Год, в котором не было лета. Как прожить свою жизнь, а не чужую - Ирина Летягина

В Финистерре я почувствовала, что мой путь окончен. Пора возвращаться в Севилью.

Я приехала в Сантьяго-де-Компостела около девяти часов вечера. Я думала переночевать в приюте или эпично закончить свой путь ночевкой напротив стен кафедрального собора. Завтра волшебство пути уже не будет иметь силу.

Внезапно я услышала английскую речь за спиной, обращенную ко мне: «Вы ищете место для ночлега?» – Я обернулась. «Если у вас есть палатка или гамак, я могу вам показать одно место на природе. Я сам живу недалеко от этого места в заброшенном доме». Мужчина выглядел интеллигентным бездомным, в шляпе, чистой одежде, с рюкзаком и в добротных походных ботинках, которые выглядели намного лучше, чем мои ботинки-стариканы, в которых я прошла всю Испанию. Я, подчиняясь голосу защитного рефлекса, на автомате вежливо сказала: «Нет, спасибо!».

Я все же склонялась к ночевке в приюте. Он располагался недалеко от выхода из города. Нам было по пути с гостеприимным бездомным, и мы разговорились. Он рассказал, что родился в Испании, долгое время жил в Италии и Германии, знает несколько языков, любит Достоевского и Толстого. Когда-то у него были машина и дом, но машину он подарил, а про дом не захотел говорить. Я сразу внутри себя прозвала его Интеллигентом. Мы зашли в магазин, он купил грибов, сосисок и вина. Я подумала, что он неопасный, а жизнь бездомных всегда была для меня интересна и непостижима. Я боялась и мысленно спрашивала себя: «Ну чего тебе спокойно не живется?». Но все равно пошла с Интеллигентом за город, разделить жизнь бездомных на одну ночь, мужественно сжимая в руке согнутую железную вилку, которую на всякий пожарный стала носить в правом кармане куртки после рассказов управляющей приютом о маньяке-убийце.

Мы шли за город, оставляя собор, домики, площади города, освещенные ночными фонарями, позади. Дорога была узкая для двоих. Я пропустила Интеллигента вперед. Оставлять его позади себя не очень хотелось. Он на чем свет ругал испанских политиков, вышагивая впереди меня. Потом он обернулся, посмотрел мне в глаза и изрек: «А ты очень красивая!». Я подумала, что вот оно, началось. И уже примерялась, куда я ударю своей согнутой вилкой, прежде чем убежать. Я прямо спросила его, стоит ли мне воспринимать комплимент как намек на что-либо? Он в ответ смутился, сотню раз извинился и уверил, что не имел злых мыслей. Просто хотел сказать комплимент. Я разжала руку, и вилка упала на дно кармана.

Через несколько минут в темноте я увидела костер. Когда мы подошли ближе, я увидела десять силуэтов людей, сидящих вокруг него. Мне хотелось убежать, так страшно мне было: ночь, я с каким-то странным мужчиной пришла в поле к людям, которые здесь живут, я не понимаю испанского, я девушка, никто из друзей не знает, где я. Но я не убежала. Большинство из сидящих у костра были мне рады, все говорили по-испански, смеялись и приветствовали русского пилигрима. Наиболее пьяный и старый обитатель города бездомных по имени Пако подошел ко мне и начал по-испански что-то говорить про свои путешествия. Я почти ничего не понимала и стояла, словно парализованная. Он стал по-пьяному обниматься со мной, я не давалась. Напряжение нарастало. Тут из толпы сидящих у костра отделился силуэт, подошел к нам, отогнал Пако мягко и аккуратно, что-то объяснив ему по-испански, и на нормальном английском спросил, как меня зовут. Я выдохнула. Это был французский пилигрим. Он сказал, чтобы я ничего не боялась, все здесь пьяные, но добрые, он уверил, что никто не причинит мне зла. Он посадил меня греться у костра и накормил яблоком. Я немного успокоилась и стала наблюдать.

Напротив меня сидел поляк. Он переехал в Испанию несколько лет назад, работал лесорубом. Потом он устал, ему надоело, платили немного, и он вовсе перестал работать. Он чудно играл на гитаре и губной гармошке, балагурил и прижимался к соседке справа. Соседка справа – Ольга. Босс, как ее все называли, была главной в этом городе из пластиковых пакетов. Выглядела она как ленивец: за весь вечер слова не сказала, вся в сером, мягком, шерстяном, с большими глазами и заторможенной реакцией, наверное, под марихуаной. Француз Джонатан с натуральными дредами. Я слышала истории про него от путешественников: он такой светлый, что другие пилигримы готовы были платить за него, чтобы он оставался с ними в приютах ночевать, но он отказывался, предпочитая спать на улице. Следующим по кругу был мой защитник – француз. В прошлом солдат французской армии, отслужив пять лет по контракту, он купил дом на острове Корсика, там сейчас живет его мама, а сам уехал путешествовать. Сейчас он работает волонтером на тропе: чистит путь, обновляет стрелки, строит мосты. А я думала: кто всем этим занимается? Он не любит спать под крышей и предпочитает спать в палатке, нежели ночевать в приюте. На ту ночь француз уступил мне свой прекрасный горный тент, чтобы я не мерзла в гамаке.

Далее по кругу был итальянский факир. Его родители умерли, и он работает в бродячем цирке повелителем огня. Я видела, как он засовывал в рот горящие шары и крутил огромное подожженное йо-йо. Пако, пьяный старый пилигрим, любил его как родного сына и обнимал больше всех. Самому Пако около шестидесяти лет, последние двадцать лет после смерти сына он ходит по Камино. Его паспорт пилигрима можно было растянуть, как гармошку, таким длинным он был. Он его бережет и очень им гордится.

Рядом с Пако сидел кудрявый испанец, друг Интеллигента. Ничего про него не знаю, больно молчаливый. Также в городе бездомных жил еще один хиппи, я увидела его только утром, он спал в палатке неподалеку.

Все, кроме француза, Босса Ольги и Джонатана, были порядком пьяны, шумны и радостны, насаживали грибы на палки и сыпали сахар из маленьких пакетиков в огонь, наблюдая искры. Ольга то и дело отправлялась в свой пластиковый дворец за едой. Мы жарили хлеб с сыром и делали чай на костре. Мы говорили с Интеллигентом об идее Толстого непротивления злу силой, о Махатме Ганди, об эволюционном и революционном пути развития. Закончив свою мысль о мире, он смачно рыгнул и повернулся к кудрявому испанцу для