ей как будто даже в голову не пришло удивиться.
— Пойдите займите ее разговором, — сказала она. — А я принесу еще пирожков.
— Но о чем же я буду с ней разговаривать? А мистер Фирмой, он скоро вернется?
— Да поболтайте с ней о чем вздумается. Он особенно не задержится, — ответила миссис Холл невозмутимо.
Я медленно побрел в гостиную. Когда я открыл дверь, девушка быстро обернулась и ее губы начали было раздвигаться в новой ослепительной улыбке. Увидев, что это него лишь я, она даже не попробовала скрыть досаду.
— Миссис Холл думает, что он должен скоро вернуться. Может быть, вы пока выпьете со мной чаю?
Она испепелила меня взглядом от моих всклокоченных волос до кончиков старых потрескавшихся ботинок. И я вдруг почувствовал, как запылился и пропотел за долгую тряску в автобусе. Затем она слегка пожала плечами и отвернулась. Собаки смотрели на нее с вялым равнодушием. Комнату окутала тягостная тишина.
Я налил чашку чаю и предложил ей. Она словно не заметила этого и закурила сигарету. Тяжелое положение! Но отступать мне было некуда, я слегка откашлялся и сказал небрежно:
— Я только что приехал. И, возможно, буду новым помощником мистера Фариона.
На этот раз она не потрудилась даже посмотреть на меня и только сказала «а!», но вновь это междометие прозвучало как пощечина.
— Места тут очень красивые, — не отступал я.
— Да.
— Я впервые в Йоркшире, но то, что я успел увидеть, мне очень нравится.
— А!
— Вы давно знакомы с мистером Фарионом?
— Да.
— Если не ошибаюсь, он совсем молод. Лет около тридцати?
— Да.
— Чудесная погода.
— Да.
С упрямым мужеством я продержался еще пять минут, тщетно придумывая, что бы такое сказать пооригинальнее и поостроумнее, но затем мисс Бромптон вынула сигарету изо рта, молча повернулась ко мне и вперила в меня ничего не выражающий взгляд. Я понял, что это конец, и растерянно умолк.
Она опять отвернулась к стеклянной двери и сидела, глубоко затягиваясь и щурясь на струйки дыма, вырывавшиеся из ее губ. Я для нее не существовал.
Теперь я мог, не торопясь, рассмотреть ее — она того стоила. Мне еще ни разу не доводилось видеть вживе картинку из журнала мод. Легкое полотняное платье, изящный жакет, красивые ноги в элегантных туфлях и великолепные ниспадающие на плечи рыжие кудри.
Я был заинтригован: вот она сидит тут и ждет не дождется жирного немчика-ветеринара. Наверное, в этом Фарноне что-то есть!
В конце концов мисс Бромптон вскочила, яростно швырнула сигарету в камин и возмущенно вышла из комнаты.
Я устало поднялся со стула и побрел в сад за стеклянной дверью. У меня побаливала голова, и я опустился в высокую, по колено, траву возле акации. Куда запропастился Фарнон? Действительно ли письмо было от него или кто-то сыграл со мной бессердечную шутку? При этой мысли меня пробрал холод. На дорогу сюда ушли мои последние деньга, и, если произошла ошибка, я окажусь в более чем скверном положении.
Потом я посмотрел по сторонам, и мне стало легче. Старинная кирпичная ограда дышала солнечным теплом, над созвездиями ярких душистых цветков гудели пчелы. Легкий ветерок теребил увядшие венчики чудесной глицинии, заплетшей всю заднюю стену дома. Тут царили мир и покой.
Я прислонил голову к шершавой коре акации и закрыл глаза. Надо мной наклонился герр Фарренен, совершенно такой, каким я его себе представлял. Его физиономия дышала негодованием.
— Что ви сделайт? — вскричал он, брызгая слюной, и его жирные щеки затряслись от ярости. — Ви входийт в мой дом обманом. Ви оскорбляйт фрейлен Бромптон, ви тринкен мой тщай, ви сьедайт майне пирожки. Что ви еще делайт? Ви украдайт серебряный ложка? Ви говорийт — мой помощник, но я не нуждайт ни в какой помощник. Сей минут я визывайт полиция.
Пухлая рука герра Фарренена сжала телефонную трубку. Даже во сне я удивился тому, как нелепо он коверкает язык. Низкий голос повторял: «Э-эй, э-эй!»
И я открыл глаза. Кто-то говорил «эй-эй», но это был не герр Фарренен. К ограде, сунув руки в карманы, прислонился высокий худой человек. Он чему-то посмеивался. Когда я с трудом встал на нога, он оторвался от ограды и протянул мне руку.
— Извините, что заставил вас ждать. Я Зигфрид Фарнон.
Такого воплощения чисто английского типа я в жизни не видел. Длинное, полное юмора лицо с сильным подбородком. Подстриженные усики, растрепанная рыжеватая шевелюра. На нем был старый твидовый пиджак и летние, утратившие всякую форму брюки. Воротничок клетчатой рубашки обтрепался, галстук был завязан кое-как. Этот человек явно не имел обыкновения вертеться перед зеркалом.
Я глядел на него, и у меня на душе становилось все легче, несмотря на ноющую боль в затекшей шее. Я помотал головой, чтобы окончательно разлепить глаза, и из моих волос посыпались сухие травинки.
— Приходила мисс Бромптон, — вдруг объявил я. — К чаю. Я сказал, что вас срочно вызвали.
Лицо Фариона стало задумчивым. Но отнюдь не расстроенным. Он потер подбородок.
— Хм, да… Ну не важно. Но приношу извинения, что вас не встретил. У меня на редкость скверная память, и я попросту забыл.
И голос был сугубо английский.
Фарнон поглядел на меня долгим изучающим взглядом и весело улыбнулся.
— Идемте в дом. Я покажу вам, что и как.
В дни былой славы длинная пристройка позади дома предназначалась для слуг. В отличие от комнат по фасаду, там все было темным, узким и тесным.
Фарнон подвел меня к первой из нескольких дверей, открывавшихся в коридор, где висел запах эфира и карболки.
— Это, — сказал он, и глаза его таинственно заблестели, словно он указывал мне вход в пещеру Аладдина, — наша аптека.
В дни, когда еще не было пенициллина и сульфаниламидов, аптеке принадлежала весьма важная роль. От пола до потолка по стенам тянулись ряды сверкающих банок и бутылей. Я с удовольствием читал знакомые названия: эфир, настойка камфары, хлородин, формалин, нашатырь, гексамин, свинцовый сахар, линиментум альбум,
