Вот что случилось в ту памятную ночь.
Отец мой сдержал своё слово и ушёл с отарой в горы. Правда, он не отогнал овец на дальнее пастбище. Три дня прошли спокойно, а на четвёртый день погода стала портиться. Небо над горами нахмурилось, поднялся ветер, и пошёл дождь. Он сеял, как из сита, целые сутки. На чабанах ниточки сухой не осталось. Мокрые овцы стали тощими, длинноногими. Шерсть на них слиплась и обвисла.
К вечеру похолодало. Ветер переменился — он дул теперь с севера, и дождь тут же превратился в град.
— Касым-ака, — обратился к отцу Собир-амак, — не лучше ли нам спуститься вниз, поближе к кишлаку?
— Чего ты боишься, Собир-бой, ведь зима уже прошла? Это весна капризничает. Через час-другой всё пройдёт, — успокоил его отец.
Собир-амак сильно озяб, но возражать не стал, так как хорошо знал нрав моего отца.
Через час ветер утих, но ненадолго. Вскоре он подул с удвоенной силой. Повалил снег, начался буран.
— Разве не говорил я тебе, что надо было спуститься вниз? — упрекнул отца Собир-амак. — А куда мы теперь денемся?
— Не бойся, Собир, — сказал отец, — ведь не камни же с неба сыплются. Мы с тобой и не в такие бураны попадали.
Отец не терял бодрости. Собир-амак недовольно молчал.
Между тем непогода разгулялась не на шутку. Ветер свистел меж острых скал и швырял в лицо чабанам пригоршни сухого, колючего снега.
Отец попытался погнать отару навстречу бурану, но овцы, сбившись плотной массой, стояли неподвижно, будто их пригвоздили к земле. И в этот момент, словно подхваченные ветром, помчались вниз по склону ослы чабанов. И вся отара, точно внезапно проснувшись, бросилась следом за ними. Ни чабаны, оцепеневшие от стужи, ни Полвон не могли удержать эту живую лавину. Проваливаясь по пояс в снег, чабаны еле двигались за отарой.
Первым не выдержал Собир-амак. Мой отец увидел, как его напарник словно споткнулся о камень и упал лицом вниз. Отец бросился к нему, стал тормошить. Собир-амак был без сознания. Недолго думая отец сорвал с себя халат и укутал им своего товарища.
Нельзя было медлить ни минуты. Из последних сил бросился мой отец вниз, к кишлаку, — звать на помощь. Ледяной ветер пронизывал до костей, снег залеплял глаза. Отец поскользнулся и упал ничком. Сердце его сжалось, в глазах потемнело…
* * *
— Пулод! Эй, Пу-ло-од!!! — послышался с улицы тревожный крик Сатым-ака — колхозного сторожа.
Заспанный Пулод-амак в одной нижней рубашке выбежал во двор и открыл ворота. Старик Сатым еле переводил дух.
— Беда, беда! — повторял он. Потом, немного отдышавшись, рассказал: — Отара Касыма спустилась с гор. На овцах лежит снег в пядь толщиной. Но самих чабанов не видно.
— Снег? — встрепенулся председатель. — Уж не буран ли в горах? Сзывай скорей народ!
Сатым-ака побежал будить колхозников. А Пулод-амак оседлал коня и погнал его к отаре.
Шёл дождь, но ледяная короста на спинах овец не таяла. Бедняжки дрожали мелкой дрожью. Полвон бегал вокруг отары и громко лаял. Чабанов нигде не было. Пулод-амак понял, что случилось несчастье.
Со всех сторон спешили к отаре встревоженные люди. Пулод-амак быстро принял решение. Он попросил Кобил-лайлака принести три-четыре кошмы. Нужно было немедленно отправляться на поиски чабанов.
Узнав о случившемся, несколько молодых колхозников оседлали коней.
— Полвон! — позвал пса Пулод-амак. — Ищи! Пёс будто только и ждал этого приказания.
В два прыжка очутился он впереди коней, и все удивились такой его понятливости.
Полвон бежал то вверх, то спускался вниз — вёл лошадей по размытой дороге. Джигиты следовали за ним не отставая и переговаривались между собой, что, мол, пёс этот хоть и умён, а всё же пёс.
Но Кобил-лайлак возразил им:
— Вы этого пса ещё не знаете. У него только что языка нет.
Впереди на снегу что-то темнело: то ли большой камень, то ли неизвестно откуда взявшееся здесь бревно. Полвон подбежал к нему. Всадники спешились и разглядели труп чёрного осла Собир-амака.
Все упали духом.
— Ищи, Полвон, ищи! — крикнул Пулод-амак и яростно хлестнул коня.
Скоро всадники снова увидели что-то едва чернеющее из-под снега. Это был ягнёнок. Малыш ещё не совсем замёрз. Один из колхозников разрыл снег, взял ягнёнка на руки, прикрыл его полой своего тёплого халата.
Полвон бежал дальше. Теперь джигиты больше не спорили о Полвоне и послушно следовали за ним.
Скоро Полвон снова остановился, обнюхал снег и, ухватив что-то зубами, потащил к себе. Под снегом, скрючившись, лежал мой отец.
Пулод-амак приказал двум колхозникам отвезти отца в кишлак, а остальные, не мешкая, двинулись дальше. Они отъехали совсем недалеко, когда Полвон стал разгребать какой-то сугроб.
— Собир-ака! — горестно воскликнули джигиты.
Действительно, перед ними лежал Собир-амак, укутанный в халат моего отца.
Всадники быстро расстелили кошму и уложили на неё Собир-амака.
Всадники быстро расстелили кошму и уложили на неё Собир-амака.
…Теперь всё это в прошлом. Собир-амак и мой отец побороли смерть и, оправившись от болезни, будто заново родились. Кто знает, что было бы с ними, если бы не наш Полвон? Ведь это он помог найти и отца и Собир-амака.
В тот день я не смог побывать на ферме, потому что мама послала меня за мукой на мельницу. Когда я вернулся домой, то узнал, что ко мне заходил Носир, но не дождался и ушёл.
Я чувствовал себя виноватым перед своим другом. Обещал пойти вместе на ферму и обманул.
Мы теперь с Носиром всюду вместе. Когда мой отец уезжал в санаторий, он просил, чтобы я наблюдал за его отарой. «Не надейся на новых чабанов, — говорил он мне. — Они отару не знают. А ты можешь помочь им». Всё свободное время мы с Носиром проводили в отаре.
Отец ещё просил меня беречь Полвона. Надо сказать, что нашего Полвона прославили на весь Таджикистан. О нём была напечатана заметка в республиканской газете, и даже помещён его снимок.
День клонился к вечеру, на ферму идти было поздно, дома дел нет, и я вышел за ворота.
На улице мальчишки гоняли мяч. Я тоже присоединился к ним — разве можно было отказать себе в таком удовольствии?
— Эй, Гайрат, поди сюда! — услышал я вдруг голос Носира.
Мой друг стоял у обочины и наблюдал за нашей игрой. Я и не заметил, когда он подошёл.
— Ты сердишься на меня, Носир?
— За что?
— Да вот обещал пойти с тобой и обманул…
— Только и всего? Пустяки, — перебил меня Носир. — Слыхал новость?
— Какая новость? Всё ли на ферме в порядке?
