Анисим содрогнулся от хохота, как от раската грома, и проснулся. Ему показалось, кто-то завозился во тьме. Костер увял. Зябко тянуло спину. Анисим поднялся, посмотрел на Гришу, кинул в костер сухих сучьев, сучья потрещали маслом, как на раскаленной сковородке, вспыхнули, откинув темноту за стволы деревьев. Анисим постоял, все еще переживая и разгадывая сон. Гриша спал, отсвет костра плясал на его лице, а он безмятежно и радостно улыбался. Анисим накатил на один костер чурку, на другой и все никак не мог отделаться от предчувствия, что они не одни тут. Кто-то еще есть, невидимый и непрошеный. Ни звезд, ни луны, но по тому, как ложился отсвет на снег от костра, Анисим определил, что скоро рассвет. Да и по дровам было видно, сколько их ушло, дотлевала ночь. Анисим еще постоял над Гришей, не решаясь его будить. Навесил на таганок котелок на чай. Котелок нагрелся и тоненько запел, Анисим заглянул в него, добавил кусок пухлого чистого снега, и котелок заскворчал.
– На чужое урчит, – поднявшись с валежины, сказал Гриша. – С добрым утром, папань…
– Неплохое утро и тебя с тем же, с добрым, – ответил Анисим, отлил из котелка в кружку на умывание, заправил котелок травкой.
– Папань, ты кого промышлял? – осматривая колодину, спросил Гриша. – Похоже, волка… Чего ж не разбудил?
– Не хотел сон тебе ломать.
Гриша нагреб из мешка в карман орехов и пошел по опорошенному следу под ель кормить белок, раздвинул ветки, но белки и не шелохнулись. Гриша подумал – выпустил отец, но поднял клетку на свет костра, увидел: зверьки, сунув головы в мох, укрылись пушистыми хвостами, как одеялами, и не подавали признаков жизни. «Окоченели?» – Гриша просунул руку в дверку и подергал одну за хвост, она погребла лапками, зарываясь в мох.
– Спите, спите… – Гриша поставил на место клетку. Вернулся к костру.
– Умываться будешь? – спросил Анисим.
Гриша втянул в плечи голову.
– Разве один глаз…
Анисим сливал из котелка Грише на руки теплую воду. Гриша опускал из ладоней воду, прикладывал к глазам мокрые пальцы.
– Ну и ладно… а то сороки унесут. – Анисим подал рушник, Гриша промокнул глаза и полил отцу… Они сели завтракать, Анисим прихлебнул из своей кружки.
– Не-е, сын, это не напиток – остыл.
Он слил из кружки в котелок, подержал над огнем, вода забурхатила. Анисим шумно потянул носом.
– Другой скус. Ты, Григорий, нажимай на рыбу, опрастывай мешок…
– Я и так жую…
– А лепешку? Чего лепешку не ешь?
– Дорогой схрумкаю, – засунул за пазуху Гриша кусочек лепешки.
Пока Анисим готовился к выходу, Гриша принес клетку. Стали навьючивать горбовики.
– Может, выпустить, а, Григорий? – взял в руки клетку Анисим.
– Понесу, – подставил Гриша спину.
Анисим приторочил Грише на горбовик клетку, закатил самую комлистую чурку на костер:
– Пусть шает. Ориентиром дымок будет, – Анисим посмотрел на дрова с сожалением и влез в свой горбовик.
– Ну дак, на какой маяк держим путь?
– На скалу надо выходить. Должна быть скала. Оттуда затески…
– Так-то оно так, ни скалы, ни знакомой дороги что-то не вижу. Вот в чем дело.
– А ты бы как хотел? – в свою очередь спросил Гриша.
– По мне так еще пробежать надо вдоль хребта… Тут ведь как куда захотел, не сразу поспел… Вон какой чапытник – огибать придется…
Высыпка сосновой поросли с частоколом осинника стояла на пути. Анисим взял в обход, а у Гриши опять защемило в груди: «Отдаляемся». Пока огибали чащобу, петляли между деревьев, день набрал силу, и быстро стало теплеть. Начался ветер, запуржило и все смешалось – и лес, и земля, и небо – в мутный поток.
– Знать бы, дак отсиделись бы у костра, – стараясь перекричать шум леса, обернулся Анисим к Грише.
Гриша боялся потерять отца из вида и старался не отстать, но скоро выбился из сил.
– Давай посидим где-нибудь, – попросил Гриша.
Анисим втянулся поглубже в густой ельник и встал под деревом, высматривая, на что бы сесть. Но и тут в тревожном сумраке кружили неспокойные снежинки. Анисим намеревался снять горбовик, но сразу понял, что без движения долго не простоять. Он просто оперся горбовиком о ствол дерева. Мороз начал грызть колени.
– Ну и долго так выстоим? – спросил он.
Гришу тоже пробирал озноб, он шел от ног, ныли пальцы и у рук.
– Лучше уж топать, – переминаясь с ноги на ногу, сказал Гриша.
– Н-да, сколько не подпирай дерево, оно и без нас не упадет, – согласился Анисим.
Анисим мял снег, то и дело меняя направления, но не был уверен, правильно ли он держит путь. Он уходил от крутых спусков и крутых подъемов, боясь угодить в ненужный распадок. Интуитивно он чувствовал, что они забирают в сторону.
– Папань, – окликнул его Гриша, – не туды идем. Гора должна бы кончиться…
– Я тоже, сын, в сумлении, а что делать, ни зги не видно. В пору хоть поворачивай своим следом, пока окончательно не замело, да возвращайся к костру, а то ночь застанет…
Грише возвращаться не хотелось, месили целый день снег.
– По мне так и тут можно застолбить место, – с усталой просительностью сказал Гриша.
– Видно, так и придется, – согласился Анисим, присматривая подходящее место.
Время клонило к ночи, и Анисим торопился и никак не мог определиться. То подходящей сушины не было, то рядом с ней валежины. И тревога не покидала его. Ведь осталась одна-единственная спичка. Поневоле задумаешься. Анисим приостановился.
– Не слышишь? То ли дятел кует, то ли топор…
– Нет. Не слышу, – повертел головой Гриша, – а чо, папань?
– Да, так, – пошел быстрее Анисим. Он понял – в голове у него стучит.
Гриша увидел, как отец вдруг припал к земле, чуть ли не носом в снег, то ли искал, то ли вынюхивал.
– След, Григорий. Кажется, след. Чувствую под ногой. Да вот он, под деревом отчетливо видно.
Гриша подошел и тоже увидел опухшие свежим снегом две строчки под ветками.
– В какую сторону идти, тоже надо понять.
– Постой, Гриша, маленько тут. – Анисим скорым шагом прошел в одну сторону по следу, вернулся, метнулся в другую и уже из-за леса позвал Гришу.
Гриша подбежал к отцу.
– Мечется след, – определил Анисим, – похоже, или промышляет, или заблудился, из двух одно. Если промысловик, то опять собачьего следа не значится и, кажется, две пары лыж… Что ты на это скажешь, Григорий?
Гриша смотрел в мутное стесненное пространство леса, видел, как неумолимо заметает снегом след. И сам он стал похож на снежный колобок.
– Пошли, папань, чего так-то…
– Побежим. Если судить по направлению, нам туды, на заход солнца, – поправил лыжи Анисим.
Надежда всегда вселяет радость и прибавляет силы немалые. Если бы не мешала, не цеплялась клетка, не выматывала так, Гриша бы не срезался с ноги, не отставал бы от отца.
