— Так вот оно как, — продолжал Вольфганг, — про то, как звали собаку, помнится мне, проводник не говорил. Он рассказал только, что в тот самый момент, когда собаке грозила гибель от медвежьей лапы, грянул выстрел: зверь рявкнул и присел. Теперь мишень, можно сказать, из движущейся стала недвижимой. Полыхнуло пламя из двустволок, и медведице пришёл конец…
Молчал Вольфганг.
Молчала Маргит.
Молчал Слава.
А на языке у него вертелось: «Как же взяли в берлоге медвежат?» Но он сдерживал себя и не произнёс ни слова.
— Так вот оно как, — сказал Вольфганг. — Потом собака повела охотников в берлогу. И там оказались все медвежата — любимые и нелюбимые.
— Медвежата! — воскликнул Слава и сам удивился, услышав свой голос, будто это не он сказал, а кто-то сидящий в нём. — Сколько?
— Да, медвежата, — повторил Вольфганг.
Нет, тут Слава не мог молчать.
— Два? — спросил он. И не спросил, а выкрикнул.
Вольфганг посмотрел на него с удивлением и отрицательно покачал головой:
— Нет, три. Два малыша лежали на подстилке, а третий отдельно между корней. Ведь берлога та была…
— Вольфганг! — воскликнул Слава, но Маргит взглядом заставила его замолчать.
— …была, — продолжал Вольфганг, — под большим деревом. Я думаю, что когда к медведице подкатывался старший медвежонок, она била его лапой. Да, да, не удивляйтесь — это же обычно у медвежьих матерей. Только бьёт она, конечно, не когтями, а подушечкой мягкой лапы — не больно, но так, что медвежонок откатывается прочь. Он же пушистый шарик. Вот оно как…
Теперь Вольфганг разговорился, а Слава и слушать его не хотел. С трудом он дождался, пока Вольфганг произнесёт своё заключительное: «Вот оно как».
Маргит, которая всё понимала и всё знала, спросила:
— Медвежат было точно три?
— Точно, — подтвердил Вольфганг. — Завтра вы сможете прочитать об этом в паспорте Мишки. Там всё сказано: и когда примерно родился, и сколько у него было братьев и сестёр. У этого Мишки были брат и сестра. Это так же точно, как то, что я Вольфганг.
— Всё, — сказала Маргит. — Пошли. Этот Мишка не твой медвежонок.
До закрытия зоопарка осталось два часа, и энергичная Маргит решила использовать всё это время до последней минуты, чтобы разыскать следы Славиного Мишки.
— Зря я начала с Вольфганга, — сказала она. — Он, конечно, старейший здесь работник, но всё-таки он не знает всего, что произошло в зоопарке. Нам нужно найти доктора Рознера. Он знает всё.
— Доктора? — переспросил Слава. — Он что, лечит зверей? Он ветеринар?
— Да нет, никого он не лечит и никакой он не ветеринар. — Доктор Рознер — директор зоопарка.
— А почему — доктор?..
К этому времени жизни в Берлине Слава уже заметил, что вокруг очень много докторов. Только и слышалось: «Мы встретимся с доктором таким-то… В музее нас будет сопровождать доктор такой-то… О, об этом надо спросить доктора…» Так много было докторов вокруг, как всё равно в больнице. В чём же дело?
— Доктор, — сказала Маргит, — это потому, что у него есть высшее образование. Понял?
Слава не совсем понял, но сказал: «Угу».
— Высшее — понимаешь? У нас так принято: окончил человек институт — значит, доктор.
— Каждый? — спросил Слава.
— Каждый.
— И не обязательно для этого окончить медицинский институт?
— Конечно, нет.
— А если человек окончил строительный институт или писательский — он тоже доктор?
— Да. Пошли. Вот, кажется, в ту дверь вошёл доктор Рознер. Догоним?
— Догоним.
И они побежали…
Доктор Рознер понравился Славе с первого взгляда. Они столкнулись с ним в дверях конторы зоопарка, и он чуть было не сшиб с ног сразу Маргит и Славу. Но понравился он Славе не потому. Когда человек спешит и навстречу ему тоже бегут, никуда не глядя, — столкнуться не шутка. А Рознер бежал, как потом выяснилось, чтобы попасть к себе в кабинет только на мгновение и взять перчатки.
В дверях Слава столкнулся с чем-то чёрным и мягким. Это и был доктор Рознер, весь в плотной коже — пальто, перчатки, сапоги, шлем.
— Вы ко мне? — спросил он на ходу, когда Маргит и Слава, развернувшись, побежали за ним по дорожке, которая вела из конторы.
— К вам, — сказала Маргит.
— Тогда подождите, я скоро вернусь. В нашей больнице случилась беда с медведицей. Подождите меня здесь.
Он шёл очень быстро, передвигая длинные ноги, как будто был на ходулях. Слава с Маргит так быстро идти не могли и потому бежали рядом. При этом Слава шепнул Маргит:
— Не будем ждать здесь, пойдём в больницу.
— Можно нам с вами? — спросила Маргит на бегу.
Доктор Рознер не ответил, и они продолжали бежать, считая, что молчание — знак согласия. Так решил Слава и, наверно, Маргит, которая тоже не остановила бег…
А вот и больница. Первое, что Слава увидел, была настоящая военно-походная кухня. На колёсах большой бак с трубой. Слава сразу подумал о фронте, на котором он, конечно, не был, но всё знал по кино и фотографиям.
Походная кухня дымила вовсю, и от неё шёл приятный такой запах. Вокруг на кусках брезента, разостланных как ковры, высились разноцветные горы продуктов: мяса, овощей и фруктов.
Доктор Рознер подошёл к большой стеклянной двери и сказал:
— Постойте тут.
— А с вами нельзя? — спросил Слава по-немецки. Ему так хотелось туда — за эту стеклянную дверь, откуда доносился знакомый рёв медведей. Слава вспомнил все нужные слова и несколько раз повторил свою просьбу по-немецки.
— Нет, — сказал доктор. При этом он растопырил руки в перчатках и показал ими на плотное кожаное пальто.
Теперь Слава сообразил: директор зоопарка одевался весь в кожу, как рыцарь заковывался в железные латы. Рыцарь — от вражеских стрел и мечей, а доктор Рознер — от когтей и зубов своих питомцев.
Он уже скрылся за дверью, а Слава, поняв, почему ему нельзя в больницу, ещё больше захотел попасть туда. Но, к счастью, всё удалось увидеть сквозь стёкла двери.
Тёмно-бурый медведь метался и прыгал по коридору и при этом глухо, очень глухо рычал, гремел и звенел. Вы спросите, как может медведь греметь и, особенно, звенеть? Может, если у него на голове, по самую шею, надет большой бидон из-под молока.
Вокруг несчастного медведя суетились люди в белых халатах, а он мотал головой, царапал и бил когтями по бидону, выл и рычал.
— Что же будет? — Маргит схватилась руками за голову.
Слава, честно говоря, тоже испугался и страшно пожалел несчастного мишку, подумав, что если рвануть с силой бидон, можно оторвать ему уши. А что делать?
