В разговор вмешался Яков Павлович:
— Да, да — характеры. Кажется одно, а оказывается совсем другое.
Слава не понял, о каких зверях он говорит. Какое-то время он молчал, слушая всё это, молчал, чтобы не перебивать взрослых, но в конце концов не выдержал и спросил Егора Исаевича:
— А медведи у вас есть?
— Медведи? — Дидусенко посмотрел на Славу с удивлением. — А как же! Здесь, в Берлине, медведь, поди ж ты, самый почётный зверь. Ты что, не знал?
— Не знал.
— А как по-немецки «медведь»? — спросил Егор Исаевич.
Тётя Сима раскрыла было рот, но Слава поднял руку:
— Знаю. «Бер».
— А «маленький» как по-немецки?
Знал же Слава, но этого вспомнить не мог. Подсказала тётя Сима:
— «Маленький» по-немецки «клейн».
— Правильно, — подтвердил Дидусенко. — Вот и говорят, что в древности нашли в Шварцвальде, что значит «Чёрный лес», маленького медвежонка, то есть «берклейн», и на этом месте вырос город. И город этот стал называться «Берлин». Понял?
— Понял. Значит, потому в Берлине, куда ни посмотришь, — медведь. Да?
— Конечно, — сказал Егор Исаевич. — Медведь — это же герб Берлина. Он на всём — на автобусах, на этикетках, медведю памятники в парках. Видел?
— Видел. А вы привезли медвежонка?
— А как же!
— Может быть, это мой медвежонок.
— Твой?
— Ну да. У меня, то есть не совсем у меня, а у нашего соседа, был медвежонок, Мишка, одним словом, и он попал сюда, в Берлин, и я его ищу…
Они шли к выходу из Трептов-парка, и все трое наперебой рассказывали Егору Исаевичу историю Славиного Мишки. А проводник спрашивал Славу, какой был Мишка не только внешне, но и по характеру, что любил, какую лапу подкладывал под голову, когда спал, умел ли кувыркаться, ходить на задних лапах, делать стойку.
Слава, кажется, ответил на все-все вопросы и, расставаясь с Егором Исаевичем, почувствовал: найдёт он своего Мишку, теперь обязательно найдёт. А Яков Павлович сказал:
— Есть поговорка: «На ловца и зверь бежит». А тут получилось, что на ловца пришёл не зверь, а зверолов. Удача.
— Что вы, — махнул рукой Дидусенко, — какой я зверолов. Просто звериный проводник, как уборщик в зоопарке. Только у меня зоопарк передвижной — на колёсах. Жаль, что вы не можете поехать со мной на товарную станцию посмотреть моих пассажиров. Там ведь и мишка есть, только это не ваш. Кличка у него другая и вообще биография не та. Нет, не та биография.
Это слово он повторил дважды. А вообще Егор Исаевич говорил о своих пассажирах, как о людях: биография, характер, привычки…
Да, не ему только, но всем, кто был в это время рядом с ним, жаль было, что они не могут поехать на станцию посмотреть звериный эшелон. Федотов, тётя Сима и Славик были туристами, а это значит — жили и ездили по расписанию. Автобус ждал их уже у ворот Трептов-парка. По дороге в гостиницу туристы должны были заехать в музей, после обеда — в зоопарк, а рано утром на автобусе же дальше по Германии. Товарная станция была в другом конце города, и если бы туристы туда поехали, они не успели бы в зоопарк и могли бы отстать от группы.
Когда прощались, Егор Исаевич сказал ещё, что в демократическом Берлине один из самых новых и самых лучших зоопарков во всём мире и, может быть, Славик найдёт там своего Мишку. А если не найдёт, они встретятся на обратном пути, когда снова будут в Берлине. К этому времени как раз Дидусенко должен будет привезти новый эшелон со зверями, и он всё-всё разузнает о Славином Мишке.
— А может быть, — сказал Егор Исаевич, — когда мы снова встретимся тут, в Берлине, вам уже не надо будет искать вашего Мишку.
— Вы думаете, мы его к тому времени найдём? — спросил Слава.
— Не знаю. Может, и найдёте. Всё-всё возможно.
— Так почему вы сказали, что не надо будет искать?
Дидусенко помолчал и при этом задумчиво погладил свою бороду.
— Что обнадёживать! Это же хуже. Привезу — не привезу.
— Славик! — закричали в это время в один голос Яков Павлович и тётя Сима.
Она подбежала к ним и взяла Славу за руку:
— Ты что, хочешь, чтобы из-за тебя вся группа не попала в музей? В автобусе уже все сердятся и ворчат. Пошли скорее.
Она потащила Славу, а он и не сопротивлялся. На ступеньке автобуса стоял Яков Павлович, и Слава заметил, что вид у него был сердитый. А с Федотовым шутки плохи.
Одним махом Слава вскочил в машину, и они сразу же поехали. Слава даже не успел как следует попрощаться с Егором Исаевичем. А бородатый проводник крикнул ему вдогонку:
— До скорой встречи! Желаю удачи!
Автобус шёл по улицам Берлина. Славе было интересно смотреть всё, что мелькало в окне машины, как на экране кино. Но видел он, в основном, широкую спину Аси Сергеевны. Она заслоняла ему и переднее окно автобуса и боковое. Надо же так рассесться: боком, откинувшись, разметав руки, будто в кресле у себя дома.
Сначала Слава вытягивал шею, выгибался, стараясь увидеть что-нибудь в окне. Но потом перестал вертеться, полузакрыл глаза и стал вспоминать разговор с Дидусенко. Как это тот сказал: «Жаль, что вы не можете поехать на товарную станцию… Там ведь и мишка есть». А потом добавил: «Кличка у него другая и биография не та…»
…Та-та-та-та… Мысли Славы оборвались. Вот они, мысли эти, будто рвались вперёд и должны были, как в атаке, захватить высоту, то есть решить непонятное в разговоре с Дидусенко. И, может быть, решить загадку: где же Мишка? Но та-та-та стучало, как пулемёт врага, который подрубает атаку, прерывает бег, бьёт насмерть…
Это без умолку трещала Ася Сергеевна. Она разговаривала так громко, что заглушала шум автобуса и голоса других людей в машине. Голос Аси Сергеевны перекрывал все шумы и голоса, обрывал Славины мысли, мешал ему додумать, довести до конца то, о чём размышлял.
Славе ясно было одно: на товарной станции стоит эшелон со зверями из Советского Союза. Там, в этом эшелоне, есть медвежонок. У него не та кличка, что была у Славиного валдайца, и другой характер. Ну и что ж? Разве не бывают недоразумения и ошибки? Медвежонка могли переименовать, а он что же — протестовал? И характер у него мог измениться.
Слава сам себя спрашивал и сам отвечал: «Мог?» — «Мог!»
Значит, надо попасть на товарную станцию. Но как? Как?
На этот вопрос Славы Слава ответить не мог. Он морщил лоб, закрывал ладонью глаза, думал, искал решение. Но та-та-та Аси Сергеевны не умолкало ни на секунду, и казалось, что это мешает найти выход из положения, решить, на первый взгляд, неразрешимую задачу.
И вдруг…
— Минуточку! На минутку остановите автобус!
