вершину Эвереста, то есть на высоту 8848 метров, снимала там селфи. И не она одна. В списке покоривших Эверест — около пяти тысяч человек, причем многие из них побывали на вершине по нескольку раз (рекордсмен Ками Рита Шерпа — двадцать семь раз). Сьюзен говорит, что лучшие альпинисты — из Восточной Европы: чехи, поляки, хорваты. Но еще лучше — шерпы, которые всю дорогу несут груз весом от 30 до 60 килограммов.
На этой высоте — все меньше признаков человеческой жизни, разве что изредка еще попадаются камни мани. Воздух предельно сух, а ты выдыхаешь влагу, организм обезвоживается в два счета, надо все время пить воду. Каждый вдох сухого воздуха ощущается так, будто тебя изнутри полоснули ножом. В низинах дует пронизывающий ветер. Но в какой-то момент дышать вдруг становится легче, как будто в легких проткнули дырку, но вместо того, чтобы сдуться, они наполнились воздухом, проникшим сквозь эту дырку из какого-то потайного резервуара. И как раз в этот момент навстречу тебе по каменным ступеням спускается стадо яков, тихо звеня колокольчиками, и на седлах у них разноцветные лоскутки, точно гирлянда молитвенных флажков. И весь склон покрыт сиреневой дымкой сухой альпийской растительности. И ты чуть-чуть оживаешь.
Дингбоче — не то поселок, не то турбаза для альпинистов, яководов и сезонных работников. Здесь не столько живут, сколько останавливаются. Отогреваются в чайных домиках, ночуют в бунгало, медитируют перед чортенами. Есть тут и булочная-кондитерская. Самая высокая булочная в Гималаях и, видимо, в мире. Все дома — из камня: для того чтобы строить из дерева, нужны деревья, а их тут практически нет. Нет и самосвалов, землероек, подъемных кранов. Есть только яки. Каждый камень был доставлен на место строительства на ячьей спине. Не было бы яков, не было бы и Дингбоче. Условия в бунгало вполне спартанские. Все комнаты — на двоих. Две кровати да окно, вот и весь интерьер. Общая душевая с газовой колонкой для нагрева воды. Посреди общей комнаты («communal room», она же столовая) стоит печь-камин, а рядом лежит запас ячьего навоза на растопку. То ли навоз удивительным образом не пахнет, то ли я — неудивительным образом — уже привык. На стене висит растиражированное фото легендарного Тенцинга Норгея на вершине Эвереста в кислородной маске, с ледорубом, на который нанизаны молитвенные флажки. Этот снимок впечатляет и вдохновляет не меньше, чем фото Нила Армстронга на луне.
За ночь весь поселок присыпало тонким слоем снежной пудры. Теперь без темных очков выходить особенно опасно: яркий свет может повредить сетчатку («снежная слепота»). Надев очки, выглядываешь наружу. Припорошенный горный ландшафт вдалеке выглядит как скомканная тетрадная бумага. А вблизи из-под снежного налета выбиваются крупные пучки жесткой зелени. Кроме прочего, этот снег еще и неожиданно скользок. Впору вставать на лыжи. Вспоминаю историю, услышанную вчера вечером во время посиделок в общей комнате: про японского сверхчеловека Юитиро Миуру, который первым предпринял попытку съехать со склона Эвереста на горных лыжах. Вот кто достоин носить худи с популярным среди американской молодежи девизом «If hell freezes over, I’ll ski there too» [191]! Спускаясь с Эвереста, сверхчеловек Миура не был похож на обычного горнолыжника: на лице — кислородная маска, на спине — парашют. В какой-то момент, перелетев через бугор, он оказался в воздухе, и парашют раскрылся, но в разреженном воздухе контролировать траекторию прыжка получалось плохо. Миура приземлился на гололедицу, потерял равновесие, запутался в парашюте, упал и в итоге должен был разбиться насмерть, но каким-то чудом остался жив. После этого он еще трижды совершил восхождение на Эверест, причем в последний раз — в возрасте восьмидесяти лет. От этих историй дух захватывает. Все они — о чуде, случившемся (Миура) или неслучившемся (Мэллори и Ирвин, французский альпинист с отеком мозга и обмороженными конечностями, Витя Ф.); о вечно отодвигаемом пределе человеческих возможностей. Одержимость и страсть.
В конце пути от Дингбоче до Дуглы — совсем маленький чортен, покосившаяся каменная башенка, перевязанная, как раненый солдат, линялыми молитвенными флажками.
За ночь снег сошел, остались только прожилки, будто остатки несмытого крема в ладонных складках. На горизонте виднеется гора Лобуче. Чем меньше зелени и больше камня, тем драматичней пейзаж. Пики, укутанные меховой оторочкой облаков. Ледниковое озеро, ледниковый клык Чолаце. И для полноты картины в утреннем небе над нами парит орел.
Утро, как водится, начинается с историй: летучие ламы, британские первопроходцы или медицинские страшилки. Выбирай на вкус. Тшерин выбирает страшилки. Рассказывает, как пытался «оживить» человека, которому стало плохо на леднике, с помощью дексаметазона. «У него в кислородном баллоне была утечка, а он и не знал. Без кислорода остался. Потерял сознание. Когда мы его нашли, он уже еле живой был. А у меня в аптечке был дексаметазон. Я хотел ему вколоть, но ампула замерзла. Вызвали спасателей, они его эвакуировали, конечно. Но, думаю, слишком поздно. Вряд ли он выжил».
Пока Тшерин рассказывает, впереди начинается какой-то переполох. Доктор, нужен доктор… Сколько раз такое бывало — в самолете, на улице. Срываешься с места по первому зову, мандражируя, потому что еще не знаешь, в чем дело и сможешь ли помочь. Но сейчас все по-другому: половина нашей экспедиции — медики, и к тому моменту, как клич доходит до меня, вокруг пациента уже сгрудился целый консилиум во главе с Фредом Фишером. Шилпен резюмирует: камень, сорвавшийся сверху, попал одному из шерпов по ноге. Совсем маленький камушек, но перелом, кажется, обеспечен. Спасательный вертолет уже вызвали. Он пытается говорить с врачебным спокойствием, но у него не очень-то получается. Одно дело — истории, услышанные на тропе, и совсем другое — когда прямо у тебя на глазах «совсем маленький камушек» выводит человека из строя. Оторопь берет, каким бы ты ни был бывалым.
У шерпов драматичных историй тоже хватает. Среди наших носильщиков — две женщины. Тшерин объясняет, что это вдовы, чьи мужья погибли при сходе лавины. Про еще одного шерпа рассказывает, что это бывший наркоман, с помощью альпинизма поборол зависимость. Неужели и в этих высокогорных поселках приходится бороться с наркоманией? Увы. И с наркоманией, и с другими пороками общества. У Тшерина есть свой благотворительный проект: он работает с девушками из окрестных деревень, ставших жертвами секс-торговли, пытается помочь им преодолеть психологическую травму с помощью альпинизма (ведь это мощнейшая терапия!) и обучает их ремеслу горного гида.
Что вдохновляет: неожиданная связь между альпинизмом и благотворительностью; между адаптацией к экстремальным условиям и взаимопомощью. Никогда не
