Чарлз Робертс - Последняя охота Серой Рыси

Поужинав, Ночной Ветер зажег трубку и закурил, сидя у костра. Несмотря на сильный холод, ему было очень тепло: скала защищала его сзади, снежные сугробы с боков, и завернут он был, кроме того, в теплое одеяло. Иногда он подбрасывал топливо в костер. Нужно, чтобы дров у него хватило на целую ночь. О сне он и не думал. Маленькие зоркие глаза его, обращенные по ту сторону костра, следили сквозь тонкую пелену дыма за целым рядом злобных узких глаз, пристально смотревших на него из-за деревьев. Не видел он только глаз своего неутомимого часового, который глядел на своих подчиненных. Долго ли продержится этот часовой? Долго ли голодные волки будут повиноваться своему вожаку? Нет! Конечно, нет! Он не должен спать.

И он курил трубку за трубкой, поддерживая небольшой огонь и думая все время о вигваме на пустынном снежном берегу Майчикамоу. Ни на минуту при этом не спускал он взора со страшного полукруга жадных глаз и с тощей спины своего неутомимого часового. Мало-помалу ему стали чудиться самые странные видения. Волки исчезли вдруг куда-то, и вместо них отовсюду из лесного мрака потянулись духи его предков: белые и черные медведи с человеческими головами, орлы, выступавшие огромными шагами, серые рыси, пристальным взором пронизывающие его насквозь, и огромные черные лоси с покрытыми снегом рогами. Вид их наполнил душу его благоговейной любовью, но не страхом. Не испугался он также, когда белый хранитель его стал вдруг огромен, как карибу, и, усевшись возле костра, устремил на него многозначительный взгляд. Ночной Ветер напрягал весь свой ум, чтобы понять значение этого взгляда, и не мог. И вот, пока он думал, послышался вдруг громкий протяжный вой — не то вой ветра, не то вой волка.

Вой становился все громче и громче, все протяжнее и унылее. Ночной Ветер вздрогнул, и видение исчезло. Он поднял голову. Над верхушками деревьев, прямо против него, сияла луна. Ему было смертельно холодно. Костер совсем прогорел, и от него осталась только небольшая кучка головешек. Страшная стая, караулившая его, исчезла куда-то с опушки леса, устремившись, без сомнения, по следам другой дичи. На прежнем посту оставался один только белый часовой. Он снова принял обыкновенные свои размеры. Он был крупнее остальных волков, но все же гораздо меньше, чем только что казалось Ночному Ветру. Он сидел на задних лапах возле угасающего костра. Длинная морда его была поднята вверх, и он выл, глядя на луну.

Вой прекратился, как только Ночной Ветер поднял голову. Волк опустил морду и уставился на человека. Ночной Ветер бросил несколько полен на тлеющие головешки и раздувал их, пока они не разгорелись ярким пламенем. Он знал, что его разбудил вой белого волка и спас ему жизнь, так как иначе он замерз бы.

— Благодарю тебя, белый брат! — сказал он, вставая.

Он был уверен, что таинственный зверь поймет слова, сказанные на языке Несквеппи.

При звуках человеческого голоса волк навострил уши, секунды две с недоумением смотрел на индейца, а затем встал и медленно побрел в лес.

Ночной Ветер понял, что опасность миновала. Он бросил на костер все топливо, какое у него было. Отогревшись хорошенько, он притащил к костру срубленное им перед этим дерево и сварил себе вкусную похлебку из пемикана и муки. После еды он почувствовал себя гораздо бодрее. Ему не хотелось спать, и он двинулся в дальнейший путь, решив сделать привал в полдень и выспаться хорошенько.

За несколько дней до этого в одном из вигвамов на Майчикамоу заболел ребенок. Жители той деревни голодали, но ребенок заболел не от голода. Никто из мудрецов племени не мог определить, что это за болезнь. Дядя ребенка, седой старик, который много раз бывал в поселениях Гудсонской компании, разбросанных по всему Лабрадору, сказал тогда, что у бледнолицых есть снадобья от всяких болезней. Если малютку доставить в ближайшее селение белых, жизнь его будет спасена. Старику и самому хотелось погреться и поесть у бледнолицых. Он сказал, что охотно возьмется доставить малютку в поселение у Северо-Западной реки, где его скоро вылечат. И мать, не пролив ни единой слезы, несмотря на то, что сердце ее было преисполнено печали, отпустила с ним ребенка. Только на бледнолицых она теперь и надеялась. Муж убьет ее, если ребенок умрет в его отсутствие.

Быстро двигался вперед Ночной Ветер и много миль оставил в этот день позади себя. В полдень он сделал привал, развел большой костер и, вырыв лыжами глубокий ров в снегу, проспал в нем часа два. Воздух был так чист и свеж, что оказалось достаточным и такого кратковременного сна. В эту ночь он не заметил волков и решил, что странный покровитель его отвел их на охоту куда-нибудь в другое место.

Дорога от Наташкуэна шла почти все время к северу. На четвертый день своего путешествия он увидел незадолго до вечера следы волчьей стаи, направлявшиеся к востоку. Следы эти не испугали его. Он заинтересовался ими только как охотник. Наклонившись, он, к удивлению своему, заметил, что волчьи следы прикрывали собой другие следы.

Это были следы человека на лыжах, который тащил за собой нагруженные сани и держал путь к востоку.

Ночной Ветер решил, что путник шел из деревни на берегу Майчикамоу, кто-нибудь, вероятно, из его племени. Он тщательно осмотрел следы и увидел, что путник шел нетвердой походкой и местами спотыкался, как от слабости. Волчья стая гналась, очевидно, за ним.

Следы были совсем еще свежие, и ясно было, что охота происходит не так далеко впереди. Первым побуждением мужественного Ночного Ветра было преследовать волков, не медля ни единой минуты. Но тут он вспомнил о жене и ребенке, которые голодают и которым он один может помочь. Он остановился и готов был уже вернуться назад.

Несколько мгновений он простоял на одном месте, не зная, на что ему решиться. Если он пойдет на помощь человеку, которого преследует волчья стая, его самого могут разорвать на части и съесть. Он обязан был думать о своей семье и беречь себя для нее. Но тут ему представилось, как соплеменник его, который выбился из сил, стараясь уйти от волков, останется один среди безмолвной пустыни и вынужден будет отбиваться от целой волчьей стаи. Ведь в конце концов жена и его ребенок находятся под кровом среди своего народа, и никто, пока в деревне есть хотя один кусок мяса, не даст им умереть с голоду. Еще раз собирался он вернуться назад. Но он представил себе измученного путника, спотыкающегося на каждом шагу, и, выхватив ружье из тобоггана, бросился по следам волков.

Солнце еще не садилось, и он был уверен, что стая не осмелится тронуть человека, пока не стемнеет. Он шел, таща за собой тобогган, которого не мог оставить, так как боялся, что драгоценный груз его сделается добычей рысей и лисиц.