третий — для выхода дыма делают вспомогательную дыру, открывая шестом верхнюю полость «нока», то есть двери.)
У остяка лыжи узки, — что это?
Отгадка: две жерди внутри чума, на которые подвешивается крюк.
Сказки самоедские бывают короткими, своеобразно изящными и обычно анимистичными. У меня записана одна такая сказка, вот ее дословный перевод:
… «У мышонка на изгибе реки — гнездышко. Как-то однажды льдинки по реке понеслись. Мышонок сказал: «Эй! Льдинки! Плывите подальше! Гнездышка моего не заденьте!» Лед заговорил, сказал — «Сразу как понесусь, не спрашиваю товарищей своих, задеваю ли чьи гнездышки, или нет!» Мышонок сказал: «Эй, ты! лед! С чего это ты вырос?! Как выбросит тебя с отливом на кошку (на отмель), солнце тебя тут и растопит. Пользы от тебя не бывает». Солнце заговорило, сказало: «Эй, ты! Мышонок! С чего это ты вырос?! До того, как я лед растапливаю, тебе собственно говоря, какое дело?» Мышонок сказал: «Сразу как понесусь, много снежных речек пересекаю… Когда замерзну, присяду на склоне кочки. Солнце светит из-за облаков, с этого пользы не бывает». Облако заговорило, сказало: «Эй, ты! Мышонок! До того, как я солнце закрываю, тебе, собственно говоря, какое дело?» Мышонок сказал: «Эй, ты! Облако! С чего это ты выросло?! На вершине каменной горы половины твои остаются. Пользы от тебя не бывает». Каменная гора заговорила, сказала: «Эй, ты! Мышонок! До того, что половины облаков у меня остаются, тебе, собственно говоря, какое дело?» Мышонок сказал: «Эй, ты! Каменная гора! С чего это ты выросла?! Если россомаший казак (т. е. самец россомахи) по склону твоему бегает, по склону твоему мочится, — какая от тебя польза бывает?» Россомаха заговорила, сказала: «Эй, ты! Мышонок! До того, что я на каменной горе мочусь, тебе, собственно говоря, какое дело?» Мышонок сказал: «Эй, ты! Россомаший казак! С чего это ты вырос?! Если ты в пасти (т. е. в деревянной ловушке) своих остяков обмараешься, — какая от тебя польза бывает?» Остяцкая пасть уж больно деревянная — не заговорила.
В избу Совета ввалился утром прикочевавший, скуластый, с крючковатым носом, ненец Сыт-Васька.
— А как будет с моим делом? — спрашивает Сыт-Васька у Игнатия Талеева, который не только секретарь Совета, но и член кочевого суда. Совет, подразумевается, должен знать, о каком деле идет речь.
Зимою тундру взволновала весть о странном событии: убили сына Сыт-Васьки, когда тот поехал осматривать капканы. Убийца, ненец Петр, в дружеской беседе рассказывал об этом так: «Еду на нартах — непогода, пурга. Вижу — у капкана копошится волк. Я и выпалил. Подъехал ближе — человек».
— Твое дело серьезное, — отвечает Игнатий Талеев, — здесь смотреть не можем. Послали в большой исполком.
— А когда ответ будет?
— К темному месяцу, однако, разберут.
Сыт-Васька усомнился:
— Самоедин, у которого Ваде оленя украл, подавал в суд, а ответ не пришел. Как бы с моим делом так не получилось.
— Никуда деваться не может, — успокаивающе махнул рукой секретарь.
С чем только ни лезут к Талееву!
Старик, с густыми порослями в ушах и со слезящимися глазами, жалуется на «русака»: «Может ли земля вертеться, как валун? Статочное ли дело? А русак клянется в этом, обманывая самоединов!»
— Наша земля плоская, — возмущается старик. — Тундра всегда на одном месте, а солнце ходит. Тогда бы яха[6] туда и сюда текла, а мы никогда этого не видели! Дрова бы с места на место ходили!
Другой старик рассказывает секретарю, как в чум залез волк:
— Никого не было, все на промысел уехали. Только старуха оставалась. Старуха отбивалась поленом, чайником. Волк укусил руку. До ночи бродил вокруг. Мы приехали с промысла и убили волка.
— Что же ты от меня хочешь? — спрашивает Талеев.
— Совет должен знать, как обижают нас волки. Совет обо всем должен знать.
Большинство судебных дел направлено против кулаков, не выплачивающих батракам договоренного числа оленей. Еще недавно батраки не смели жаловаться на влиятельных оленеводов, но теперь привыкают искать защиту через свой Совет.
Однажды я присутствовал на необычайном судебном заседании. Разбиралось дело ненца Ивана Вылки. Игнатий Талеев настоял, чтобы дело слушалось в срочном порядке, как показательное.
За столом суда три ненца: председатель, с дико торчащими волосами, словно в всклокоченном парике из конских волос; заседатель, сидевший справа, с еле заметным разрезом глаз, и рябоватый лицом Игнатий Талеев.
Хотя туземным судам разрешено судить устно, но Игнатий Талеев, будучи грамотным и несколько знакомым по Архангельску с процессуальной стороной, держал перед собою обвинительное заключение.
Обвиняемый Иван Вылка сидел на одной скамье с заседателями и громко договаривался с председателем суда о том, чтобы скорее кончать «говорилку» и итти бросать невод:
— Чайки волнуются у берега: подошел омуль.
Соблюдая официальность, Талеев косо поглядывал на разговаривающих. На полу расположились ненцы. Они пришли слушать, как будут судить Ивана Вылку.
Стоя, Талеев бесстрастным голосом прочитал писанное карандашом заключение. Иван Вылка обвинялся в том, что в пьяном виде подрался с ненцем Вилейским, матерно обругал агента ненецкого кооператива и с песнями, с криками разгуливал по Хабарову.
— Орал на все становище! Это не годится! — строго прибавил от себя Талеев.
— Что ж такого? — возразил обвиняемый, обращаясь за сочувствием к председателю. — По что теперь так: нам пить нельзя, а русские пьют?
— Знаем мы! Русаки имеют вино! — поддержали ненцы с пола.
— Русские не пьют, — уклончиво заметил Талеев, вставая.
Судьи обязательно вставали, обвиняемый говорил сидя.
Такой церемониал завел Талеев, спутавши процессуальный порядок.
— Как не пьют! — заорал обвиняемый. — Вести бегут, что в Тельвиске было много водки. А к нам не привозят! Наши люди в Тельвиску ходили, своими глазами видели!
— Так, так, — подтверждали ненцы.
Поднялся говорить председатель суда и совсем для нас неожиданно выпалил следующее:
— Раньше как бывало хорошо! Приезжал, я помню, Кожевин-купец — всегда вина привозил. Нашему человеку как можно без жидкого огня? — напал он, потрясая конскими волосами, на Игнатия Талеева. — Непогода, ветер, снег. Промерзнешь хуже вэнико[7]. В чуме костра делать не надо: жидкий огонь не дымит, а как согревает! Госторг вина не дает, кооператив не дает. По что такая жизнь! Еще в прошлом году вайгачским зимовщикам норму спирта давали. Нам бы такую норму надо!
