Три дня подряд мы с Локалем прочесывали все кустики и заросли, внимательно присматриваясь к бесчисленным полувысохшим лужам в поисках следов. Изъездили каждую колею, которую Мбили могла пересечь, исходили все равнины, куда она могла уйти, и без конца звали ее — но она как сквозь землю провалилась. Когда мы проезжали мимо дорожной рабочей бригады в пяти милях от лагеря, в тех местах, где Гаиту два месяца назад в последний раз видел Мбили, тракторист сказал нам, что утром здесь побывал гепард, который мирно наблюдал за работой, как будто давно привык к шуму и многолюдью. Посмотрев вокруг, мы никого не обнаружили, да и находились мы на границе владений Пиппы и Мбили, так что прибегать сюда могла бы любая из них. А если это была Пиппа, то не стоило тратить время понапрасну. Мы поехали домой и действительно нашли ее в лагере — она была там с самого утра. Мы накормили ее и, захватив немного мяса, снова выехали на поиски Мбили.
Оставив Стенли в машине охранять мясо, мы с Локалем обыскали равнину между хребтом и Муликой, однако на наши бесконечные призывы откликались лишь зеленые мартышки. Но вскоре я приметила Мбили, затаившуюся в траве. Я быстро послала Локаля за мясом, надеясь удержать Мбили на месте с помощью банки сгущенного молока. Я вылила его в миску, и она все вылакала. Теперь я хорошо видела, что глаз выглядит нормально, лишь на нижнем веке виднелась едва заметная припухлость. На месте шрама осталось только маленькое влажное пятнышко, и я присыпала его сульфатиазолом, чтобы отпугнуть мух. Мы сидели рядышком, поджидая мужчин. Я не решалась тронуть Мбили или заговорить с ней, боясь, что она сбежит, но она, должно быть, снова стала доверять мне и преспокойно дождалась мяса. Потом она оттащила его в сторону и съела до последнего кусочка, то и дело настороженно оглядываясь, как, впрочем, и все дикие животные во время еды.
Стало совсем темно, и нам надо было торопиться домой. Мбили свободно могла бы пойти за нами в лагерь — до него было всего полтора часа ходу, да и места эти были ей хорошо знакомы, — но утром ее не оказалось, и тогда я поняла, что ни болезнь, ни голод не заставят ее нарушить непреложный закон раздела охотничьих угодий. Мы вернулись на то место, где оставили ее вечером, и проискали битых два часа, пока не обнаружили ее в каких-нибудь двухстах ярдах от нас. Не слышать нас она не могла, но почему же она не вышла? Она притаилась под небольшим деревцем, откуда ей хорошо была видна болотистая полянка с поваленными стволами пальм дум, где много месяцев назад она так чудесно играла со своими сестренками. Сегодня ее одиночество разделял только слон, который задумчиво чесался о ствол, а потом стал плескаться в луже, покрывая себя с ног до головы прохладной освежающей грязью. Ветер дул в нашу сторону, так что он нас не заметил, а нам пришлось примириться с его присутствием, чтобы накормить Мбили. Она позволяла мне держать мясо, пока ела, но иногда скалила зубы и рычала, отрываясь от мяса и смотря мне прямо в глаза. Мне казалось, что я понимаю, какие противоречия раздирают ее: машинально вернувшись к старой привычке — есть мясо у меня из рук, она в то же время сталкивалась лицом к лицу с существом, против которого ее предостерегал инстинкт дикого зверя. Чтобы помочь ей преодолеть эти противоречия, мне оставалось только одно — оставить ее в покое. Сколько бы горечи ни принесла мне эта разлука, я должна дать ей возможность жить на воле, а там для меня уже места не было. Словно прочитав мои мысли, она облегчила мне расставание, отойдя к маленькому деревцу неподалеку и глядя мне вслед уже оттуда. Я пошла своей дорогой, а она осталась в своем собственном мире — мире диких гепардов. Как же я была рада, когда, вернувшись в лагерь, нашла там Пиппу! Она была необычайно ласкова. Играя с ней, я заметила, что соски у нее снова полны молока. Легонько поглаживая шелковистую шерсть у нее на брюхе и зная, что там зародилась новая жизнь, я чувствовала, что Пиппа мне ближе, чем когда-либо.
Через неделю приехал Джордж и сказал, что видел только что возле своего лагеря двух гепардов: один из них был светлый и ласковый, а другой — темный и довольно нелюдимый. Он был уверен, что это Уайти и Тату. Мне не верилось, что они добрались до самого холма Мугвонго — они ни разу не были там с Пиппой, а от тех мест, где мы видели их в последний раз, до Мугвонго добрых двенадцать миль по прямой. Я поехала с Джорджем, захватив мясо и молоко, и вскоре на мой зов вышла Уайти. Можно ли приписать простому совпадению, что она появилась именно с той стороны, где несколько дней назад я видела дикого самца гепарда? Вскоре показалась и Тату, но она по старой привычке оставалась в стороне, пока я не бросила мясо на землю — тут-то она сразу очутилась рядом с Уайти. Обе прекрасно выглядели, но уже чувствовалось, что они одичали и стали недоверчивыми, — они рычали каждый раз, как я подходила их фотографировать. Но, как ни странно, они нисколько не возражали, когда я присела на корточки рядом с ними, держа миску с молоком. Они жадно лакали, чуть не сталкиваясь со мной лбами.
Это было 2 июня, а самостоятельно они жили с 17 февраля. Чтобы добраться до этих мест, им пришлось осваивать новую территорию, да еще и форсировать Ройоверу. Хотела бы я знать, почему они так поступили: то ли искали встречи с самцом, то ли хотели расширить свои владения, не заходя на территорию Пиппы и Мбили? Пять дней спустя их обеих видели неподалеку, а 21 июня Джордж нашел крупные кости теленка конгони, а кругом свежие следы гепардов; вскоре после этого он видел в тех же местах остатки молодого страуса. В тот же период, около 10 июня, директор парка видел Мбили в двух милях от Скалы Леопарда, а 5 июля я заметила эту шалунью на посадочной площадке. Припав к земле, она дала мне подойти на пять ярдов, а потом умчалась со всех ног. Брюхо у нее сильно раздулось, и я решила, что она беременна. Мне было очень любопытно узнать, действительно ли она ждала котят, и я поехала в лагерь за мясом, — если она от него откажется, значит, она просто наелась до отвала. Но в этот день мы больше не видели ее, и пришлось подождать следующего утра, когда она оказалась в полумиле от нас. Живот у нее стал нормальных размеров, и трудно было поверить, что он был набит до отказа только вчера — так жадно она глотала мясо. Пока она расправлялась с мясом и пила молоко из миски, мне было разрешено сидеть в трех ярдах от нее, но стоило мне приподняться или пошевелиться, как она яростно рычала и даже бросалась на меня. Она прожила совершенно самостоятельно уже четыре месяца и двадцать дней. И хотя старая привычка брала верх, когда я, сидя спокойно, держала перед ней знакомую миску с молоком, Мбили уже достаточно одичала и сразу настораживалась, когда я вставала во весь рост и ходила возле нее. Так же вели себя Уайти и Тату. Еще через месяц Джордж видел одну из молодых далеко на равнине Мугвонго и тоже в прекрасном состоянии. Она подошла к его машине, когда он ездил искать своих львов; он привез для них мясо и воду, и все отдал ей. Она стала есть ярдах в десяти от машины. На другой день мы искали ее, но не нашли, Позже на фотографиях, сделанных Джорджем в тот раз, я узнала Уайти. По всей видимости, молодые осваивали и расширяли свою территорию, и, хотя я нередко осматривала равнины в бинокль в надежде увидеть белые кончики их хвостов, я понимала, что снова встречу своих гепардов, только если мне особенно повезет. Очень интересно, что все четверо строго соблюдали границы своих охотничьих угодий — по-видимому, это означало, что самки гепардов держатся на своей территории с большим постоянством, чем самцы, которые бродят, где им вздумается. Как Пиппа умудрилась распределить угодья своих дочерей, чтобы они не мешали ей и новому выводку, — эту тайну она хранит про себя.
Недавно я по ее поведению заключила, что для следующего выводка она выберет ту же детскую, где был рожден предыдущий. Она подсказала мне это, нарочно проводя там большую часть времени. До последней минуты она дурачила меня, забираясь в глубину куста с таким видом, будто у нее вот-вот начнутся роды.
В лагерь она пришла после девяти дней отсутствия, страшно голодная, но поела очень быстро и вернулась по собственному следу к Скале Леопарда, Она не мешала мне и Локалю идти за ней и, пройдя две мили, повернула к равнине, где год назад я нашла ее с Уайти, Мбили и Тату возле убитого страуса. Тревожно оглянувшись, она повела нас к колючим зарослям акации, где были спрятаны четверо малышей. У двоих уже открылись глазки, и я решила, что это самцы, потому что они были намного крупнее остальных. (И действительно, уже позднее я рассмотрела трех самцов, но один из них был очень мал, даже мельче самочки.) Все дети Пиппы открывали глаза в возрасте десяти-одиннадцати дней, так что эти малыши по моим предположениям родились 15 июля. Если период беременности занимал 90-93 дня, то выходило, что Пиппа спарилась через неделю после гибели предыдущего помета.
