— Когда? — удивлялся Еремин, — «Опять Сашка?»
— Алешенька! — доносится к нему голос плановой богини. — Я тут посчитала твои показатели. Если дашь еще сто кубов — республиканская премия. Спасибо за чудесную лампу… Прелесть!
— Ты что ей отдал? — скрипнул зубами начальник.
— Да ту, с двумя комплектами фитиля!.. — ответил Сашка.
И вот сквозь дожди и непогодь чудом пробивался вертолёт, поступал груз, полнел склад — и Сашка перерождался. Лагерь наполнялся суматохой, криком и возней.
В затухающем солнце, таща за собой длинные усталые тени, возвращались геологи из маршрутов, сбрасывали рюкзаки и, наскоро поев, торопились, пока еще не угасла вечерняя заря, доложить и сызнова пережить маршрут, уложить его в общий рисунок карты и еще раз осмотреть образцы. К костру с бумажонками подсаживался Сашка, доставал счеты, накладные и громко, вслух принимался подбивать баланс. На весь лагерь, резко и властно, по имени и отчеству он вызывал и выкликал то одного, то другого, по-старшински приказывал подойти к нему, свериться с ведомостью и подтвердить что-то своей подписью. Каждому технику, каждому геологу он сообщал конфиденциально, что дефицит уже на исходе, что вот-вот кончится шикарная жизнь, что он, Сашка, наверное, скоро подохнет один среди пустого склада.
— Поз-воль-те, — отстранил его главный геолог, — вы мне мешаете!
Его не слушали, тянулись к картам, к образцам, геологи через лупу разглядывали рудную вкрапленность, они спорили о гранитных интрузиях, о минералогических ассоциациях, о невиданном доселе метаморфизме пород. Но Сашка, наскучавшись за день, наконец-то дождавшись своего часа, не глядя ни на что, лез напролом, хватал нас за штаны, за рукава и орал:
— Ты! Вчера на складе у меня «Беломор» брал? Почему не записал, а? Не ты брал? А кто брал, кто, я спрашиваю? — и тормошится Сашка до тех пор, пока Алексей Иваныч не оторвется от карты и не посмотрит на него серьезно. — Молчу… молчу… молчу, — пятится задом Сашка. — Сажусь. — И Сашка садился писать, рапорты.
Рапорты Сашка писал под копирку, оставляя себе копии, чтобы подшить в «дело». Продукты съедались, инструмент снашивался и списывался, пустели ящики и мешки, а папка пухла и день ото дня грузнела.
— Писатель ты! — смеется Еремин, принимая очередной рапорт. — Пшено с солянкой выдаешь, а дело завел, как в отделе кадров. То-то тебя Протоколом прозвали….
— Я на себя ответственность взял? Взял я на себя ответственность людей кормить? — щурит Сашка левый глаз и смотрит в упор.
— Что есть на складе — вы-кла-ды-вай! — отвечает начальник. — Но где это видано, чтобы такое дело заводить! Ну что это за рапорт? — И вслух, с трудом раздирая коряжистый ломаный почерк, зачитывает: «Начальнику партии тов. Еремину А. И. Докладывает заместитель по хозяйственной части Абдулов А. Г. Лично».
Начальник, едва сдерживая подступающий смех, продолжает читать, а Сашка очень серьезно и важно кивает.
— «При вскрытии ящика мясных говяжьих консервов (одна банка — 0.31 кг) обнаружено мною, Абдуловым А. Г., 4 (четыре) штуки пустых, кем-то использованных банок из-под гороху. Горох съели, сволочи, банки с тушенкой вынули, а эти, пустые-то, засунули. Это они там, на базе экспедиции, а тут крутишься в штопор, экономишь и снижаешь себестоимость, а какая-то гнида — промышляет. Во втором, таком же непочатом будто бы, ящике, веришь — нет, даже проволока не порвана, найдено комиссией еще 5 (пять) пустых, вылизанных банок…» Вылизанных — это хорошо сказано, — одобрил начальник.
— Сучья работа, — оживился Сашка.
— «Итого воровство совершено на сумму 9 х 1.3 = 11.70 рубля. С кого прикажете эту сумму изъять? Не с кого! А висят они на ком? То-то! На сегодняшний день с этим долгом на мне уже повисло сорок семь рубчиков с двадцать двумя копейками!»
— Ну ладно, этот рапорт еще куда ни шло, — согласился Еремин. — Я радиограмму послал на базу, там грузчиков за тем делом подловили, и они вины не отрицают. Ну а это что? «Из присланных с базы десяти мешков сухарей качественными оказались только четыре. А в остальных годной оказалась только мешкотара. Сами сухари не ели даже лошади…» Что это такое, а?
— Рапорт, — улыбается Сашка. — По инстанции передавать, сигнализировать.
— Ты думаешь, бумагу накарябал и — все? Не акт у тебя, а фельетон. Скажи, ты где был, сатирик, когда эти сухари с базы доставляли?
— Я был на рыбной ловле! — отчеканил Сашка. — Вылавливал на мушку хариуса для ассортиментного меню!
— Где ты должен быть, когда с базы доставляют продукты? — нажимает на него начальник. — То — грибник ты, то — рыболов, то — ягодник! Кто ты в натуре? Не принимаю я этой бумажонки. Крест на ней ставлю! В каждый мешок нос свой за-со-вы-вай! Глазом туда заглядывай. Завхоз… Пишешь, что кругом жулье, а у самого овес пророс, горит от сырости. Брезент у тебя гниет, инструмент ржавеет. Банки, граммы считаешь, а в муке мыши гнезда вьют и мышатиков выводят. Ну, Абдулов… На сегодняшний день на твоей шее… И весь склад мне вы-су-ши!
— Ладно, — мрачно соглашается Сашка, зажимает под мышкой папку, круто разворачивается и вышагивает к складу. — Посмотрим… Цыплят, их ведь по осени считают! — бормочет он на ходу.
Переполненный ответственностью, неподкупный и непримиримый, Сашка начинает сызнова ворочать мешки и пересчитывать банки.
В октябре, в конце сезона, склад опустел. Опустошился и Сашка — нечего ему было развешивать, мерить, насыпать и высчитывать. Он перестал составлять акты, перестал бриться и надевать свою фетровую шляпу, красный галстук и хромовые сапоги. Не слышно в лагере его крика, суматохи и возни. На складе остались лишь кронциркуль, руль от мотоцикла, коленчатый вал от трактора, две электролампочки, разбитые ящики и никем не распутанный шпагат, облепленный хвоей и березовым листом. Над кедрачами Янг Тумпа, рассекая тучи, пронеслись утиные стаи. Снегири опустились на рябинники. Черный бородатый ворон с порыжевшей лиственницы вызвал снежный буран, и тот стремительно накатывался с северо-востока.
Мы ждем на рюкзаках вертолет. Сашка бродит по оголенному лагерю, хватает парней за руки, за плечи и тихо спрашивает:
— Претензии есть? У тебя есть претензии, говори прямо? Жалобы на меня есть? И какие?
— Нет, Санек! Честное слово, нет! Ты мужик ничего! Хоть и Протокол…
— Конечно, — бормочет Сашка. — Я зануда, знаю… Но как же я теперь без вас? Алексей Иваныч! — рванул на себе рубаху Сашка. — А весной-то, весной возьмешь меня, а? На высших уровнях стану калькулировать, клянусь! Целиком и полностью освобожу тебя от хозяйственных забот, чтоб ты двинул геологию.
