случаи, может быть, оптимальным вариантом было бы что-то среднее: сочетание некоторого числа природных заповедников, высокоинтенсивных предприятий и ферм, дружественных дикой природе. Могут сыграть свою роль даже небольшие клочки земли вроде тех, что принадлежат Хэнбери-Тенисону. Подобный подход поддержит фермеров, которые отказываются от вспашки и сокращают применение пестицидов, предоставляя тем самым коридоры для насекомых, птиц и млекопитающих. Беспахотное земледелие может повысить устойчивость к погодным крайностям и не всегда сильно снижает урожаи, так что для производства того же количества пищевых продуктов не потребуется намного больше пространства.
Для Хэнбери-Тенисона, которому сейчас около тридцати пяти, важно не только исцеление природы, но и то, что природа сама лечит человека. Он девять лет прослужил в британской армии, три раза ездил в командировки в Афганистан, а после увольнения несколько лет работал управленческим консультантом в Лондоне, изображая, что понимает в бизнесе больше, чем на самом деле. Ему было суждено унаследовать семейную ферму, но он плохо представлял себе, что это значит. А потом его посетило откровение. Он страдал от психических проблем и заметил, что созерцание этого дождевого леса приносит ему душевное спокойствие.
Посреди обезлесевших пространств именно на его ферме сохранился нетронутый участок с деревьями. Они избежали топора и цепной пилы, потому что склон был слишком крутой и скалистый. Место такое дикое, такое непохожее на все вокруг, что мне приходится постоянно напоминать себе о том, что мы по-прежнему в Англии. (Хэнбери-Тенисон со мной не согласен: мы в Корнуолле.) Я думаю, так могла бы выглядеть наша страна, если бы мы воспринимали диких животных так же серьезно, как в настоящее время относимся к мясу.
Возрождение природы Хэнбери-Тенисон начал с того, что убрал проволочную изгородь и выпустил в ручей племенную пару бобров. Бобры – первопроходцы возрождения дикой Британии. Этих грызунов, в XIV веке доведенных в Англии до вымирания из-за шкур и мяса, в последнее время легально и нелегально выпускают из заповедников в водоемы. Каждая особь может занять трехкилометровый отрезок реки. В Англии жалуются, что бобры едят рыбу: об этом упомянул даже Джеймс Дайсон, изобретатель и миллиардер, которому принадлежит сто сорок квадратных километров фермерских угодий. В реальности бобры – вегетарианцы. Может быть, дело в том, что Клайв Льюис изобразил жарящих рыбу (и пьющих пиво) бобров в своих «Хрониках Нарнии»? А может быть, из-за нашей собственной любви к мясу мы не можем вообразить, как другое крупное млекопитающее без него обходится? Продолжительное исследование показало, что бобры не оказывают негативного влияния на число рыбы и не представляют риска для здоровья людей, а их плотины снижают риск затопления ниже по течению. «Бобры – это на 90 % благо и на 10 % вред, и с этими 10 % справиться сравнительно легко», – рассказывал мне Аластер Драйвер, один из консультантов, участвовавших в этой работе. Негативные последствия деятельности бобров, например локальные подтопления, можно уменьшить простейшими вмешательствами, например разбирать плотины в некоторых областях и делать «бобровые обманки» – пускать воду в обход. В худшем случае некоторых животных можно отбраковать. «Не забывайте, мы их однажды уже истребили», – говорит Драйвер. На самом деле существует риск, что землевладельцы сделают это снова: в 2019 году была легально отбракована пятая часть шотландской популяции бобров.
Хэнбери-Тенисон хочет выпустить еще больше млекопитающих: лесных куниц, водяных полевок, тамуэртских свиней и, может быть, даже зубров. Каждому найдется здесь своя роль. Куницы будут контролировать популяцию серых белок, свиньи – рыхлить землю, как кабаны, зубры – вырывать кусты утесника. «Зубр! Звучит как в сказке! – смеется он. – Смысл просто в том, чтобы огородить участок по периметру, а внутри пусть все гуляют свободно».
Предоставить природе жить своей жизнью легко только на словах. Быстро приходит осознание, что без наших решений здесь не обойтись. Какие виды вводить, а какие стараться приглушить? Многие британские экологи скептически относятся к зубрам и сомневаются, водились ли они в этих местах после прошлого ледникового периода. По их мнению, коровы породы лонгхорн, потомки местных туров, вызовут меньшее сопротивление общественности. Хэнбери-Тенисон хочет контролировать популяцию поздних поселенцев – серых белок и косуль, – но не исключать их. «Они уже вошли в нашу историю, – говорит он. – Мы так глубоко изменили экологию Великобритании истреблением и введением видов, что придется и дальше нести некоторую ответственность, помогая природе вернуться к более этичному состоянию». Любить животных – это не просто отойти в сторону и восхищаться ими. Сначала обязательно надо признать, что наши судьбы переплетены.
Вернуть неэффективные субсидируемые фермы природе – именно то, что надо. Поместье Непп в Западном Суссексе не приносило прибыли за счет земледелия и разведения крупного рогатого скота, но прославилось на всю Британию благодаря проекту «дикого» фермерства, который ее совладелица Изабелла Три – какая подходящая фамилия – описала в книге Wilding. До поместья недалеко на машине от Лондона, там имеются промышленные здания, и после возвращения к природе у хозяев получается держаться на плаву благодаря привлечению гостей на день и аренде офисных пространств. Но даже при этом, по оценке Три, участок подешевел в два раза.
Хэнбери-Тенисон со смесью военного планирования и уверенности обеспеченного человека рассчитывает сводить счета благодаря «зеленым» государственным субсидиям. Преподаватели йоги смогут проводить здесь ретриты, вместо того чтобы везти учеников в Марокко и на Шри-Ланку. Компании могут устраивать для сотрудников трехдневные выездные совещания по развитию. (Хэнбери-Тенисон уже приглашал сюда некоторых бывших коллег. «Увидев коровью лепешку, они решили, что кто-то должен ее поднять… Тогда я начал осознавать эту пропасть». Он делает паузу и берет в руки ком влажной земли. «Смысл в том, чтобы этого не бояться. А мы боимся!») Летом можно косить орляк. Хэнбери-Тенисон называет это «чудесным, невероятно медитативным групповым занятием. Как тайцзицюань!» Более того, он замечает, что работодатели хотят стимулировать креативность, а «нет более креативного существа, чем бобр!» Он признает, что лозунг, наверное, стоит немного подкорректировать.
Мы продолжаем идти по ферме. На другом поле Хэнбери-Тенисон испытывает солнечные батареи, ветряную турбину и ветрозащитное ограждение. Вскоре должны привезти пару ульев корнуэльских пчел. Участок как чашка Петри, и эксперименты выглядят убедительно. «Это проект на три-четыре десятилетия, – говорит хозяин. – Отцу сейчас восемьдесят три. Я мечтаю, что, когда мне будет столько, я передам эту ферму финансово и экологически устойчивой. А еще, простите за модное выражение, устойчивой духовно. Я не хочу смотреть на поля, испещренные оспинами, как после битвы при Сомме».
Позже я наткнулся в телефоне на короткое видео, на котором бобр плыл по воде и грыз дерево. Я переслал его Элизе и Клео и почувствовал, что это даст им
