class="p1">Дорога к монастырю идет вверх, не слишком крутой подъем, но у меня сразу начинается одышка. Эндорфины будут позже, а пока просто хочется упасть и лежать до обеда. Первое, что я вижу, когда мы подходим ближе, — это парусящиеся белые занавески в монастырских окнах. Дальше — лабиринт проходов, огороженных вездесущими булыжными стенками. В конце лабиринта — стена из молитвенных барабанов. Проходя мимо, необходимо крутануть каждый. Потом — каменные ступени, снова подъем. У входа в монастырь один из монахов раскочегаривает огромную глиняную печь — местный аналог тандыра. В этом монастыре проживают десять монахов. Стало быть, остальные девять — внутри, там, где горловое пение, бубны, трещотки, колокольчики и огромные альпийские горны «дунгчен». Нарастающая какофония буддийской церемонии. Удушающий запах благовоний, от которого кружится (и должна кружиться) голова. Зеркала, в которых видно прошлое, настоящее и будущее. Есть в этом монастыре даже музейный экспонат под стеклом: на вид — мохнатая скорлупа от кокосового ореха. Что это? Загадка. Долгое время считалось, что это кусок черепа и скальпа йети. В 80‐е годы экспертиза установила, что череп принадлежал не снежному человеку, а гималайскому медведю. Однако экспонат никуда не убрали. Подумаешь, экспертиза! Что такое экспертиза по сравнению с любимой легендой жителей Кхумджунга? Череп йети — их достояние, и его не отнимешь какой-то там экспертизой.
Из окна монастыря открывается вид на деревню, неожиданно напоминающий картину Брейгеля, хотя снега тут сейчас нет. В монастырской трапезной мы обедаем тхукпой (тибетский лагман). Когда мы после обеда снова выходим на тропу, Тшерин рассказывает о каких-то британских покорителях Эвереста, их судьбы и рекорды — из его запаса историй «на экспорт», сдобренных точными цифрами в невыносимом количестве. Меня жизнеописания британских альпинистов нисколько не интересуют, и я благодарен ему за то, что могу с чистой совестью отключиться, ничего не слушать — просто идти и дышать, вдох-выдох. Иду в полуотключке и в какой-то момент спотыкаюсь о распластавшегося на солнышке бездомного пса. Поразительно: пес остается неподвижен, только слегка поводит ухом, будто к нему подлетела муха.
— Видал? — спрашиваю у Шилпена, идущего рядом. Шилпен протягивает руку и на ходу запускает молитвенный барабан. Внутри барабана — листок с мантрой. Пока барабан крутится, мантра возносится к небесам.
— А что такого? — отзывается Шилпен. — Просто собака медитирует. Ей сейчас не до тебя.
Шилпен — мой добрый приятель и коллега по волонтерским проектам в Кении. Это он сподвиг меня на участие в гималайской авантюре Фреда Фишера. У Шилпена это уже второе восхождение: в прошлом году он с той же командой залез на Килиманджаро.
Кхумджунг, как и Намче-Базар, был разрушен и отстроен заново после землетрясения в 2015‐м. Строительство было частично проспонсировано Британским альпинистским советом. У них тут база, летняя школа. На стене здания школы — мемориальная табличка, а рядом — памятник какому-то знаменитому шерпу, погибшему в вертолетной катастрофе.
Аварии, несчастные случаи, гибели здесь — обычное дело. Даже мне есть кого вспомнить. Ира Ш., университетская подруга моей жены Аллы, решившая отпраздновать поездкой в Непал успешную сдачу экзамена на допуск в коллегию юристов, а заодно и тридцатилетие. В день своего рождения Ира погибла в авиакатастрофе в 80 километрах к югу от Катманду. Алла и другие друзья Иры до сих пор не могут оправиться от этой смерти. Еще я вспоминаю Витю Ф., сокурсника по мединституту, спортсмена, походника и писаного красавца. Он погиб здесь при сходе лавины совсем недавно. Конечно, «уж лучше, чем от водки и от простуд», но не в тридцать же с небольшим, только-только выпустившись из ординатуры… Вспоминаю прочитанный накануне пассаж из «Бардо тхедола»: «Ты увидишь своих родственников и знакомых и заговоришь с ними, но не получишь ответа. Тогда, увидев, как они и семья твоя плачут, ты подумаешь: „Я мертв! Что же мне делать?“ — и ощутишь величайшую муку, как рыба, выброшенная из воды на раскаленные угли…» Семья Иры Ш. ежегодно навещает деревню Шихарпур, где разбился самолет авиакомпании Agni Air, выполнявший рейс Катманду — Лукла. Некоторое время назад они даже основали в Шихарпуре мемориальную библиотеку, названную ее именем.
Крутись, колесо мани, лети, мантра, в гималайское небо в память об ушедших.
На высоте 3850 метров солнце светит так ярко, что, если не носить солнцезащитных очков, можно ослепнуть. Еще одна опасность, о которой не думаешь внизу. Но темные очки у меня, к счастью, есть. Есть и все остальное: закупился по присланному Фредом списку, не понимая толком, зачем покупаю половину вещей в этом списке. Такая закупка вслепую — своего рода игра, от непонимания испытываешь приятное беспокойство, как при просмотре триллера. Ждешь разгадки, не терпится (и одновременно боязно) узнать, зачем понадобится то или это. Фред — не только организатор, но и маркетолог — заманивал предостережениями: для восхождения вам придется научиться на первый взгляд простым, а на самом деле совсем не тривиальным вещам. Надевать кошки, пользоваться ледорубом, карабкаться по живым камням, устраивать привал на уступе, готовить на газовой плитке. Разумеется, это хайп: большая часть перечисленных навыков нужна тем, кто поставил себе целью добраться до самой вершины, а не как мы — до первой лагерной базы.
Наше «восхождение» — не альпинизм, а горный туризм. Но мне и этого хватает. Чувствую высоту, не могу никак отдышаться. О том, чтобы поддерживать разговор на ходу, не может быть и речи. А ведь для истинных альпинистов особый шик состоит в том, чтобы подняться «по-альпийски», то есть без кислородных баллончиков и промежуточных спусков для акклиматизации. Разве так можно? Можно, но не без риска для жизни. Фред и его подруга Сьюзен, альпинисты со стажем, делятся фронтовыми историями. Сьюзен вспоминает восхождение на Амадаблам, одну из самых красивых вершин в Гималаях (кстати, сегодня ее очень хорошо видно — вон там вдалеке). В переводе с языка шерпов «амадаблам» означает «мать-ожерелье». Некоторые альпинисты считают эту гору «подготовительной», так как по сравнению с Эверестом она не очень высока. Но подняться на нее довольно сложно, нужна хорошая техника, без веревок не обойтись. Да и вообще Эверест — не единственный челлендж: в Гималаях по сей день есть пики, которые никто так и не покорил! Итак, во время восхождения на Амадаблам нашей Сьюзен повстречались четверо молодых людей. Как выяснилось, из Франции. Отрекомендовались горными гидами, спросили, не нужна ли ей помощь, — словом, пытались клеиться («Должна вам сказать, что кадрить девушку на восхождении — так себе затея»). Сьюзен от помощи отказалась, и тогда французы умотали вперед, сообщив ей напоследок, что
