— Пошли! — с энтузиазмом сказал Боб. — Отличная идея.
Айвен извлек из-за стойки мешок и фонарь (он явно держал их там на всякий пожарный случай), и мы вышли в теплую ночь на последнюю охоту, в которой мог принять участие Боб.
По окраине Джорджтауна тянется широкая эспланада. С одной стороны ее омывают волны моря, по другой — тянутся рощицы и лужайки, перемежающиеся многочисленными каналами. В общем, весьма романтическое место для прогулок влюбленных парочек, и для жаб, кстати, тоже. Ну, парочки нас не так интересуют, а как выглядят эти любезные нашему сердцу жабы? Это крупные создания цвета оконной замазки, покрытые шоколадными крапинками. Вообще-то это довольно привлекательные твари: у них широкие рты с вечной ухмылкой, большие темные выпученные глаза с золотисто-серебристым отливом и весьма упитанная фигура. Как правило, эти создания довольно спокойные, но, как мы открыли в ту ночь, рекорды скорости им тоже не чужды.
Вы и представить себе не можете, с каким изумлением и возмущением встретили жабы наше вторжение! Жили себе не тужили, дремали днем и устраивали спевки ночью — и вдруг откуда ни возьмись четверо здоровяков гоняются за ними с фонарем! Не менее изумлены и возмущены были бесчисленные влюбленные парочки, усеявшие траву сталь же густо, как и жабы! Жабам до смерти не нравилось, когда на них попадал луч фонаря; парочкам тоже. Ненормальные, думали бедные влюбленные, гоняются в темноте за жабами, не дают нам спокойно наслаждаться жизнью! Впрочем, если вы думаете, что жабам нравилось, как мы милю за милей преследуем их по траве, то вы жестоко ошибаетесь.
Короче, большая часть охотничьего времени ушла у нас на спотыкание о лежащих влюбленных и принесение извинений, а пользоваться как следует фонарем мы тоже не могли: его поспешно приходилось отворачивать всякий раз, когда луч света попадал на чьи-нибудь блаженные лица… Так или иначе, но за редкие мгновения в промежутках между всем этим мы ухитрились наловить ни много ни мало тридцать пять жаб. Домой вернулись взмыленными и совершенно выдохшимися, зато в гораздо лучшем настроении, чем были перед выходом на охоту. Ну, а то, что мы сорвали свидания стольким джорджтаунским юношам и девушкам, да еще надолго перепугали всех оставшихся жаб — так ведь это, знаете ли, дело десятое.
На следующий день мы проводили Боба, а затем мы со Смитом занялись подготовкой коллекции к погрузке на пароход, с которым я уезжал. Я решил забрать с собою коллекцию целиком, чтобы не обременять Смита и дать ему возможность совершить одну-две краткие поездки в глубь страны перед началом комплектования нового зверинца. Все то время, пока мы шатались по Гвиане, он вынужден был безвыездно сидеть в Джорджтауне, ухаживая за животными, поступавшими на основную базу, и, по моему мнению, ему необходимо было отдохнуть.
В общем, на круг у нас было около пятисот экземпляров животных. Тут были рыбы и лягушки, жабы и ящерицы, кайманы и змеи; птицы, начиная от кюрассо размером с индюшку и до крохотных, невесомых колибри размером со шмеля. У нас было также пятьдесят обезьян, муравьеды, броненосцы и паки, еноты-крабоеды, дикие свиньи-пекари, тигровые кошки-маргаи и оцелоты, ленивцы и опоссумы. Рассадить по клеткам и погрузить на пароход такое великое множество различных тварей — дело нелегкое, и, как обычно, одна из самых трудных проблем — это обеспечить их провиантом.
Во-первых, нужно рассчитать, сколько и какой провизии потребуется в пути. Затем нужно закупить ее и погрузить на судно, позаботившись о том, чтобы скоропортящиеся продукты были заботливо размещены в рефрижераторе. Чего мы только не накупили — дюжины яиц, сухое молоко в банках, мешки овощей, кукурузы, пшеничной муки, ящики свежезамороженной рыбы, не говоря уже о сыром мясе. Затем идут фрукты, с которыми хлопот полон рот. Если апельсины, например, можно закупать мешками и они могут долго лежать, не требуя особых забот, то мягкие фрукты — совсем другое дело. Если вы, например, возьмете с собой в морское путешествие полсотни гроздей спелых бананов, то не успеете проехать и полпути, как большая часть из них испортится. Значит, бананы нужно закупать частью спелыми, частью полузрелыми, а частью зелеными и твердыми. Следовательно, к тому времени, как ваши подопечные подъедят одну партию фруктов, поспеет другая. Далее, у вас есть животные со строго определенной диетой — например, колибри, в рацион которых входят мед и хитрые штуки, которые припасла фирма «Баврил и Меллин», — все это надо купить и погрузить. И последнее, но отнюдь не самое маловажное — надо запастись достаточным количеством чистых, сухих опилок, чтобы было чем посыпать пол клеток после ежедневной уборки.
Теперь о клетках. У каждого животного клетка должна быть не слишком тесная, но и не слишком громоздкая, при этом способная сохранять прохладу в тропиках и тепло, когда корабль достигнет более северных широт. Больше всего проблем в этом отношении было с муравьедами: мы набегались в поисках двух достаточно больших ящиков для них. Но в конце концов великое множество самых разных и необычных ящиков были сколочены, свинчены, собраны и подготовлены к погрузке.
Длительное морское путешествие — самая беспокойная часть любой экспедиции зверолова, и мое возвращение из Гвианы отнюдь не явилось исключением. На пароходе мне предложили на выбор целый ряд помещений для размещения моей коллекции, и я имел неосторожность остановить свой выбор на одном из трюмов. Вскоре я понял, какую грубую ошибку совершил: в тропических широтах трюм был раскален, словно печка: даже при открытом люке сюда не залетал ни малейший ветерок, который мог бы облегчить жуткую жару. Зато при внезапном столкновении с холодным фронтом, когда мы проходили Азорские острова, температура в одну ночь упала на десять градусов, и турецкая баня мигом стала прохладным погребом. Из-за непогоды я вынужден был закрыть люк, и, как следствие, для кормления и ухода за животными и птицами приходилось включать электрический свет. Не следует думать, что им это особенно нравилось. Увы, на том беды не кончились: из-за поломки холодильников у меня моментально сгнило до сорока гроздей бананов, так что рацион фруктов, выдаваемых животным, пришлось урезать до минимума. В результате всех этих напастей я недосчитался целого ряда милых и ценных созданий. Правда, потери не были для меня полной неожиданностью, в таком деле они неизбежны. Опытные звероловы предупреждали меня, что южноамериканские животные — большие недотроги, и, следовательно, их труднее доставить живыми и здоровыми к месту назначения, чем представителей фауны почти любого другого уголка планеты. Были и такие специалисты, которые отрицали это (в их числе одна весьма авторитетная персона, которая не только не ловила зверей в Южной Америке, но вообще не бывала там). Но в целом рекомендации звероловов-ветеранов оказались к месту.
Конечно, было бы неверным предположить, что наше морское путешествие состояло из одних горестных моментов. Были и забавные. Ну, во-первых, это рождение детенышей у пипы, о котором я уже рассказывал; во-вторых, всему пароходу надолго хватило разговоров о том, как одна из моих обезьян укусила корабельного плотника. Были эпизоды меньшего масштаба, которые тем не менее оживили путешествие — ну хотя бы моя упорная борьба с двумя попугаями-макао, которых я всеми силами пытался удержать в клетке. Дело в том, что эти крупные птицы своими могучими клювами так раздолбали клетку, что ее передняя стенка попросту выпала. Каждый раз, когда я восстанавливал ее, они снова пробивали себе путь на волю, и в конце концов я сдался и позволил им разгуливать по всему трюму. Они то забирались на крыши клеток, то вновь слетали вниз, беседовали со мною хриплыми, несколько смущенными голосами, а иногда переговаривались с другими — законопослушными — попугаями, не рвавшимися из своих клеток. Беседы эти были забавны тем, что, как правило, сводились к одному-единственному слову. В Джорджтауне всех макао зовут Роберт, точно так же, как большинство попугаев в Англии зовут Пол или Полли. Таким образом, покупая макао в Гвиане, можете быть уверенными, что он умеет выговаривать собственное имя. Больше того, он доведет вас до глухоты, постоянно выкрикивая его. Вот как обычно происходил диалог у моих вольнолюбивых макао: когда они странствовали с клетки на клетку, время от времени один из них останавливался и задавал вопрос: «Роберт?» — в задумчивой манере. Другой отвечал: «Роберт!» — давая понять, что оскорблен идиотским вопросом, а третий — разумеется, из числа тех, что в клетке, — принимался бормотать про себя: «оберт, оберт, оберт, оберт». Вот так и велась беседа, и я никогда уж не думал, что в самое заурядное имя Роберт попугаи могут вложить столько разнообразных интонаций!
Сказать по правде, меня охватило чувство радости, когда я увидел с борта корабля замаячившие на горизонте серые, угрюмые доки Ливерпуля. Конечно, работы был непочатый край — нужно было выгрузить животных и распределить их по машинам, которые отвезут их в зоопарки — но мною овладело сознание, что самое трудное уже позади. Так, а кто это столь элегантный дожидается меня на причале? Так это ж Боб! Как будто и не таскался со мной по джунглям и селениям первобытных племен, вид такой цивилизованный! Мы вместе стали наблюдать за выгрузкой клеток. Последними борт парохода покинули два огромных ящика с муравьедом и его подругой — они медленно вертелись, когда кран опускал их на причал. Только после этого я, сопровождаемый Бобом, спустился к себе в каюту упаковать свои пожитки — никогда за три недели мне не было так легко и хорошо, как теперь.
