Не думайте, что это все! Сейчас я попытаюсь вам объяснить, что происходит дальше.
Как только моему соседу удается с безошибочной точностью определить расстояние, которое должна пройти его нога, он старается не смотреть больше вниз. Ему незачем идти на такой риск, так как он уверен в своих расчетах. К тому же (тут вы меня хорошо поймете) вся прелесть не в том, чтобы видеть, а в том, чтобы прикоснуться!
И вот когда почтенный сеньор уже на полпути, я приступаю к тому же самому маневру, с той же осмотрительностью и с тем же отсутствующим выражением лица, как у него. Только я двигаю ногу в сторону от него. Недалеко: десяти сантиметров вполне достаточно.
Теперь вообразите себе изумление моего соседа, который, прибыв к месту назначения, ничего не обнаруживает. Ничего! Его ботинок сорок четвертого размера — в печальном одиночестве. Это уж чересчур! Молниеносный взгляд на пол, затем на меня. А я продолжаю чинно сидеть, уткнувшись в окошко, озабоченная своими мыслями, которые унесли меня за тысячу миль отсюда. И все-таки мой сосед отлично все понимает. В пятнадцати случаях из семнадцати (я называю это число с полным знанием дела) незадачливый сеньор больше не настаивал. В двух случаях мне пришлось остановить их предостерегающим взглядом. Нет нужды, чтобы этот взгляд выражал приказ, возмущение или презрение. Достаточно легкого движения головы в сторону нахала. Взгляд в его сторону — и ни в коем случае не смотреть на него. Ведь случайно этот молодой человек может по- настоящему понравиться. Под личиной мелкого жулика иногда прячется опасный вор, и это знают не только кассиры больших банков, но и девушки не слишком худенькие, с чуть великоватым ртом, с темными волосами и отнюдь не маленькими глазами, как ваша покорная слуга.
М.Р.
Сеньорита!
Я вам весьма признателен за доставленное удовольствие. Обещаю выполнить вашу просьбу и сделать все возможное, чтобы поместить эти милые заметки в каком-нибудь журнале за моей подписью. Однако у меня, исключительно как у соавтора будущей статьи, возникает вопрос: Неужели вам, помимо тех конкретных семнадцати случаев, которые вы отметили, не приходилось испытать что-то похожее на чувство симпатии к вашему спутнику, будь он высокий или низкий, блондин или шатен, полный или худой? Неужели вы никогда не ощутили хоть минутного смятения — пусть самого мимолетного, которое заставило бы вас сделать над собой усилие, чтобы отодвинуть свою ногу?!
Вот, собственно говоря, что мне хотелось бы знать.
О.К.
Сеньор!
Признаюсь, один раз, один-единственный раз в моей жизни я почувствовала то самое смятение, о котором вы говорите, и поняла, что мне вовсе не хочется отодвинуться. Виновником этого были вы. Но вы так и не догадались этим воспользоваться.
Вокруг развалин и на самих развалинах Сан-Игнасио, когда-то второго по величине города провинции Мисьонес, известной еще под именем Империи Иезуитов, теперь расположилось селение, которое тоже назвали Сан-Игнасио. Селение это состоит из множества разбросанных в лесу ранчо. Неподалеку от развалин, на открытом холме, виднеется несколько кирпичных домов, при солнечном свете ослепительно сверкающих свежей побелкой, с великолепным видом, по вечерам, на долину реки Ябебири. В селении есть магазины, их даже гораздо больше, чем можно было бы пожелать, потому что, едва появится новая улочка, как какой-нибудь немец, испанец или сириец тут же пристраивает на ней свою лавчонку. Два квартала заняты общественными учреждениями, такими, например, как отделение полиции, местный суд, городское управление и смешанная школа. Для колорита, на самих руинах, поросших лесом, как вы уже знаете, приютился бар, открытый еще во времена чайной лихорадки, когда вербовщики с Верхней Параны, направляясь в Посадас, торопились завернуть в Сан-Игнасио, чтобы сладко подремать там над бутылкой виски. Мне уже случалось рассказывать, что представляет собой этот бар, и потому теперь я не буду задерживать на нем вашего внимания.
Во времена, о которых я поведу здесь речь, не все городские учреждения размещались в самом селении. Как раз посередине, между развалинами и новым портом, отделенными друг от друга одной лигой, на великолепном плато, целиком занимая его, проживал некий Оргас, начальник конторы записей актов гражданского состояния, которая и размещалась тут же в доме.
Домик этого чиновника был деревянный, с крышей, выложенной будто черепицей, дранкой из инсиенсо. Это — прекрасная кровля, если материал предварительно просушен и заранее просверлены дырки. Но Оргас покрывал свою крышу сырой дранкой, тут же пробивая ее гвоздями. Потому-то и получилось, что свободные края дранок поднялись кверху, и крыша стала похожа на ежа. Когда шел дождь, Оргасу приходилось перетаскивать свою кровать с места на место иногда по восемь — десять раз, и вся мебель в доме была покрыта белесыми подтеками.
Мы так долго задержались на этой детали дома Оргаса потому, что ощетинившаяся крыша в течение четырех лет поглощала все время начальника конторы, так что даже в свободные от работы дни он не находил минуты, чтобы заняться, например, изгородью, и никак не мог выбраться хотя бы денька на два в лес.
Оргас, большой любитель природы, бывая в плохом настроении, говорил мало, зато вслушивался в слова собеседника с глубоким, чересчур подчеркнутым вниманием. В селении его не любили, но уважали, Несмотря на его абсолютную простоту, панибратство и фамильярность в обращении с представителями местной знати и властей, их разделяла ледяная стена. Ни в одном поступке Оргаса как будто нельзя было заметить пренебрежительного отношения к людям, а между тем именно это ему ставили в упрек.
Конечно, на то были определенные причины,
Вскоре после приезда Оргаса в Сан-Игнасио, когда он еще не возглавлял контору и жил на плато один-одинешенек, сооружая свою ежеподобную крышу, ему прислали приглашение от директора школы, который, как водится, почитал за особую честь приветствовать от имени всей школы столь просвещенную личность.
Оргас, как обычно, в синих брюках, сапогах и домотканой рубашке, отправился с визитом на следующее же утро. Но ему вздумалось идти лесом, и там он поймал большущую ящерицу, которую решил не убивать. А чтобы она не убежала, он обвязал ее туловище лианой. Так, с разорванным рукавом, волоча за собой свою пленницу, он вышел из лесу и зашагал прямо к школе, где у входа его уже ждали директор и учителя.
Ослы господина Буи тоже помогли составить об Оргасе такое мнение.
