям. Когда Лидия вышла на минуту, ее мать сказала:
— Да, слабенькая она у меня… И когда подумаю, что на свежем воздухе она бы в два счета поправилась… Послушайте, Октавио, вы разрешите мне быть с вами откровенной? Вы ведь знаете, что я любила вас как сына… Мы не могли бы провести некоторое время на ваших плантациях? Это было бы так полезно для Лидии!
— Но я женат, — ответил Небель.
Смятение и досада отразились на лице сеньоры, на какую-то долю секунды ее разочарование было искренним, однако уже в следующее мгновение она шутливым жестом скрестила руки.
— Женаты, вы! О, какое несчастье, какое несчастье! Ах, простите меня!.. Я сама не знаю, что говорю… А ваша жена живет вместе с вами на плантации?
— Обычно, да… Но сейчас она в Европе…
— Какое несчастье! То есть… Октавио! — воскликнула она, протягивая к нему руки, со слезами на глазах. — Вам я могу сказать, ведь вы были мне почти сыном… Мы едва сводим концы с концами! Почему бы нам не поехать вместе с вами? Я буду по-матерински откровенна, — закончила она полушепотом, с вкрадчивой улыбкой. — Вы ведь хорошо знаете, какое сердце у Лидии, не так ли?
Она ждала ответа, но Небель по-прежнему молчал.
— Да, вы ее знаете. И неужели вы думаете, что Лидия способна забыть того, кого когда-то любила?
И, не ограничиваясь намеком, сеньора подмигнула ему.
Тут только измерил Небель всю глубину пропасти, в которую едва не упал когда-то. Именно такой матерью она и была всегда, а старость, морфий и нищета лишь завершили ее падение.
А Лидия… Когда он снова увидел эту женщину с нежной шеей, им овладело желание… Небелю продавали ее… и он не устоял перед странной победой, которую сулила ему судьба.
— Ты знаешь, Лидия? — засуетилась мать, когда девушка вернулась в комнату. — Октавио приглашает нас погостить у него на плантации, Как тебе это нравится?
Лидия нахмурила брови, но тут же овладела собой.
— Отлично, мама.
— Да, ты еще не знаешь… Он, оказывается, женат. Такой молодой! Ну мы-то ему почти родственники…
Лидия взглянула на Небеля серьезно и печально.
— Давно? — прошептала она.
— Четыре года, — чуть слышно ответил он. У него так и не хватило духа посмотреть ей в глаза.
Ехали они отдельно, поскольку в поезде могли оказаться знакомые. Лишь отойдя от станции, они втроем разместились в присланном с плантации открытом экипаже.
Когда Небель оставался один, за хозяйством присматривала только старая индианка, ибо его жена увозила с собой всю остальную прислугу.
Верной служанке он сказал, что привез с собой старую тетку и ее дочь. Обе они хотят отдохнуть и поправить пошатнувшееся здоровье.
Эта версия была вполне правдоподобна, так как сеньора угасала на глазах. Она приехала совсем больная, ноги у нее дрожали, и она с трудом передвигала их. Она жаждала морфия, который по просьбе Небеля не принимала четыре долгих часа, и теперь все в ней кричало, тоскливо моля о дозе наркотика, который живительной влагой пробежал бы по жилам этого ходячего трупа.
После смерти отца Небель забросил учебу, однако его познания в медицине были достаточны, чтобы предвидеть надвигавшуюся катастрофу; сеньора страдала тяжелыми приступами, во время которых ее почки совсем сдавали, а действие морфия только усугубляло состояние больной.
Еще в экипаже, не в силах больше сдерживаться, она жалобно взглянула на Небеля.
— Если вы разрешите, Октавио… Я больше не могу! Лидия, загороди меня.
Дочь спокойно загородила мать, и Небель услышал шорох подбираемого платья: укол следовало сделать в бедро.
Глаза сеньоры зажглись, и жизнь во всей полноте заиграла на ее лице, скрыв под своей маской печать, уже наложенную смертью.
— Вот теперь мне хорошо… Какое счастье! Я хорошо себя чувствую!
— Вам бы следовало бросить это, — сухо заметил Небель, искоса взглянув на нее. — Когда пройдет действие морфия, вам станет совсем плохо.
— О нет! Лучше смерть…
Весь день Небелю было не по себе. Он решил относиться к Лидии и ее матери, как к бедным больным женщинам — и только! Но с наступлением сумерек хищные звери принимаются точить когти… То же произошло и с Небелем — лишь только стемнело, с такой силой заговорил в нем голос плоти, что благие намерения отступили.
