Рене де Баржи - В стране минувшего

— Что ты говоришь? Хижины?

— Да, мессиэ.

Исследователь остановился, стараясь разглядеть это странное скопление в углу леса, свободном от лиан, у подножия тысячелетнего дерева.

Через минуту он разразился громким смехом.

— Нет, Мадемба, это не хижины, а грибы. Только, как и все здесь, невиданной величины, вот и все. Но я было подумал, что ты не ошибаешься.

— Здесь нет хорошо, — ворчал негр, щелкая зубами. — Еще колдун. Мы уйти, мессиэ.

— Уйти? Ты шутишь. Мы расположимся в тени этого чуда природы и будем, надеюсь, прекрасно себя чувствовать. Почва покрыта толстым ковром из моха и лепесточницы. Мы там позавтракаем, мой добрый Мадемба, если хозяева леса соблаговолят нам это разрешить. А после — посмотрим.

— Если мессиэ хочет. Но мессиэ нет разум, — с сожалением согласился негр.

Оба направились к деревне гигантских грибов и, сбросив на землю свой груз, растянулись на мху, под густой тенью.

Путешественники нашли тень, но не прохладу. Если не было больше ослепительного отблеска от голой скалы, если солнце не жгло их лица и затылки, если, одним словом, они спаслись от ада, то до рая им было еще далеко. Атмосфера была страшно тяжкой, вдыхаемый воздух казался плотным, почти липким. Царила жаркая сырость. По временам до них доходили противные испарения гумуса, сильные запахи, от которых кружилась голова. Но после сильного утомления, в полузабытьи, они все же физически наслаждались покоем.

Прошло около часу.

Превозмогая истому, Леон Беран первый пришел в себя.

— Теперь, Мадемба, надо есть, затем, прежде чем наступит ночь, мы попытаемся ознакомиться с лесом.

Они открыли коробку консервов и разделили ее, потом выпили немного кофе, оставленного в запас с утра.

В лесу, вокруг них, кипела жизнь.

Смешанный гул ее настораживал их слух: тут был и шелест травы под громадными пресмыкающимися, заметить которых было нелегко; и гортанные крики, доносившиеся из глубины леса, и постукивание мощных клювов по стволам деревьев, и треск в непроницаемых чащах листвы, когда проходили странные обезьяны с зеленой спиной и красным носом.

— Макаки, — шептал исследователь.

Вдруг шум крыльев заставил их вздрогнуть. Они подняли головы.

Показались огромные птицы. В противоположность птерозаврам, они были покрыты перьями совсем черного цвета. Стая была многочисленна. Точно темная тень, пронесся их полет. Они опустились на древовидные папоротники и, каркая, разглядывали обоих путешественников.

— Порода воронов. Это ничего. Не бойся, Мадемба, — успокаивал Леон Беран.

— Мадемба нет страха, — ответил негр, хотя и не слишком уверенно.

Важные и комичные птицы начали какой-то танец, подвигаясь, как по шесту, к самому концу ветки, пока одна из них не упала: она полетала с минуту, яростно каркая, и затем спустилась на землю, в нескольких метрах от людей. Птицы с тихим урчанием тайно совещались и чередовали танцы с хождением взад и вперед, с видом причудливым и проницательным; у них были ужасные челюсти, похожие на большой нос в конце головы, все черно-синее туловище было точно муаровое.

Их далеко слышимое карканье не могло не привлечь новых гостей. С заоблачной высоты, тяжеловесными взмахами крыльев, спустились два громадных хищника; их голые плечи, очень крепкие, были украшены красивыми воротниками из белых перьев; продолговатая голова, светло-пепельного цвета, походила на голову млекопитающего, вроде верблюда, кенгуру или антилопы.

— Эти опаснее, — думал Леон. — Они, конечно, приходятся предками нашим хищникам. Только, мне кажется, падаль их не удовлетворит и они способны напасть и на живых людей. Будем осторожны.

Спокойно, не торопясь, он взял ружье.

Хищники, присевшие на землю, были неподвижны, как два сторожа; шея выступала прямо из груди, крылья походили на плащ, украшенный бахромой из перьев.

— Ширина их распростертых крыльев достигает, пожалуй, десяти метров, — не теряя их из виду, соображал Леон. — А их когти, брр… они чудовищны.

Птицы не подвигались, наблюдая.

Затем, утомившись ожиданием, они, припрыгивая, проскользнули под лесной покров, обратили в бегство все живое и исчезли.

Мадемба вздохнул с облегчением, спутник его улыбнулся, но ничего не сказал.

Взвалив на себя свою ношу, путешественники проникли в лес. Мадемба шел впереди, расчищая топором проход через громадный кустарник. Следом за ним шел Беран с ружьем в руке, остерегаясь засады.

Хоть солнце еще стояло высоко, его лучи не проникали через листву тысячелетних деревьев. В лесу царил сумрак, и потому многочисленные звуки окружающей жизни становились тревожнее.

Леону стало тоскливо.

— Днем, — размышлял он, — дикие звери спят, но что же будет ночью?

Они шли медленно, с большим трудом прорубая лианы, пользуясь редкими проталинами, чтоб скорее пройти вперед.

Леон Беран часто сверялся с компасом, опасаясь сбиться с прямого пути, что всегда возможно среди густого леса, где невозможны отметины.

— Ты ничего не заметил до сих пор, что бы могло служить признаком прохода экспедиции? — опросил он после нескольких часов затруднительного продвижения через лес.

— Ничего видел, мессиэ, — ответил Мадемба.

— Возможно, что они шли другим путем? Впрочем, в таком климате так быстро все растет, что в несколько дней исчез бы всякий след наших предшественников.

Вдруг лес поредел, кустарники стали не так непроходимы.

— Смелей, Мадемба, мы подходим к лужайке, на которой и расположимся.

— Я так же думать, мессиэ.

Внезапно в нескольких метрах от них из густого кустарника пробежало странное животное. Оно было невысоко, на коротких лапах, волочило за собой панцирь из шестигранных пластинок в несколько метров длины, из которого выходила длинная шея с треугольной головой на конце, также прикрытой панцирем; животное скрылось неуклюжей, но быстрой пробежкой, в том же направлении, по которому шли путешественники.

— Глиптодон, — изумился Леон Беран, — черепаха. Значит, мы найдем здесь хоть немного воды.

Не пройдя и ста метров, они действительно вышли из леса к довольно широкому ручью, берег которого зарос высокой травой. В траве было много цветов, которые выставляли свои широкие лепестки самой разнообразной окраски. Несмотря на все свое желание, Леон не мог их определить, ни один не походил на те, какие ему были известны.

На берегу реки, в гигантских колючих кустарниках, раздавалось громкое жужжание живых существ, принадлежавших к разным породам насекомых.