Шли дни за днями, недели за неделями, но от очкастого профессора не было никаких вестей.
Прошло два месяца. Мы с Носиршатрамой уже потеряли надежду получить от профессора какие-либо известия. И ребята больше не приставали к нам с расспросами.
Теперь я порою отводил Носиршатраму в сторону и шептал:
— Слушай, Шатрама, может, твои стрела и молот и в самом деле гроша ломаного не стоят? А ты всему свету раструбил…
— Откуда же мне было знать? — виновато говорил Носиршатрама. — Всё-таки это предметы старины… Я думал, они пользу принесут… исторической науке, — совсем уж неуверенно заканчивал он.
— «Думал»! Плохо ты думал.
— А ты… А ты…
Так слово за слово и заспорим, раскричимся. Он мне: «Лежебока!», а я ему: «Шатрама!»
И вот однажды в субботу на последнем уроке взглянул я в окно и увидел голубую «Победу».
«А вдруг это приехал профессор?» — подумал я.
Этот последний урок казался нескончаемым. А когда он кончился, дверь нашего класса с шумом распахнулась, и к нам повалили ребята из других классов.
— Собрание будет! — кричали вошедшие.
Тут я и вовсе перестал думать о голубой «Победе». Разве было бы собрание, если бы приехал профессор? Нас с Носиршатрамой сразу вызвали бы к директору…
Никто не знал, что будет за собрание. Но народу в класс набралось много — сидели по три-четыре человека за одной партой. Учительский стол покрыли алой скатертью. Класс наш стал похож на зал заседаний.
И вот в класс вошли наш директор и… профессор. Старик положил на стол какие-то свёртки и сел за стол. Мы с нетерпением ждали, что будет дальше.
Ребята с завистью и любопытством поглядывали на нас. А мы и сами-то ничего не понимали.
— Ну-ка, мои помощники, Носир и Гайрат, пожалуйте сюда, на середину класса, — позвал нас профессор.
Мы оба вспыхнули как пламя и подошли к столу.
— Друзья, — обратился профессор ко всем, — Носир и Гайрат оказались первыми исследователями пещеры Каргасхона…
Мы совсем смутились и покраснели больше прежнего. Ну, какие мы исследователи? А профессор уже рассказывал про Каргасхону, о работе первой археологической экспедиции, об интересных находках, которые дают ценные сведения о жизни первобытного человека.
Профессор выразил сердечную благодарность Носиршатраме, Шерали и мне за то, что мы оказали учёным большую помощь в их работе.
— И поэтому, — сказал в заключение гость, — мы решили сделать небольшой подарок нашим юным помощникам.
Ребята дружно зааплодировали.
— Прими на память эту книгу. — Профессор взял со стола свёрток и протянул его Носиршатраме. — Желаю тебе успехов в учёбе.
Тут ребята так захлопали в ладоши, что можно было оглохнуть. Затем наступила моя очередь. Я поблагодарил за подарок.
Когда шум немного утих, Носиршатрама попросил слова.
— Ребята, — взволнованно начал он, прислонившись к столу. — Я должен сказать здесь правду. Я недостоин этого подарка. В пещеру я полез за птенцами грифов и случайно нашёл там стрелу и каменный молот. И никакой я не исследователь, а настоящий шатрама. В пещеру-то я забрался, а вот выйти обратно не смог — грифы не выпускали меня. Кричи не кричи — никто не услышит. Лишь поздно ночью, когда грифы собрались возле своих птенцов и заснули, я подобрался к выходу и стал звать на помощь. И никогда мне не забыть, как я обрадовался, когда услышал голоса моих друзей Гайрата и Шерали. А потом уж Шерали, защищаясь от железных когтей грифов, вывел меня из страшной пещеры. Поэтому я прошу дать этот подарок не мне, а Шерали.
— Правильно! — закричали ребята. — Опомнился Носир! Молодец!
А профессор улыбался и кивал головой. Ему, видно, тоже понравились последние слова Носира. Он хлопнул его по плечу и сказал:
— Теперь ты ещё раз молодец! Успокойся: ваш общий друг Шерали не забыт. Подарок ему мы послали ещё три дня назад.
Сейчас Носиршатрама уже не отстающий и даже не средний ученик. Если не считать единственной тройки за контрольную по алгебре, то он учится так же, как и я. Он перестал проказничать, и мы больше не называем его Носиршатрамой, а просто Носир.
Мой друг так изменился, что все только диву давались. Оба мы мечтали о том, чтобы скорее наступило лето. Ведь у нас уже есть кое-какой чабанский опыт. Мы ещё немного поучимся у Собир-амака и у моего отца, и тогда из нас получатся настоящие чабаны. Мы с нетерпением считали дни. И вот наконец наступил апрель.
Обычно в начале апреля наши отцы возвращались из братского Узбекистана, а точнее сказать — из колхоза Аликула-чабана. Потом целый месяц овцы паслись на сочных лугах возле нашего кишлака. Как только овцы переставали ягниться и ягнята немного подрастали, отары вновь отправлялись на высокогорные тучные пастбища.
Прошла неделя, как овцы вернулись на ферму.
Мы с Носиром были так рады их возвращению, что каждый день сразу же после уроков бежали туда. Пасли овец до сумерек и, только разместив их в загонах, возвращались домой.
Полвон вырос и стал ещё больше, но, как и прежде, ни к кому не ласкался. И как нежно мы ни звали его: «Полвон, Полвон!» — он и хвостом не вильнёт.
Собир-амак с гордостью рассказывал о том, как в течение зимы пёс одолел пятерых матёрых волков. А мой отец уже в который раз повторял, что в жизни ещё не видел столь разумного и сильного пса. Полвон ни на минуту не оставлял отару и не разрешал овцам разбредаться.
Слушая эти рассказы, я вспоминал письма Шерали, в которых он сообщал о подвигах Полвона.
Однажды поздно вечером отец сказал матери:
— Приготовь мне чистое бельё и всё прочее. Завтра на рассвете мы погоним отару в горы.
— Почему так рано? — удивилась мама. — Ведь каждый год вы уводите овец после первомайских праздников.
— Странный ты человек, Гульру. Таких простых вещей не понимаешь, — ответил отец. — Ведь окот уже закончен. Ягнята окрепли. Зачем зря время терять? Для меня главное, чтобы овцы жирели.
Мама не стала спорить и принялась собирать отца в дорогу.
Я сидел опустив голову. Мне не понравилось решение отца гнать свою отару раньше срока. Но ведь вы знаете моего отца — он упрямый человек, всё сам решает, ни с кем не советуется.
* * *
Беда пришла в ночь на двадцатое апреля. Я крепко спал, укрывшись тёплым ватным одеялом. Скрип открываемой двери и встревоженный возглас мамы разбудили меня.
На улице было пасмурно и холодно, шёл сильный дождь. В нашем дворе я увидел группу всадников. Кобил-лайлак сидел на лошади, прижимая к себе кого-то большого, завёрнутого в кошму…
