в районе Горакшепа. Подобных историй было много в Нью-Йорке после 11 сентября: кто-то из знакомых, работавших в одной из башен-близнецов, в то утро не вышел вовремя на работу — заболел или просто опоздал, застрял в пробке… Кто-то должен был лететь тем самым роковым рейсом из Бостона в Нью-Йорк, но опоздал на самолет. Оказывается, чудо — явление куда более частое, чем мы привыкли думать.
От Горакшепа — последний, самый крутой подъем, марш-бросок до Кала-Патхара. После этого — спуск обратно в базовый лагерь и возвращение домой. Этот лагерь — наша вершина. Здешний чортен — место, куда участники похода несли свои флаги, фотографии близких, молитвы, пожелания, воспоминания. Обращения к Тому, кто над нами и, стало быть, ближе сейчас, чем когда бы то ни было. Фред, Сьюзен, Шилпен, Тшерин — все они несут флаги к чортену на вершине холма. Точь-в-точь как в Иерусалиме — записки к Стене Плача.
12. Базовый лагерь Эвереста
Вершина — святая святых, туда допускаются только жрецы альпинистской религии. Нам же, простым прихожанам, позволяется дойти только до базового лагеря у подножия горы, на краю морены ледника Кхумбу. Издалека восхищаться ледяными скульптурами, сотворенными ветром. Осознавать, что лед, по которому ты сейчас идешь, сошел с самой Джомолунгмы. На ее вершине побывало пять тысяч человек — чуть меньше чем одна миллионная населения земного шара. Не так уж мало, если учесть, что «любительские» восхождения начались всего лет пятнадцать назад. На протяжении XX века на Эверест поднимались только профессионалы, истинные жрецы. «Коммерческий альпинизм» начал развиваться здесь с начала с 2000‐х. Теперь жрецом может стать каждый, было бы желание, подкрепленное финансами. Для начала требуется получить сезонный пропуск: он покупается у правительства Непала за 11 тысяч долларов. Затем — нанять гида. Это делается через туркомпанию, обеспечивающую также и снаряжение, подготовку, носильщиков. Цена такого пакета достигает 85 тысяч долларов на человека. Но это если со всеми удобствами. За 85 тысяч ты получаешь не только гида и носильщиков, но и шеф-повара, каждый вечер готовящего тебе суши. Если же без излишеств, не на всю железку, а по самому минимуму, цену можно скостить до 30 тысяч. Бюджетный вариант. Тут уж никаких суши, только рис да чечевица. Впрочем, платишь ты в основном не за еду, а за воздух. Чем дороже пакет, тем больше кислородных баллончиков будет в твоем распоряжении. Можно рискнуть и вовсе без дополнительного кислорода, есть и такие смельчаки. Но тут к месту будет вспомнить любимый афоризм с футболки: «Каждый труп на склоне Эвереста не так давно был человеком больших амбиций». Все же на воздухе лучше не экономить.
Там, где для нас восхождение заканчивается торжественной пуджей, для будущих жрецов Эвереста все только начинается. Их будут тренировать, научат ходить в кошках по перекладинам и тому подобному. Дальше им предстоит опасный переход от первого базового лагеря до второго. Перейти надо как можно быстрее, потому что ледник всегда пребывает в движении. Какая-нибудь льдина размером с трехэтажное здание может треснуть и обрушиться в любую минуту. Безопасней всего подниматься в ночное время. Считается, что ночью из‐за холода ледник более стабилен. Последний отрезок маршрута называется «тропа Хиллари», она самая сложная, но это уже победа: ты почти на вершине. Все это рассказывает нам приятель Тшерина, человек в красно-белой ветровке с эмблемой «Клиника ледопада». Тшерин представил его нам как «доктора». И тут же пояснил, что «доктор» — не прозвище, а официальный титул. Работники «клиники», или «доктора ледопада», — это те, кто проверяет, чистит и подготавливает маршруты от базового лагеря до вершины. Вбивают колья, натягивают канаты, перекидывают лестницы и проверяют их на прочность. В два часа ночи «доктора ледопада» строят походный чортен, воскуривают благовония, сотворяют молитву и приступают к работе. За один сезон каждый из них совершает смертельно опасный переход от первого лагеря до второго в среднем по пятьдесят — шестьдесят раз. И каждый сезон кто-нибудь из них погибает. Одна из самых опасных профессий на свете. Вот кого можно считать настоящими «врачами без границ». Можно ли любить такую работу? Или хотя бы привыкнуть? Откуда берутся эти доктора? Из Луклы, из Намче-Базара, из Кхумджунга или Дингбоче. Большинство из них — самоучки, никакой «технике безопасности» их не обучали (да и много ли пользы от обучения технике?). Сезон восхождений длится всего три месяца в году. В остальное время «доктора ледопада», как и прочие жители долины Кхумбу, выращивают бок-чой и картофель. Есть у них и «главврач»: тот сам на ледник никогда не ступает, а лишь руководит, проверяет пропуска и так далее. Во время пуджи «главврач» выступает распорядителем церемонии. Вдохни можжевеловый дым, обойди три раза вокруг чортена, помолись богине горы, чтобы даровала тебе безопасный проход. Отсюда до вершины — 600 метров по вертикали.
Тем временем мы, заплатившие не по 85 тысяч с носа, а по три с половиной, ошиваемся в базовом лагере. Несколько тургрупп пришли сюда одновременно, гиды перешучиваются, щебечут на своем особом профессиональном сленге — то, что по-английски называется «talking shop». Из всех их разговоров я улавливаю только то, что раз на раз не приходится: в этом сезоне подъем для тебя — раз плюнуть, даже кислородный аппарат не нужен, а в следующем — кранты, горняшка начинается с первого дня, и в конце концов тебя приходится эвакуировать. Предсказать невозможно. И всякий раз готовишься, как новичок, совершенно не зная, что будет.
Утром нас будят ячьи колокольчики: караван яков доставил в лагерь провизию. Рядом с нами — живописнейшая ледяная крепость. И, куда ни кинешь взгляд, всюду палатки, белые, голубые и желтые, точно цветы на высокогорном лугу, среди каменного крошева, которое Фред называет «technical ground» (имеется в виду, что подниматься по этим камешкам сложно и требует определенной техники). И снова, как в начале пути, утренняя пуджа. Бубны и металлические тарелки, можжевеловый дым. Все сидят на земле с закрытыми глазами, слушая горловое пение. В церемонии принимают участие как шерпы, так и иностранцы, причем перед иностранцами стоят пиалы с горячим тибетским чаем, а перед шерпами — бутылки с фантой или кока-колой.
Почему так важно дойти до конца? «Потому что, — говорит один из гидов, — альпинизм — самое бесполезное занятие на свете». Почти что оденовское «Poetry makes nothing happen». Я же вспоминаю, как впервые попал в Нью-Йорк и увидел вечерний Манхэттен: тысячи окон в тысяче небоскребов, и в каждом окне — свет, отдельная жизнь, и, пока мое «я», съежившееся в точку,
