В примятых зарослях вейника, там, где дюны соединяются с речной террасой, находим сломанное двуперое весло. Здесь неизвестный обитатель корякской землянки прятал легкий челн.
— Куда пропал? — спросил Юшкевич, удивленно оглядывая неспокойное море.
— Не знаю… пока не говори ребятам о следах!
Не хочу тревожить их накануне похода к центру полуострова.
Ребята уже разобрали снаряжение и подготовили приборы. С любопытством ощупывают они орудия из камня и кости, добытые мною в корякской землянке.
Близится вечерний срок наблюдений, нужно открывать станцию. Захватив приборы, лопаты, заступы, топоры, сухие жерди и стволы плавника, отправляемся на древнюю морскую террасу. Юшкевич, вооружившись карабином, остается стеречь вещи экспедиции.
Орлята зарывают столб для дождемера, устанавливают метеорологические термометры, укрепляют мачту с флюгером и ветромером. Барометр и психрометр решаем хранить по соседству в покинутой корякской землянке.
Ровно в 19 часов Евгений торжественно записывает, в журнал первый отсчет с приборов. Южная станция вступает в строй.
Палатку для наблюдателей ставим на открытой галечной террасе у места выгрузки экспедиции. Юшкевич, таинственно подмигнув мне, предлагает выстроить ограду «против медведей».
Уже в сумерках складываем вокруг палатки невысокий вал из плавника. Получается маленькая крепость, защищенная бруствером, глубоким руслом Бургавли и старичной протокой.
После ночлега собираюсь выступить с наблюдателями Высокогорной станции в пеший поход к высотам полуострова.
Под шум прибоя и свист штормового ветра крепко засыпаем в теплых спальных мешках, не подозревая, что непредвиденное происшествие задержит выход высокогорного отряда.
Утро наступает ясное, тихое, солнечное. Дежурные разводят костер, вешают на закопченный прут ведро с водой. Наблюдатели Высокогорной станции укладывают ношу в рюкзаки. На плечах они унесут в горы приборы, палатку и двухнедельный запас продовольствия.
Собираясь завтракать, не находим Юшкевича. Спальный мешок мальчика пуст. Пропал и мой карабин. Ребята обшаривают окрестности лагеря, кричат и свистят, но никто не откликается.
Будим Воробьева. После ночных наблюдений он заснул последним.
Оглядывая смятый спальный мешок пропавшего, Воробьев испуганно говорит:
— В палатку я вернулся полвторого, Юшкевич спал, укутавшись с головой, карабин лежал вот тут, около изголовья…
На ящике с галетами Евгений обнаруживает журнал метеорологических наблюдений. В 7 часов утра Юшкевич аккуратно записал показания всех приборов. А сейчас было уже девять.
Куда запропастился малец? Невольно вспоминаю вчерашние находки. Угораздило же взять мальчишку в экспедицию!..
Следы пропавшего находим на мокром песке у прибойной полосы. Отпечатки сапог уводят к дальнему скалистому мысу. Отправляю ребят в лагерь готовиться к походу, а сам с Евгением быстро иду по следу.
Над морем проносятся стайки красноклювых тупиков, пролетают черные, будто обсыпанные сажей, бакланы — они тоже спешат к скалистому мысу.
— Птичий базар ищет, карабин взял, — нахмурившись, ворчит Евгений.
Вот следы описывают петлю у груды расколотых раковин мидий. Перламутровые осколки мягко отсвечивают в лучах утреннего солнца.
Долго пробираемся по берегу и натыкаемся на мертвую нерпу, выброшенную прибоем. Вся она исколота каким-то острым орудием и раскромсана на части. Судя по следам на песке, Юшкевич внимательно осмотрел странную находку.
Вскоре песчаный пляж упирается в отвесную скалу мыса. Дальше пути нет: волны ударяют в подножие каменной стены, которая отвесно уходит в глубины моря. Следы поворачивают к обрыву и подводят нас к узкой расселине.
Цепляясь за камни, мы выбираемся на край обрыва. В этом месте терраса соединяется с крутой осыпью. Она уходит к зазубренной вершине. Примятый мох и сломанные кустики голубики едва сохраняют следы.
— Ушел парень на сопку… Эх, и будет ему баня!.. На три часа задерживаем высокогорный отряд…
— Смотрите, куда забрался!
Крошечная фигурка темным силуэтом выделяется на экране белого облака. В бинокль узнаю Юшкевича. С карабином в руке он спускается с вершины, сползая вниз по осыпи.
Долго мы ждем у подножия сопки. Наконец Юшкевич является. Ну и вид у него: измазанная куртка, порванные штаны, вспотевшее лицо в полосах грязи и взъерошенные, как иглы у ежа, вихры.
Не успеваю дать ему взбучки…
— Полуостров взлетит на воздух, как у Жюль Верна, — выпаливает Юшкевич.
— Чтооо?
— Скалы дымят…
— Дымят скалы?
— Там, — взмахивает карабином мальчик, — из трещины дым валит…
Юшкевич рассказывает о своих похождениях. Выполнив утренние наблюдения, он оставил журнал в палатке, взял карабин и пошел «обследовать берег». На сопку его вывел азарт исследователя. С большим трудом вскарабкался он на вершину. Разрушенный гребень оказался узким, как лезвия ножей, к небу «торчали каменные перья». Отвесными стенами сопка обрывалась к морю, образуя «затопленный кратер, невидимый с моря». Внизу из темной щели в стене «этого кратера, залитого океаном», поднималась струйка синего дыма.
— Дым поднимается из вулканической трещины, будет землетрясение, — почти шепотом оканчивает паренек свой рассказ.
— Спуститься к трещине можно?
— Можно… по веревочной лестнице или забраться снизу… если заплыть в кратер на лодке с моря…
Юшкевич, очевидно, сделал интересное открытие. Вероятно, вулканические газы вырываются там наружу. Следовало бы осмотреть фумаролу после альпийского похода, а сейчас нужно спешить установить приборы Высокогорной станции.
Запрещаю Юшкевичу впредь отлучаться из лагеря.
Лишь к полудню с тяжелой ношей за плечами покидаем морской берег и уходим вверх по течению Бургавли в глубь полуострова.
Выстроившись у защитного вала, наблюдатели Южной станции провожают нас прощальным салютом. Евгению я оставил свой карабин. Воробьев палит из охотничьего ружья, Юшкевич машет луком, согнутым из гибкого стволика камчатской березы. Он выловил его из реки. На охотском побережье в окрестностях Магадана простирается северная тайга, и березы тут почти нет. Откуда горная река принесла это деревцо?
В долине Бургавли перед нами открылся загадочный зеленый мир полуострова. В светлых рощах чозений — высокоствольных древовидных ив с темной морщинистой корой — тонем в буйном разнотравье. В колымской тайге ивовые рощи постоянно встречаются в речных долинах, на галечных и песчаных островах. Но здесь поражает высокотравье, разраставшееся среди деревьев в непроходимые джунгли.
