– Мы не могли победить, у нас было слишком мало оружия.
В Аресе, или как бы этот город ни назывался, с ним не сделали ничего плохого. Его вместе с другими военнопленными выводили на поле, где летом они косили и молотили, зимой также приходилось работать, отдыхали только по воскресеньям. Самое главное – еды было вдоволь. За два года никто не умер. Тем не менее, возникла мысль о побеге. С ним было два друга, на которых он мог положиться. Поначалу для него все складывалось удачно. Его назначили главным в своем бараке, где было сорок пять заключенных. Ему повезло даже больше: лагерный шеф-повар, один немецкий ефрейтор, хорошо относился к нему: приглашал к себе и постоянно снабжал едой.
– Мы были друзьями.
Но когда человек из Смоленска заболел тифом, ему открылась другая сторона лагерной жизни. Каждое утро госпиталь для военнопленных, куда его поместили, обходил офицер. Он становился у ног лежавших на полу больных и спрашивал: «Еще жив?» Снаружи была огромная яма, куда оттаскивали тех, кто не открывал глаза или не приподнимал голову, их сбрасывали в кучу закаменевших на морозе тел: зима 41-го года была очень холодной.
Но ему снова повезло: он выжил. Он вернулся в лагерь, где старый друг, повар, помог ему восстановить силы. Немец звал его к себе, наливал супа и позволял брать пищу с собой в барак. Повар благосклонно относился даже к слабостям своих русских. Одному военнопленному, попросившему немного сахара, он дал большой алюминиевый бидон, для которого всем бараком смастерили деревянную крышку; после этого с кухни прислали мешочек сахара и дрожжи, и все делали вид, будто это для пирога. Таким образом, ингредиенты для приготовления самогона были собраны.
Когда из-за какого-то проступка его должны были перевести в другой лагерь, пришло время действовать. В планы посвящены были двенадцать заключенных, но в ночь побега к условленному месту у колючей проволоки пришли лишь трое друзей. Больше месяца они были в пути, передвигались только в темное время суток, от заката до рассвета. Пропитание себе искали на убранных полях. Свое местоположение они представляли весьма смутно. Иногда решались постучаться в какую-нибудь уединенно стоящую польскую избу, и тогда, если им везло, они ели горячую пищу. Всем троим удалось добраться до этой самой местности. Здесь они наладили контакт с партизанами. Он хотел идти дальше через фронт в Смоленск, к своей семье, но замполит отряда приказал ему остаться.
– Мы добыли себе оружие на одном немецком посту у станции Новоельня.
Я спросил, что произошло с часовым.
– Никто добровольно не отдает свое оружие.
Для немцев он был беглым военнопленным. Для белорусов – восточником. Для Советской власти – почти предателем. Он работал на немцев два года – ясно, что по принуждению, но в детали тогда никто не вдавался. К таким, как он, у советских замполитов не было снисхождения. Оказаться в плену – уже было предательством, а дома предателя не ожидает ничего хорошего, тем более, если ему удалось выжить во вражеском лагере, где его к тому же неплохо кормили. Но ведь он не дожидался освобождения сложа руки. Он не был предателем. Рискуя жизнью, он за сорок ночей пешком дошел из Германии почти до самого Минска. Он не был глуп. Он понимал, что его плен – результат тиранической политики Сталина, направленной на уничтожение офицерской элиты, но такие мысли лучше было держать при себе, делу это не помогало. По мнению отца народов Сталина, пленному необходимо было исправить свою ошибку, и он ее исправил, а для того, чтобы окончательно загладить свою вину, ушел в леса, как требовал от него замполит. Его реабилитировали.
Я спросил о том, что с ним было у партизан, и он охотно рассказал. Его отряд был самым быстрым и боеспособным в округе. Изредка здесь появлялись другие группы, но действовали под их началом. Имея в своих рядах не более двухсот человек, отряд контролировал всю железную дорогу между Новогрудком и Неманом до того момента в июне 44-го, когда они ее полностью разрушили.
– Наша война была рельсовой, – сказал он, – приказ Москвы.
Он объяснил, как это происходило. Взрывать пути несложно. Гораздо легче, чем прокладывать. Он был командиром своего взвода. Когда наступала ночь, он раздавал всем по мине – кусок динамита размером с лимон; он сам получал динамит от курьеров с советской стороны фронта. Его взвод шел к железной дороге, там он расставлял своих людей цепью на трехкилометровом участке. Все залегали и с напряжением всматривались в небо. Это было действительно просто: воткнуть запал в динамит, присоединить фитиль, горевший три минуты. У каждого в руке была сигарета. Первый сигнал ракеты – все закуривают. Второй – все бегут к путям и закладывают мину между рельсами. Третий – поджигают фитиль от сигареты и убегают. Три минуты – и три километра железнодорожной линии выведены из строя.
Я спросил, приходилось ли ему вступать в бой.
– Боев было много. Немцы знали, где находится мой отряд и его численность. С ними было все ясно: это была война против немцев. Но приходилось сражаться и с поляками. Были польские соединения, сражавшиеся против немцев, но здесь, на Немане, поляки вступили в бой с партизанами. Мы были вынуждены их ликвидировать. Они были уничтожены.
– В одной деревне партизаны убили немца, за это немцы уничтожили всю деревню. Такое часто происходило. Партизаны поступали так же?
– Конечно.
– Вы с этим сталкивались?
– В одной деревне жила девушка, очень хорошая девушка. Из хорошей семьи, очень образованной. И дом, и все свое хозяйство они содержали в полном порядке. Я удивился, что такая семья живет в отсталой деревне. Она была очень хорошая девушка.
После паузы он добавил:
– Ее убили.
– Немцы.
Он отрицательно покачал головой.
– Партизаны?
Он кивнул. Партизаны узнали, что ее отец часто ездит в Новоельню и доносит на них немцам. После этого всю семью убили.
Я спросил, как звали девушку.
– Валентина.
Я спросил, любил ли он ее.
– Да.
Я спросил, сделал ли это их отряд.
– Да.
– Вы участвовали в этом?
– Нет.
Мы перешли к разговору о послевоенном времени. Он пользовался тогда всеобщим уважением, был героем.
– После войны мы были силой.
И после короткой задумчивой паузы:
– Я был силой.
Вместе с замполитом они вершили судьбу города. Они заботились о снабжении хлебом. Обеспечивали всех продовольствием. Жизнь в Новогрудке налаживалась гораздо быстрее, чем в его родном Смоленске, поэтому он перевез сюда свою изголодавшуюся семью.
– Мы не были богаты, но жилось нам неплохо.
Последние слова он произнес с гордостью. Это была спокойная, лишенная хвастовства гордость ветерана, твердо уверенного в том, что все в своей жизни он сделал правильно и выстоял, когда другие сломались. Чистого перед своей совестью и передающего свой эпос новому поколению. На этом его история подошла к концу.
