Сокровища, собранные Убиражарой, рассказывают об истории наименее изученных народностей доколумбовой Америки. Многие ли знают о том, что народы, обитавшие в древности в Амазонии, создали свою собственную и весьма развитую материальную культуру? Об этом свидетельствуют рассказы европейцев, побывавших в этих краях, и немногие дошедшие до нас памятники этой культуры: керамические украшения, посуда, ритуальные предметы.
В древнеамазонской керамике различается два стиля или две школы. Первая из них — так называемая керамика маражоара, ее образцы были найдены на островке Паковал на озере Орари, которое находится в восточной части острова Маражо. Вторым очагом культуры керамики является район реки Тапажос, где найдены памятники, считающиеся бразильскими искусствоведами высшим взлетом искусства аборигенов Бразилии.
В отличие от строгого абстрактно-геометрического стиля росписи ваз и сосудов Маражо «керамика Тапажо», которая особенно ярко представлена в коллекции Убиражары, ослепляет буйной фантазией орнамента, изысканностью лепки, богатством деталей. Светло-серые, пепельные сосуды этих мастеров представляют собой, как сказал бразильский ученый Фредерико Барата, настоящий музей зоологии, потому что сосуды, кубки, вазы, чаши Тапажо украшены бесчисленным множеством фигурок зверей, птиц, рыб, пресмыкающихся, насекомых. Словно боясь пустоты, художники стремились заполнить все поверхности сосудов звериными мордами, птичьими клювами, рыбьими хвостами. Глядя на эти бесценные памятники древней культуры, начинаешь понимать, что в восторженных отзывах первых европейцев, побывавших в Амазонии, не было преувеличения.
Единственное, что омрачало впечатление от удивительной коллекции сантаренского адвоката, — убогие условия, в которых она хранилась. В этом не был виноват сам Убиражара, но видеть произведения искусства, место которым в Лувре или Эрмитаже, хранящимися в темном пыльном чулане, в самодельных примитивных шкафах, на открытых полках, покрытых пылью и плесенью, видеть все это было очень тягостно…
Когда мы отходим от Сантарена, солнце уже опускается в кофейную Амазонку прямо перед носом «Лауро Содре». До ужина остается еще около часа, но на нижней палубе уже выстроилась длинная очередь с мисками, банками и чашками. Первой в очереди, как всегда, стоит Матильда.
Ранним утром в Обидусе
«Алло! Внимание! Пассажиры судна „Лауро Содре“, следующего из Белена в Манаус! Кто услышит это объявление, просим передать Матильде из Кокала, что ее племянник Жозе благополучно прибыл в Кокал и находится сейчас у соседки Раймунды Мораес. В ближайшие дни Раймунда отправит Жозе к Матильде в Оришимину».
— О боже! — стонет Матильда, услышав это объявление радиопочты. — Что я буду делать там, в Оришимине, с этим Жозе? У меня своих — семеро!..
Солнце, только что показавшееся над бурой гладью воды, освещает лобовым прожекторным светом розовые и зеленые фасады домов, медленно приближающихся по правому борту. Это — Обидус.
«Содре» идет сейчас заметно медленнее, чем все эти дни: встречное течение здесь гораздо сильнее. Амазонка, которая два дня назад, когда мы были у Алмейрина, напоминала открытое море (ее ширина превышала там десять километров!), сузилась здесь, у Обидуса, до тысячи восьмисот метров! Громадная масса воды с трудом протискивается между берегами, несмотря на то, что глубина здесь весьма внушительная — восемьдесят метров.
Правый берег реки низок, левый — холмист. На одном из холмов и расположился городок, сгрудившийся вокруг приземистого Старого форта. Форт действительно стар: с 1854 года охраняет он проход через самое узкое место реки. Впрочем, сейчас он уже давно покинут, пушки ржавеют, казематы поросли травой и служат прибежищем для мальчишек, играющих в войну. Обидус — мирный городок. Как и Сантарен, он живет торговлей, лесопильным промыслом, ловлей рыбы. Есть здесь две мастерские по изготовлению глиняной посуды и крошечная фабрика, прессующая джут в тюки, отправляемые на юг страны.
Три часа стоит здесь, приткнувшись к деревянному причалу наш «Лауро Содре», и этого более, чем достаточно, чтобы обойти весь этот маленький, тысяч на пять жителей, городок. Мы поднимаемся по мощенной булыжником улице Кореа Пинто с мощными деревьями жатоба, торчащими по самой середине мостовой, заглядываем в церквушку, принадлежащую францисканской миссии, осматриваем маленький стадион, где мирно пощипывают газон футбольного поля полдюжины коз, и удостоверяемся, что в единственном кинотеатре «Ирасема» вечером будет показан американский фильм «Бонни и Клайд».
Ожидая гудка, мы беседуем с доной Марией, хозяйкой скобяной лавки близ пристани. Неожиданно я замечаю, что на одной из полок за спиной доны Марии среди мотков проволоки и жестяных бидонов лежат две керамические игрушки, точнее говоря, два обломка, удивительно напоминающие некоторые вещи из коллекции Убиражары: один из них похож на морду жабы, другой — на голову летучей мыши.
— Откуда это у вас?
— Сын привез с нашей усадьбы на реке Тромбетас. Там очень часто встречаются такие черепки: река размывает берег в том месте, где раньше было индейское кладбище, детишки подбирают и играют этими черепками.
Я с интересом рассматриваю черепки, а Итамар с недоумением поглядывает на меня.
Часа через три с половиной после Обидуса мы останавливаемся в Оришимине. Капитан объявляет, что стоянка продлится не больше часа.
Полдень. В маленькой лодке отправляется на берег Матильда со своим семейством, с курами и мешками. Все пассажиры тепло прощаются с молодой матерью, которая успела завоевать своим оптимизмом и жизнелюбием всеобщую симпатию.
Нестерпимо печет солнце. Итамар категорически отказывается прогуляться по берегу, и я отправляюсь с помощником капитана, который едет купить сигарет.
Городок словно вымер: все живое попряталось от жары. Времени для экскурсий маловато. Рысью пробегаю по близлежащим улочкам и захожу в пустое кафе «Президент», чтобы выпить чашку кофе. Хозяин дремлет в углу. Размеренно жужжат мухи. Чуть колышется марлевая занавеска. Душно…
— Не встречаются ли тут, — спрашиваю я хозяина, — какие-нибудь глиняные черепки: куколки, игрушки, посуда?..
— Минуточку, — говорит он и скрывается за занавеской. Слышно, как он гремит какими-то ящиками, что-то отодвигает, а потом появляется за прилавком бара и ставит передо мной коробку из-под обуви, в которой я вижу десятка полтора обломков индейской керамики.
— Вот посмотрите: рыл недавно погреб и наткнулся в земле на эти черепки.
