– Торговля, – усмехнулся Джеймс, когда все уже расположились в повозке, – основа здешней экономики. После нескольких лет жизни тут я понял, что, если ты не торгуешься, тебя не считают за уважаемого человека. На тебя просто перестают смотреть, в лучшем случае – обижаются. Вы наверняка тоже это поняли, если покупали шелка.
– Да, на базаре в Каире, – кивнула Роуз, раскрывая зонтик: несмотря на то, что солнце вроде бы пряталось за облаками, его лучи могли обжечь кожу.
– Рынок Хан аль-Халили, – Джеймс что-то сказал кучеру, тот ответил веселой скороговоркой, и экипаж – если эту рассохшуюся повозку можно было так величать – тронулся с места. Мистер Рамзи усмехнулся чему-то – видимо, возница произнес нечто забавное. – Да, это отдельный мир. Все англичане, которые попадают туда, поначалу теряются. Пока я не научился сбивать цену, меня немилосердно обдирали.
– Английский аристократ считает неприемлемым торговаться, – заметила Роуз.
– Покуда не приезжает в Каир. Да и здесь атмосфера та же самая, вы только посмотрите.
Посмотреть было на что. Портовые города всегда напоминают кипящий котел, куда высыпали разноцветный рис. Казалось, вокруг говорят на всех языках мира, встречаются люди всех национальностей, всех профессий, всех религий. Нет-нет да и мелькнет лицо, черное, как эбеновое дерево, или же бледное, как луна; здесь жили арабы, ливанцы, палестинцы, копты, греки, суданцы, евреи, французы, англичане… Над городом вставали купола и кресты православных коптских церквей, возносились полумесяцы на шпилях мечетей, летел звон колоколов, а в означенные часы муэдзин призывал всех к молитве; шумели рынки, сновали уличные воришки, флегматичные ослики тащили крохотные тележки, а военные гарцевали на гнедых скакунах. Европейские дамы прогуливались под кружевными зонтами и еле заметными вуалями, щеголяли изящными шляпками и расшитыми юбками, а мусульманские женщины заматывались в ткань по самую макушку. Запахи жарящейся еды, разогретого камня, оружия, цветов, человеческих тел и отбросов – все это закручивал в маленькие смерчи соленый ветер с моря, и иногда казалось, что запахов не много, а всего один. Запах Александрии.
Роуз всегда чувствовала здесь нетерпение, а потому, возможно, не задерживалась надолго. В Александрии ей хотелось отправиться дальше, в намеченную дорогу, и сейчас это чувство тоже проснулось, стоило провести в городе несколько минут. Александрия выталкивала из себя, как игристое вино выталкивает пробку из бутылки; во всяком случае, так представлялось Роуз. Повозка, несмотря на свой непрезентабельный вид, ехала бодро, лошадки потряхивали косматыми гривами, отгоняя надоедливых мух, а возница что-то весело говорил сидевшему рядом с ним Кунвару и указывал то направо, то налево. Роуз спросила у Джеймса, о чем это они, и тот объяснил:
– Мой слуга выясняет местные новости. Возможно, что-то полезное для нас с ним или что-то, что нужно знать любому чужестранцу, приезжающему сюда.
– А вы сами куда отправитесь из Каира? – полюбопытствовала Роуз.
Джеймс пожал плечами.
– Скорее всего, возвращусь в Португалию. У меня там остались незаконченные дела, но сначала мне нужно кое-что выяснить здесь. Как только я решу эти вопросы, сяду на пароход до Лиссабона.
– Вы не появляетесь в Англии, верно? Как мой кузен.
– Потому я и говорил вам, что его понимаю. Нет, в Англию я еще долго не вернусь. По крайней мере, не планировал. – Но, произнося эти слова, Джеймс выглядел задумчивым, что не укрылось от Роуз.
– Вы полны тайн, – сказала она.
– Как и любой человек, леди.
Мистер Рамзи ничего не добавил, а настаивать она не стала.
Роуз уже заметила, что о своей семье и друзьях Джеймс старается не говорить. Она так и не знала ничего такого о нем – был ли он женат или, может, женат сейчас, есть ли у него дети, живы ли родители и с кем он вообще состоит в родстве. Миссис Браун не смогла припомнить никакого мистера Рамзи, хотя, будучи привилегированной служанкой в доме лорда Шелдона, неплохо знала высший свет. Ведь в Шелдон-Хаусе и в лондонском доме лорда в прошлые времена часто устраивались приемы, на которые съезжалось до тысячи гостей. В последние годы такого не случалось. Но миссис Браун сказала, что семью Рамзи не знает. Англия – большая страна, хотя остров вроде бы не слишком велик. А ведь есть еще и колонии. Приобрел ли Джеймс этот загар только в странствиях или же с детства привык к жаркому солнцу, вот и не спешит в дождливый и туманный Лондон? Столько вопросов – и Роуз не решалась их задавать.
Хотя ей был очень интересен Джеймс, она не считала себя вправе настаивать, расспрашивая о его жизни, так как мистер Рамзи всего лишь попутчик. Пусть любезный и вежливый, но случайный знакомый. И вряд ли дело закончится чем-то большим, чем обещанием писать. Возможно, оба сочинят пару вежливых писем, и на том друг о друге забудут.
Роуз не хотелось бы забывать о Джеймсе.
Она не могла понять, почему мистер Рамзи произвел на нее такое впечатление. Вероятно, именно из-за того, что напоминал айсберг. Роуз читала об этих ледяных глыбах: большая часть их скрыта под водой. Джеймс, говорящий с нею, – верхушка айсберга, а настоящего себя он приберег, спрятал за водяной броней, и изредка лишь удается уловить льдистый синий отсвет.
Роуз иногда мнилось, что Джеймс специально хочет представиться поверхностным, намеренно производит впечатление бездельника, который колесит по свету только лишь от скуки. Будто боится показаться неинтересным, если сознается Роуз, что его на самом деле серьезно увлекают какие-то вещи. Она уже пробовала намекнуть Джеймсу, что люди, действительно увлеченные чем-то, имеющие в своей жизни настоящую страсть, интересуют ее довольно сильно. За таким огнем приятно идти. Сама Роуз не ощущала в себе подобного: ее не тянуло всю жизнь заниматься археологией или коллекционированием китайских ваз, она не отдавала дни и ночи мальтийским манускриптам или чистокровным лошадям, но всегда могла распознать человека, чем-то увлеченного. И Джеймс казался ей именно таким, только его манера выставить себя поверхностным обескураживала. Роуз так и этак пыталась разговорить своего спутника, вытянуть из него если не тщательно скрываемую страсть, то хотя бы причины ее прятать – и раз за разом получала вежливый отпор.
Тем удивительнее было желание Джеймса помочь отыскать непутевого кузена Александра. Хотя, кто знает, может, Александр как раз таки окажется путевым. Роуз была далека от того, чтобы судить о кузене по тем немногочисленным письмам, что он присылал бабушке, или же по свидетельствам Эммы, или по той давней встрече. Люди меняются, и Александр наверняка стал другим в том мире, который отправился исследовать. Возможно, теперь, после стольких лет отсутствия, он и обрадуется предлогу возвратиться в Англию. Роуз очень надеялась на это – и на то, что у Александра проснется в душе понятие о семейном долге. Титул графа Дарема может унаследовать только кузен. Хотя Александр, наверное, единственный человек, которому этот титул и даром не нужен.
