В то время никто из моих израильских друзей не заинтересовался таким предложением. Через два года среди моих студентов оказался Ари, и я спросил его, не хочет ли он написать Сардару Ари согласился, и вскоре между ними завязалось оживленное общение. Когда я вернулся из Африки, Ари сказал, что они оба собираются приехать в Египет и познакомиться “живьем”. Прошло еще два года, и примерно за месяц до моей защиты я снова встретил Ари. Он был так рад меня видеть, что чуть не прыгал.
– Представляешь себе, – закричал он, – мы с Сардаром едем в Бостон!
– Почему в Бостон?
– Там разрешены однополые браки! Мы женимся!
Я пожелал им удачи. Пожалуй, это было мое самое большое достижение в области преподавания.
К марту диссертация была в основном готова. Она включала раздел “Благодарности”, в котором я перечислил свыше двухсот человек, помогавших мне с исследованиями. Вспомнить их всех было очень приятно – я словно отдавал старые долги.
Единственная глава, над которой я еще работал, была самая большая, с обзором “песен” разных видов. Мне все еще поступали данные от коллег, да и сам я продолжал наблюдения в нескольких зоопарках Флориды.
Особенно мне нравился небольшой зоопарк на северо-востоке штата с длинным корявым названием “Зоопарк Сент-Августинская аллигаторовая ферма”. Это было единственное место в мире, где содержались все виды крокодиловых, кроме нескольких недавно “разделенных”. Почти все исследователи поведения крокодиловых когда-либо там поработали. Я провел там много времени, подружился с директором и собрал немало данных по редким видам – узкорылому, новогвинейскому, священному и кубинскому крокодилам, а также по ложному гавиалу.
Одной из достопримечательностей этого парка была огромная колония цапель, розовых колпиц и древесных аистов. С деревянных мостков можно было заглядывать в многочисленные гнезда, иногда с расстояния вытянутой руки. Я давно заметил, что цапли часто выбирают для колоний деревья, растущие в прудах с крокодилами и аллигаторами в зоопарках и на крокодиловых фермах. Видимо, подобно африканским малимбусам, они пользуются крокодилами для защиты от хищников вроде змей, енотов и варанов. Надо полагать, эта защита для них достаточно важна, чтобы мириться с потерей птенцов, выпадающих из гнезд в воду, которых, естественно, мгновенно съедают.
Крокодилы, аллигаторы и кайманы часто плавают, толкая перед собой листья и веточки. Иногда это явно игра (почему-то особой популярностью для игр у крокодиловых пользуются красные и ярко-розовые предметы, например, плавающие лепестки цветов), в других случаях – возможно, часть брачного поведения. Но в Сент-Августине я заметил, что аллигаторы, жившие в пруду с колонией цапель, особенно часто неподвижно лежали на поверхности воды или на отмели с веточкой, аккуратно уложенной поперек носа. Я вспомнил, что наблюдал такое же поведение у болотных крокодилов, живших в пруду с большой колонией цапель в ^Мадрасском крокодиловом банке”. Весной цаплям, живущим в больших колониях, отчаянно не хватает веток для строительства гнезд: они начисто “подметают” окрестности колонии, воруют ветки из гнезд соседей и постоянно из-за них дерутся. Может быть, аллигаторы и крокодилы таким образом подманивают цапель? Джон Брюгген, директор парка, рассказал мне, что пару раз видел, как аллигаторы ловили цапель, потянувшихся за веточками.
Но это все же могло быть совпадением. Доказать, что аллигаторы способны специально использовать ветки в качестве охотничьих приманок, было бы очень здорово: по сути дела это был бы первый известный случай использования рептилиями орудий. Но я пока не мог придумать, как это сделать.
Одним из видов, за которыми я наблюдал в Сент-Августине, был сиамский крокодил. Это еще один из крокодилов Азии и Австралии, родственных гребнистому, но не столь крупных и живущих в пресной воде. Сиамский и гребнистый крокодилы легко скрещиваются, и их гибриды очень быстро растут, поэтому их часто выращивают в огромном количестве на коммерческих фермах Азии. Самый большой крокодил, содержащийся сейчас в неволе в США, – сиамско-гребнистый гибрид по имени Утан, живущий в крокодиловом зоопарке в Южной Каролине. Он длиной в семь метров, очень ленив, редко двигается и никогда не “поет”.
Сиамский крокодил родом из Юго-Восточной Азии, где его чуть совсем не истребили охотники. Остались крошечные популяции в самых глухих уголках Камбоджи, Лаоса и Калимантана. По нескольку крокодилов недавно выпустили в национальные парки Вьетнама и Таиланда, где они встречались раньше.
Пара сиамских крокодилов, жившая в Сент-Августине, славилась своими родительскими способностями. Долгие годы среди исследователей ходили слухи, что крокодилы иногда кормят детенышей, но скептики считали все подобные рассказы охотничьими байками. В 2007 году Джон Брюгген сумел снять на видео, как самка сиамского крокодила приносит детенышам ломтики мяса и держит их в воде, пока детеныши отрывают маленькие кусочки. Это открытие имело значение для палеонтологии: пользуясь методом “взятия в скобки”, можно предположить, что даже ранние динозавры уже могли заботиться о потомстве.
Джон также впервые доказал, что отцы у крокодиловых могут принимать участие в воспитании детенышей. Сейчас это считается очевидным фактом, но лет десять назад стало настоящим сюрпризом. Еще одно его открытие – крокодилы, аллигаторы и кайманы могут регулярно поедать фрукты и даже умеют обрывать их с низко свисающих веток. Позже оказалось, что некоторые деревья, растущие по берегам рек, нуждаются в крокодиловых для распространения семян.
Самец в Сент-Августине очень красиво “пел”. За несколько дней я записал двенадцать рычаний и пять шлепков, чего и ожидал от “универсального” вида. Закончил наблюдения я всего за два дня до защиты.
В последний раз я покатил на юг, в Майами, мимо знакомых и уже давно надоевших ориентиров. Вот Мусорный пик – огромная свалка, неофициально являющаяся высшей точкой Флоридского полуострова. Вот поворот на мыс Канаверал – сколько раз я ездил туда смотреть запуски шаттлов и прочих космических кораблей! А вот и уродливые небоскребы центра Майами – часть Флориды, которая мне нравилась меньше всего.
Защита диссертации у меня была первого апреля. Все годы аспирантуры я обязательно разыгрывал в этот день моих коллег. В первый раз это случилось всего спустя несколько месяцев после того, как через Флориду прошли два урагана, поэтому я разослал по факультету сообщение, что в связи с надвигающимся ураганом меня две недели не будет на работе. Это вызвало легкую панику. На второй год я написал письмо как бы Стиву, но якобы по ошибке послал всем сотрудникам. В письме говорилось, что я нашел в Эверглейдс аллигатора, который при виде проходящих мимо рыбаков явственно произносит слово fish (“рыба”). Еще одной апрельской шуткой была фиктивная ссылка на несуществующее научное исследование, согласно которому машины в Майами водят так медленно не потому, что половина города – пенсионеры, а вторая половина – вечно болтающие по телефонам подростки, но потому, что у нас эпидемия сонной болезни, которую разносят случайно завезенные из Африки мухи цеце. Поразительным образом каждый раз находились люди, которые велись на эти розыгрыши. Утром перед моей защитой я разослал следующее сообщение:
