Слѣпой старецъ со своими провожатыми только-что спустились со Сорокадневной Горы, за одно восхожденіе на которую католическіе патеры обѣщаютъ полную индульгенцію. Этотъ подвигъ былъ теперь предъ нами и начинался недалеко отъ источника пророка Елисея.
Много горъ въ Палестинѣ, этой горной странѣ по преимуществу: тихая гора Маслинъ, высокій Ермонъ, покрытый снѣгами, зеленѣющій куполъ Галилеи, Ѳаворъ, и рядъ другихъ, неотмѣченныхъ Евангельскою исторіей вершинъ; но ни одна изъ горныхъ массъ не производитъ такого цѣльнаго впечатлѣнія и сердце паломника и туриста, какъ Джебель Каранталь, Горп Искушенія, мрачная, огромная, голая, изрытая многочисленными пещерами, царящая надъ цѣлымъ хаосомъ горъ замыкающихъ долину Іордана. Помимо Евангельскаго сказанія, само сердце невольно говоритъ вамъ что съ этою мрачною каменной массой могутъ связаться лишь самыя темныя представленія.
Арабы говорятъ: Джин ы, африт ы (злые духи) и другая нечистая сила любятъ гнѣздиться въ пещерахъ Джебель Карантала куда ихъ загналъ Великій Пророкъ изъ долины эль-Шерія. Вътемныхъ зіяющихъ пещерахъ они размѣстились десятками, и горе путнику который осмѣлится нарушить ихъ покой! Въмрачныхъ узкихъ переходахъ и подземельяхъ слышатся по ночамъ стоны, крики и завыванія адской силы, виднѣются бѣлья тѣни, огненныя чудовища; въ видѣ кофагнъ (летучихъ мышей), вылетаютъ въ глухую полночь африты покружиться надъ пропастями заклятой горы. Далеко разносится вѣяніе ихъ крылъ, которое путникъ принимаетъ за шелестъ листьевъ, за говоръ журчащаго ручейка, и обманутый идетъ по склонамъ горы въ пещеры — откуда нѣтъ возврата. Но не всегда мрачный Джебель Каранталь былъ обиталищемъ нечистой силы. Великій Иша (Іисусъ), говорятъ Арабы, жилъ нѣкогда со своими учениками въ одной изъ пещеръ Каранталя. Пропала тогда нечистая сила, великая святость сошла съ неба на склоны горы, каждую ночь оно разверзалось надъ нею, и ангелы обитали на вершинѣ ея; птица ночи, кофашъ, сотворенная Ишой служила Пророку и возвѣщала ему захожденіе солнца и тотъ часъ когда муэззины призывали правовѣрныхъ къ молитвѣ. Разверзалось тогда небо надъ вершиной Каранталя, и оттуда спускался столъ, покрытый плодами небесныхъ садовъ, предъ Великимъ Пророкомъ и Его учениками. Но ушелъ Иша изъ пещеры Каранталя и вернулись туда африты; человѣкъ избѣгаетъ этой горы, и только отшельникъ и монахъ. хранимый Аллахомъ, живетъ въ пещерахъ этой дивной горы.
Христіанское преданіе назвало Джебель Каранталь горой Искушенія или Сорокадневною, связавъ постъ и искушеніе Спасителя съ этою мрачною горой, изрытою пещерами и ходами, которые по всей вѣроятности имѣютъ связь между собою и образуютъ подземный городъ въ родѣ Бетъ-Джибрина и Эль-Харей-Тунъ. Одна изъ этихъ пещеръ, ближайшая къ вершинѣ, расширенная и превращенная въ храмъ царицей Еленой, служила, по преданію, мѣстомъ сорокадневнаго уединенія Спасителя. Туда и направились мы по горной тропинкѣ, прихотливо вьющейся по каменнымъ уступамъ и чрезвычайно неудобной для восхожденія. Масса камней, рытвинъ и выступовъ преграждали дорогу; несмотря на это, черезъ 12–15 минутъ восхожденія мы были уже у монастыря Сорокадневной Горы, пріютившагося въ вертепахъ изсѣченныхъ въ толщѣ каменной скалы. Громкое пѣніе монаховъ встрѣтило бодро взобравшихся путниковъ, и подъ сладостныя слова молитвы мы проникли въ большую пещеру, гдѣ таится убогая церковь во имя Христа Спасителя.
Бѣдная и вмѣстѣ необыкновенная обитель! До сихъ поръ мнѣ не приходилось встрѣчать ничего ей подобнаго. Ни прославленные монастыри Пиренеевъ, ни обители Ѳессаліи гнѣздящіяся также на высокихъ скалахъ, ни даже удаленный ото всего міра монастырь Синайской пустыни не поражаютъ въ такой степени взоръ и сердце паломника, какъ эта убогая обитель Сорокадневной Горы. И бѣднота, и расположеніе, и мѣсто напоминающее столько Евангельскихъ событій, и ласковость монаховъ, поражающихъ своею христіанскою простотой, все это дѣйствуетъ и на воображеніе, и не сердце. Изсѣченная скорѣе на обрывѣ чѣмъ на склонѣ дикой, ужасной и мрачной горы, сокрытая въ пещерахъ гдѣ сошлись Вѣчный Свѣтъ съ исчадіемъ мрака и ада, обитель Горы Искушенія представляетъ все для того чтобы забыть о мірѣ и его суетѣ.
Небольшой уступъ скалы, въ родѣ балкона, служитъ посредникомъ между внѣшнимъ міромъ, разстилающимся вокругъ, и внутреннимъ, сокрьггымъ въ дивной пещерѣ и сердцахъ ея подвижниковъ. Стоя на этомъ балкончикѣ, надъ обрывомъ саженъ въ 200 глубиной, въ самой серединѣ огромной каменной массы, забываешь о мірѣ и паришь высоко надъ его низменными интересами и суетой. Предъ глазами, кромѣ безконечнаго простора небесной синевы, далеко внизу лежатъ мѣста, изъ коихъ каждое будитъ сердце, дѣйствуетъ на воображеніе и возсоздаетъ въ памяти образы давно минувшаго. Прямо внизу разстилается долина Іорданская, таящая въ своихъ зеленыхъ берегахъ струю священной воды; прямо на сѣверъ и западъ вздымаются горы замыкающія долину Іордана; на востокѣ, тотчасъ за рѣкой, встаютъ стѣны Моавитскихъ горъ, за которыми идутъ страны древней культуры, заселенныя полудикимъ народомъ; на сѣверѣ и западѣ объемля съ трехъ сторонъ Джебель Каранталь, возвышаеются горы Іудеи, таящія на своихъ склонахъ мѣста Евангель скихъ событій, а на вершинѣ — благословенный Іерусалимъ, Іерихонъ, Галгалла, мѣсто крещенія, монастырь Претечи и обитель Св. Герасима приковываютъ благочестивое вниманіе паломника, смотрящаго на долину Іордана съ высоты каменнаго уступа Сорокадневной Горы. Голубая, блистающая серебристыми струйками поверхность Мертваго Моря, окаймленная, какъ бы стѣнами, мрачными каменными громадами, замыкаетъ съ юга долину эль-Гора, которая представляется въ видѣ пестраго ковра, натянутаго въ рамки между горами Моавіи и Іудеи. Чудная, поразительная картина, лучше которой нѣтъ въ предѣлахъ Палестины!
И чѣмъ больше смотришь на эту картину, тѣмъ болѣе хочется смотрѣть, тѣмъ спокойнѣе и радостнѣе становится на душѣ. Глазъ отдыхаетъ въ созерцаніи, пораженное сердце молчитъ, человѣкъ уходитъ въ самого себя, образы внѣшняго міра отразились въ его глубинѣ, и оттуда возстаютъ одухотворенные. Какъ-то свободно и легко слагаются и растутъ новые образы и идеи, которые познаются больше сердцемъ, чѣмъ умомъ и говорятъ лишь для тѣхъ кто умѣетъ вѣрить и любить. Полные чарующей живости и простоты, въ сіяніи святости и библейской чистоты проходятъ тогда передъ внутреннимъ окомъ видѣнія; какъ-то чище, проще и добрѣе становишься въ эти минуты отрѣшенія ото всего міра, оставаясь самъ съ собою предъ лицомъ неба, подъ сводами пещеры Искушенія. Въ эти минуты не надо уходить дальше въпустыню, не нужно налагать на себя тяжелый крестъ подвижника; пустыня найдется въ твоемъ сердцѣ, чуждой внѣшняго міра, и мысль, скованная вѣрой, добровольно ляжетъ на крестъ сокрушенной гордыни. Отдайся всецѣло чувству охватившему тебя, перечувствуй все что дано тебѣ въ удѣлъ, перечувствуй такъ чтобы не забыть никогда — и этотъ подвигъ дастъ твоему сердцу надежду, вѣру и любовь.
