его внизу, провел носом вверх, опять вниз, сделал на камне отметку и направился было дальше по волчьим следам. Но Гераська решительно повернул упряжку. Букет нехотя сошел со следов. Если бы не держала упряжь, пустился бы вдогонку за стаей: видно, волчья кровь манила к волчьей жизни.
Подъезжая к палатке, Гераська еще издали начал ругаться, потому что увидел в снегу закоптелый чайник. Потом нашел разорванную телогрейку, резиновые сапоги. У одного отгрызен нос, у второго разорвано голенище.
— У, гадина! — ругался Гераська. Он погрозил невидимой росомахе, которая растащила из палатки все его пожитки.
Ватные штаны, о которые вытирал руки, когда прошлой зимой снимал шкурки, росомаха разделала на клочки. В ивовом кусте, рядом с остатками растрепанной корзины, в которой хранилась сушеная рыба, чернели перья вороны. Она пыталась стащить у росомахи часть добычи.
— Лабаз надо было делать, — сказал Витька.
— Лабаз! — огрызнулся Гераська. — Умные все больно! Она, когда захочет, и столб перегрызет, если жестью не обобьешь. Пулей ей по боку!
Гераська торопил собак к палатке. Осмотрел ее и вроде бы остался доволен.
Палатка была совсем не такой, какой представлял ее Витька. Издали виднелось больше чем наполовину занесенное сооружение, похожее на сарай. Возле него, как антенна, рожками вверх стояли вилы на длинной, раза в три длиннее обычной, палке. Раньше этими вилами охотники кололи заходящих на нерест крупных рыбин, выбрасывали на берег и складывали потом вдоль ручья штабелями на корм собакам. Накануне морозов рыба уже не портилась и хранилась всю зиму.
Широкая четырехместная палатка была привязана к двум столбам, а на них сооружен двухскатный навес из жердей, накрытый брезентом. Брезентом была накрыта и противоположная от входа сторона. Все это для того, чтобы знаменитые камчатские снега не раздавили палатку, которая стояла как бы в просторном шалаше. Между палаткой и стенами шалаша была воздушная прослойка, которая наподобие термоса защищала от наружного холода.
Во многих местах на темном полотнище белели длинные шпоры инея, словно холод пробил палатку белыми гвоздями. В центре — рыжая от ржавчины печка с приготовленными дровами.
Рядом с палаткой соболиный след спускался к ручью, в котором вяло плескалась после нереста рыба.
Гераська, пока было еще светло, не хотел терять ни минуты. Торопливо распряг и отпустил всех собак, кроме Лешки: трудно было бы поймать его потом. Собаки сразу отправились к ручью ловить рыбу, а Лешке Витька бросил банку рыбных консервов.
Гераська забрал капканы, рыбу для приманки и заспешил на лыжах в тайгу к знакомым дуплистым деревьям. До наступления темноты он хотел успеть поставить три-четыре капкана, чтобы назавтра было что проверять.
Витька перенес в избушку имущество с нарты и, перед тем как готовить дрова, пошел посмотреть хотя бы немного тайгу возле палатки.
На ручку воткнутого в пень топора села и нахохлилась бесхвостая птичка, похожая на овсянку. На юг она не улетела, наверное, потому, что ее царапнули коготки какого-то хищника. Витька вынес и бросил перед ней горсть гречневой крупы. Крупинки потонули в снегу, чернея сквозь белую порошу. Птица испуганно вспорхнула и спряталась среди веток.
Витька пошел вдоль берега ручья. Неподалеку на коряжине распушилась какая-то огромная черная птица. По размерам это мог быть только филин. Но филин пестрый. Да и есть ли филины на Камчатке, Витька не знал. Витька стал подкрадываться, чтобы получше рассмотреть необычную птицу. Стараясь не скрипнуть снегом, подобрался совсем близко. Птица услышала шорох, встрепенулась, и сразу возникли вдруг четкие контуры могучего белоплечего орлана. Он плотно сжал перья, подобрался, потом упрямо взмахнул крыльями, неторопливо поплыл над тайгой.
Витька вернулся к избушке. Снег в том месте, куда он бросил крупу, весь был исстрочен следами полевки. Не боясь Витьки, она выбирала из снега крупинки и таскала их под брезент палатки.
В ручье, по бочажкам, прятались шустрые гольцы, они воровали икру у кижучей, которые еще не совсем потеряли силы после нереста и охраняли свои гнезда на каменистом дне ручья. По обычаям местных промысловиков нельзя было рядом с избушкой ни собирать дрова, ни ловить рыбу. Все это могло пригодиться на случай самый крайний.
Витька срезал на удилище сук попрямее, отошел подальше от палатки и издали опустил в бочажок крючок с красной икринкой. Рука тут же ощутила удар — икринку схватил голец. Изгибаясь кольцом, он упал в снег и сразу, как будто пряча от глаз свое яркое тело, оделся в матовый снежный чехол.
Гераська вернулся потемну. В палатке горела свечка, потрескивали в печурке дрова.
Есть ароматную дымящуюся уху деревянной ложкой было особенно приятно, да еще в теплой, уютной палатке. Витька научился топить железную печку так, чтобы она раскалялась добела всего на несколько минут и долго нежарко горела. А раньше свечки сразу же «падали в обморок», когда он затапливал в избушке железную печку. Дрова вспыхнут — непомерная жара, прогорят — холод, чуть ли не мороз. Вся хитрость оказалась в том, что надо класть в железную печку не только сухие, но обязательно и сырые дрова. Тогда горят они ровно и долго. С удовольствием пили чай. Гераська брал сахар кривыми, покусанными медведем пальцами. Прошло уже порядочно времени, а Витька никак не мог привыкнуть к Гераськиным шрамам.
Яркая луна пробилась в щель между брезентовыми створками и перечеркнула желтый свет палатки голубой полоской.
Витька накинул телогрейку и вышел из палатки. Зелеными искрами поблескивал снег. Собаки бродили по плотному сугробу рядом с синими тенями.
Неподалеку дерево со сломанной вершиной вознесло вверх сук, будто предупредительно подняло руку, заставляя прислушаться к дикой тишине. Зеленоватые от лунного света горы словно висели в серебристом воздухе.
На снегу морозились пойманные собаками кижучи. По ручью, шлепая по воде лапами, гонялся за рыбой Завхоз. От ручья шел к палатке Нептун. Чук и Гек, как почетный караул, вышагивали по бокам. Нептун нес в пасти большого, тяжелого кижуча. Подойдя к палатке, Нептун положил добычу на снег и лег спать. Чук и Гек подошли к Витьке. Он запустил пальцы в их мягкую шерсть и потрепал. Собаки стали отпрыгивать, явно предлагая поиграть. Витька чуть присел, хлопнул в ладоши, и собаки кинулись к нему, легонько прихватывая зубами Витькины руки.
Витька вернулся в палатку и стал убирать посуду после ужина. Продукты сложил в мешок и, как велел Гераська, подвесил к перекладине под крышей палатки.
Снаружи донесся шум собачьей стычки и обиженный лай Завхоза.
Оказалось, Рябый отнял у него рыбину. Завхоз наловил кучу, но все таскал и таскал из ручья. Другие собаки поймали по штуке, по
