В ту ночь мы видели инкскую времянку. Некоторые стены обрушились, соломенная крыша давно сгнила, но оставшаяся каменная кладка была столь совершенной, что даже лезвие ножа не прошло бы в швы между камнями, уложенными без цементного раствора. Трудно поверить, что у инков не было ни металлических инструментов, ни тягловых животных, которые помогли бы им создать столь совершенные постройки.
Не было у них и колеса – я была поражена, узнав об этом, учитывая масштабы империи, находившейся в их владении. Вместо этого они изобрели систему посыльных, их называли часкис: юноши, стоявшие на тропе через определенные интервалы, которые прислушивались к далекому сигналу рога, знаменовавшему приближение другого бегуна. Появлялся посыльный, затем двое бежали рядом, на ходу обмениваясь информацией или передавая друг другу посылку, и сменный бегун оправлялся к следующему посту, находящемуся в нескольких милях. Таким способом информацию можно было передавать на двести пятьдесят миль в день; из Кито на север, в Куско, центральный город империи, послания доходили за неделю. Достижение, с которым не сравнится и современная почтовая служба.
Но времянки строились не только для часкис. В них находили ночлег и пропитание всякого рода правительственные чиновники, военные, а иногда и сам Верховный Инка. В них хранили большой запас еды, одеял, пряжек, котелков и других предметов, которые могли бы понадобиться путнику. В самой времянке умещалось стадо из восьми тысяч лам. Эти домики сами по себе были инженерным чудом, как и тропа инков.
Наша времянка была маленькой и уютной. Мы поставили палатку в тени ее поросших лишайником стен. Я чувствовала себя неважно от высоты и усталости, поэтому залезла в спальный мешок, дрожа от холода, и постепенно согрелась. На улице резко похолодало, и трава затвердела от инея.
– Гидо! – позвала я.
– Да! – Он отвечал коротко, как военному начальству.
– Иди сюда, погрейся.
– Мне не холодно.
Я расстегнула молнию спальника и выглянула наружу. Гидо стоял неподвижно, как дерево, спиной к ветру, сунув руки в карманы. Глядя на его ссутуленные плечи, я подумала о лошади, попавшей под дождь: смирившись с холодом и неудобством, она даже и не думает роптать.
– Иди же, Гидо. Холодно! – повторила я.
Он покачал головой. Мы провели вместе три дня. Я уже знала, что он подарил на день рождения дочери и о чем они спорили с женой неделю назад. И все же между нами стояла необъяснимая стена, барьер расы и цвета кожи, несший на себе тяжесть веков. Не исключено, что виною всему были испанские завоеватели.
Наутро Гидо раздобыл где-то маленький круглый диск размером с хоккейную шайбу. Он вырезал из длинного куска дерева палку и, к моему восторгу, смастерил веретено. Я перерыла свой рюкзак в поисках грязного пучка овечьей шерсти, купленного в Ачупальяс. Мы сели в укрытии древних руин; Гидо отделил шерстяной жгутик от моего пучка и намотал на рукоятку. Я зачарованно смотрела, как крутится диск и пушистая белая шерсть превращается в идеально ровную нить.
– Где ты научился прясть? – спросила я. – Я думала, это женская работа.
– Даже и сам не знаю! – с негодованием ответил он; его пальцы умело разделяли волокна. – Просто с детства смотрел, как это делает мама.
Я была удивлена его мастерству. В стране, где от половой принадлежности зависело практически все происходящее с человеком от рождения до смерти, самым священным занятием для женщин считалось прядение. Этот обычай восходил ко временам инков. Инки разделяли людей по категориям в зависимости от возраста, класса и пола, выстроив почти безупречную административную пирамиду, основанную на десятичной системе. Каждые десять плательщиков податей подчинялись старшине, который, в свою очередь, подчинялся начальнику, в ведомстве которого находились десять старшин рангом ниже, и так далее вплоть до самого Верховного Инки.
Впоследствии инками стали называть всех, кто жил под сводами империи, но в начале титул «инка» относился лишь к знати; знаками отличия внутри этой группы были большие золотые диски, вставленные в мочки ушей. В ранний период существования империи «инков» было лишь два вида знати: прямые потомки родоначальника Манко Капак и те, в чьих жилах не текла королевская кровь, но чей род, тем не менее, восходил к первому племени, населявшему Куско. Со временем империя разрослась с такой скоростью, что знати не хватало, чтобы занять все высокие должности, поэтому возник третий класс, который инки называли «заслуженными». Обычно таковыми становились главы завоеванных племен – это ускоряло процесс их подчинения империи.
Верховный Инка поддерживал чистоту своего клана путем инцеста внутри королевской семьи – традиция, восходящая к тому времени, когда родоначальник женился на своей сестре Мама Окла. Были у него и наложницы для продолжения кровного рода; говорят, что у Атауальпа их было более пяти тысяч. Немногие видели Верховного Инку в лицо, так как оно было всегда скрыто под покрывалом – сын Солнца был слишком могуществен, чтобы на него смотрели простые смертные. Все, к чему он прикасался, становилось священным – от остатков обеда до обрезков ногтей, которые осторожно собирали и уничтожали, чтобы враги не использовали их в обрядах черной магии.
Однако придворные обычаи знати имели небольшое значение для обычных крестьян, работавших в поле. Их жизни определялись возрастными отрезками, у каждого из которых было свое название и цель. Мальчик в возрасте от одного до трех месяцев считался «спящим ребенком». Затем он становился «ребенком в пеленках». В два года «ребенок, передвигающийся на четвереньках», превращался в «дитя, которого легко испугать». К двенадцати годам он становился «сборщиком коки», в шестнадцать – «посланником». Между двадцатью и сорока годами наступало время «воина», затем – «мужчина средних лет» и, наконец, после шестидесяти – «дремлющий старик».
Наследие инкских времен заметно и по сей день. Женщины отвечают за поголовье скота и заботятся о маленьких детях. Мужчины работают в поле. Женщины готовят и шьют; мужчины собирают дрова, вырезают из дерева садовый инвентарь и строят дома. Но главная женская обязанность – прясть и ткать. В языке кечуа есть даже особое слово, обозначающее умелую прядильщицу, – сантуюк, «одержимая святым духом», – в данном случае речь идет о святой Розе, покровительнице прядильщиц. Девочек учат прясть прежде, чем ходить; молодые женщины ткут сложные узоры, чтобы продемонстрировать свое умение и привлечь женихов. Они почти никогда не расстаются со своим веретеном, даже когда загоняют стадо, идут на рынок или качают детей у огня. В Андах женщина не считается женщиной, если не умеет прясть – и не просто умеет, а делает это хорошо.
