Дул южный ветер, и «Бритиш стил» весь день спокойно управляла сама собой. До чего приятно было оставить румпель! Я перечитал все письма из дома, переданные мне около Тасмании, потом одолел главу из книги о судьбах Шотландии.
На 24 июня у меня был назначен радиосеанс с Порти-схедом. Ветер и в этот день разгрузил меня, я смог переговорить с Морин, Филом Уолфинденом и Фрэнком Эли-ном. В голосе Морин опять звучало нервное напряжение. Я предложил ей уехать куда-нибудь недели на две отдохнуть, но она отказалась. Мысль об огромном бремени, которое она на себя взвалила, не давала мне покоя, я стыдился своего эгоизма.
Пользуясь свободой от рулевой вахты, после радиосеанса я прилег на полчаса. Я думал о состоявшихся только что разговорах, которые так или иначе касались приготовлений к моей встрече. И мной овладевало все большее беспокойство, чтобы не сказать страх. Вот когда я понял Бернара Муатесье — он шел одним из первых в кругосветной гонке «Санди тайме» и вполне мог рассчитывать на приз в 5 тысяч фунтов, но повернул на Таити, вместо того чтобы возвращаться во Францию. Неужели все будет утрачено — обретенное в плавании счастливое расположение духа, близость к природе, ощущение, что я постиг смысл жизни? Неужели теперь, когда плавание почти окончено, я поддамся суете? Я взмолился к всевышнему, чтобы он помог мне не заразиться корыстолюбием, сохранить хоть частицу того, что дали мне эти месяцы, остаться скромным, честным, отзывчивым.
Но чувства чувствами, а дело делом; я встал и взялся за работу. Закончил ремонт стакселя № 2, вычистил плиту. Если мне теперь суждено утонуть, никто не сможет упрекнуть меня в том, что я пошел ко дну с грязной плитой!
Зона юго-восточных пассатов осталась позади, я вошел в экваториальную штилевую полосу.
Вот как ее описывает мой журнал:
«25 июня. Суточный переход — 95 миль. Снова прикован к румпелю. Передышка длилась недолго, но была очень кстати. Это называется переход!.. Со всех сторон перистые облака. Скорей бы начались северо-восточные пассаты, чтобы вместо несчастной сотни отмерять приличное количество миль, идя круто к ветру. Эти тихие ветры ненавистны моей яхте, да и Гвинейское течение, похоже, нас тормозит. Мы как раз на его кромке.
26 июня. Суточный переход — 72 мили. Отвратительное место. Всю душу выматывает. Завидишь приближающийся шквал — и прикидывай: то ли ждать, когда налетит, то ли загодя менять паруса. Но ведь точно силу и направление шквала не предугадаешь. И я всегда жду до последнего. Очень они непостоянные. Ладно, не век же это будет продолжаться.
27 июня. Суточное плавание — 67 миль. Стоит ли столько трудиться ради такой цифры? Я уже больше суток несу вахту. То поднимешь парус, то уберешь. Генуэзский — № 1 — № 2 — № 1 — генуэзский… И так без конца. Грот так и ездит вверх-вниз, скоро совсем сотрет погон.
Крупное событие — наконец-то нашел черную смородину и груши. Раньше не видел их потому, что поверх стояла банка с сельдерейным супом. Мне не приходило в голову заглянуть под нее. А сегодня две банки свалились и открыли тайну черной смородины.
28 июня. Кругосветное плавание завершено. Только что я пересек собственную трассу и тем самым замкнул круг. Это произошло в точке с координатами 7°42 с. ш. и 26°35 з. д. Вообще-то мне положено быть еще западнее. Почти весь день льет дождь, настроение отвратительное. Ни радости, что выполнил задачу, ни облегчения. Голая хандра. Когда я начинал плавание, в этих же местах за сутки (10 ноября) прошел 163 мили. Сейчас за двадцать четыре часа покрыл всего 70 миль.
В этом районе проходят четыре морские трассы, а видимость очень плохая. Уходя вниз, включаю топовые и бортовые огни. Да только вряд ли меня увидят. Вся надежда на судовые радары.
Достал шампанское и икру, полученные от британского посла в Кейптауне. Завтра выпью за здоровье всех и вся».
Помылся и побрился, надеясь прогнать хандру. Однако противоядие себя не оправдало: когда я затем погляделся в зеркало, то ахнул — у меня был вид девяностолетнего старика. Глаза провалились, обведены черными кругами. Меня угнетала физическая и психическая усталость. И ничего удивительного, достаточно вспомнить штормы в Индийском океане и бессонные недели рулевой вахты. С завистью думал я о «Сухаили» Робина Нокса-Джонстона, которая даже при таких ветрах держала курс. Но затем я сообразил, что «Сухаили» не смогла бы идти против ветра так, как «Бритиш стил». Моя яхта сконструирована для борьбы со встречным ветром. И она великолепно справилась со своей задачей. А как справился я?.. Может быть, я упустил возможность идти быстрее? Может быть, допустил тактический промах, поднявшись к Новой Зеландии, когда надо было идти южнее? И совершаю новую ошибку, идя в Атлантике восточнее, чем следует? Я и теперь не могу ответить на эти вопросы. Возможно, действуя иначе на том или ином этапе, я мог что-то выиграть. А мог и проиграть. Сделанного не воротишь.
Воцарился штиль, и я лег спать, моля небеса, чтобы поскорее начались северо-восточные пассаты.
В 07.30 я встал и включил радио — мне предстоял телефонный разговор через Портисхед. Не застав дома Фила Уолфиндена, попросил соединить меня с Морин и подробно рассказал ей, как замкнул кругосветное плавание. Она явно воспрянула духом, голос ее звучал куда бодрее. Для меня это было огромной радостью.
Дождь все шел, он не прекращался уже около 36 часов. Дул легкий — около 2 баллов — зюйд-ост, и я сидел под теплым дождем на руле, поддерживая ход около 3 узлов. Поскольку яхта не стояла на месте, я чувствовал себя неплохо.
Около 09.30 ветер сместился к северо-востоку, и дождь прекратился. Похоже было, что небо услышало мою молитву. Ветер держался все утро, после полудня он даже посвежел. Настроение у меня поднялось, и я сходил за бутылкой шампанского и икрой. За неимением бокалов наливал себе в оловянную кружку. Выпил за здоровье всех, кого мог припомнить, и мистеру Нептуну досталось несколько капель. Я отнюдь не собирался съедать всю икру, но, увлекшись шампанским, незаметно для себя управился с баночкой.
На следующий день, 30 июня, продолжал дуть норд-ост — точнее, норд-норд-ост, — и я решил, что вошел в зону долгожданных пассатов. Все складывалось хорошо в этот день, его омрачило только радиосообщение о гибели трех русских космонавтов. Да, видно ученые далеко еще не застрахованы от опасностей… Я глубоко сочувствовал семьям погибших.
Около «Бритиш стил» появились крупные тунцы. Они, наверное, преследуют летучих рыбок. Несется такая рыбка над самой водой, вдруг выскакивает тунец и хватает ее на лету. Видел я также «португальский военный кораблик» удивительно красивого розового оттенка. Обычно физалии голубые или красноватые, эта же была нежно-розовая.
