толстенький Будда из полированного красного дерева. Мне он сразу нравится.
— Это принесет счастье в любви и работе, — говорит африканец.
Тициана скептически пожимает плечами:
— Работа — еще куда ни шло. Но в любви?
Катерина решает взять красную змею. Продавец помогает уложить ее в длинный пластиковый пакет — в нем она не запачкается.
— Еще один подарок, будьте добры, — командует Тициана, и Катерине вручается что-то покрупнее наших Будд. Разглядываем фигурку в свете фонарей.
— Это слон! — восклицаю я.
Маленький слон сидит на заду, задрав вверх передние ноги, хобот поднят над головой, уши растопырены. То, что нужно для Катерины, любительницы животных.
— Как Ганеша, — говорит мне Катерина. — Ганеша — слон.
Кивнув, я крепче сжимаю в кулаке своего Будду. Все вместе мы идем к остановке вапоретто. Я иду рядом с Тицианой.
— Они — пара? — спрашиваю я, указывая на Сальваторе и Катерину.
— Они супруги. Он уже был женат раньше, но его жена умерла. Остались двое детей, дочери. Одной сейчас тринадцать, другой восемнадцать. Катерина и Сальваторе уже много лет в браке. У них все ладится, потому что жить приходится на три разных дома и они не все время вместе. Необходимое условие, иначе брак — это тюрьма.
Мне и в голову не приходило, что Катерина с Сальваторе могут быть супругами, ведь они с такой нежностью относятся друг к другу (я заметила, как он поглаживает ее, будто собачку).
— Теперь и я должна найти себе кавалера, — говорю я. — Мне все велят это сделать. Похоже, ухаживания и наличие романтической пары — нечто само собой разумеющееся для Венеции.
— А, да. Но это так трудно для сильной женщины, — отвечает Тициана.
— И когда это еще случится…
— Нет! — заявляет Тициана, когда до нее доходит, как обстоит дело. — В моем возрасте это еще ничего, но в твоем — ты должна решить эту проблему.
— Не знаю… у меня всегда полно работы. И потом… я немного католичка.
— Ну, на самом деле это не так? — Тициана поражена.
Интересное социальное разделение: мирские гедонисты ненавидят религиозных мазохистов, и наоборот. Обе партии совершенно не готовы к тому, чтобы вникнуть в доводы друг друга.
— Нет, нет, я же не буквально, — успокаиваю ее. — Я имею в виду — в душе, внутренне.
— А! Ты хочешь сказать, что у тебя за плечом стоит твоя бабушка. Брось! — Она заходит мне за спину и делает вид, что вытаскивает нож, торчащий у меня между лопаток. — Мы должны от этой бабушки избавиться.
— Я не ищу человека на всю жизнь. В лучшем случае — на пару месяцев. Или на неделю.
— Смотри! — предостерегает она. — Не навязывай сроки провидению!
Катерина доверяет мне нести пакет со змеей в моей бродяжьей грязной дорожной сумке. Свою змею Тициана повесила на шею и время от времени пугает ею прохожих. Те сначала отпрыгивают, а затем хохочут и отпускают шутки в ответ. Я искоса наблюдаю за Катериной и Сальваторе. Теперь я понимаю, почему он так молчалив и насторожен, постоянно оберегает ее: он боится, что она упадет к его ногам замертво, точно так же, как жена номер один.
Мы бредем не спеша и наконец добираемся до остановки вапоретто на Сан-Дзаккариа, недалеко от Рива дельи Скьявоне. Мне удается отличиться, первой обнаружив остановку нужного нам маршрута. Прибывает вапоретто, я запрыгиваю в него, но Тициана отстает — дожидается Сальваторе и Катерину. Турникет со стуком захлопывается, я остаюсь на борту, она — на берегу.
— Подождите! Она с нами! — кричит Тициана кондуктору, низкорослой стриженой женщине с грубыми манерами (похоже, это тюремщица, а на вапоретто она подрабатывает в свободное время).
— Поздно! — торжествующе орет кондукторша, и катер трогается.
Она не собирается выпустить меня! Я остаюсь одна, в растрепанных чувствах, не зная, как поступить. Я даже не успела спросить, где надо выходить.
На катере довольно много народу. Звоню Тициане. Она велит выйти на следующей остановке, перейти на сторону Дзаттере и там пересесть на другой вапоретто, до Джудекки. Мы несемся по черной глади к противоположному берегу. Мерцают золотые огни, небо темно-синего цвета. Я вижу круглую обсерваторию — на самом деле это купол церкви Санта-Мария дела Салюте. Понемногу продвигаюсь вглубь вапоретто и тут замечаю, что кондукторша начала проверять билеты. Она подходит все ближе, ближе, я все отодвигаюсь. На мое счастье, двое молодых японцев допустили ошибку: у парня билет правильный, а у девушки билет хоть и есть, но не тот. По выражению ее лица совершенно очевидно: она не собиралась проехать зайцем да и вообще не понимает, что сделала не так, но у кондукторши праздник, словно та выиграла в лотерею.
— Нет? У вас только такой билет? Отлично, — говорит она по-английски. — Тридцать пять евро. Можете заплатить сейчас?
Я в шоке. Я вообще не знаю, где и как покупают билет на вапоретто. Следующей четвертовать будут меня.
Возношу молитву, тихо надеясь, что сработают многочисленные подношения в виде свечей, поставленных мною во Фрари. Срабатывает! Кондукторша присматривает следующую жертву, но тут вапоретто прибывает на остановку, и ей приходится прервать охоту: нужно открыть вход и зазвать на борт новых пассажиров.
Катер стукается бортом о причал, входные воротца открыты, и я, независимо и безразлично глядя перед собой, выхожу на берег. На берегу я перебираюсь на другую сторону, где уже покачивается на воде номер 82. Поднимаюсь на борт. К счастью, здесь кондукторша без палаческих замашек. Она всю дорогу болтает с рулевым, облокотившись о перила и глядя вперед. Выхожу на Джудекке (индустриально, роскошно, очень денежно) и сразу замечаю Тициану, Катерину и Сальваторе. Они озираются, ищут меня. Только тут до нас доходит, что мы приплыли на одном катере.
— Мою змею не потеряла? — спрашивает Катерина.
— Нет, вот она, в сумке. — Достаю змею и отдаю владелице.
Мы идем к большому пакгаузу, в котором организована вечеринка.
— Я люблю всех животных, и я строгая вегетарианка, — говорит Катерина по-английски, поигрывая змеей, которую вытащила из пакета.
— Мне тоже нравятся некоторые животные, — отвечаю я.
— А я не делаю различий, мне нравятся все. В детстве я брала с собой в кровать всех своих питомцев. Мне нравится ощущать их мох… э… мех на своей коже.
А, понятно, подтвердилось! В ней и впрямь кроется зверек! Я поздравляю свою интуицию.
— Ты смотрела фильм «Махабхарата»? — обращается она ко мне.
— Нет. Но я о нем, конечно, слышала.
— Он идет пять часов, чудный фильм, мы его смотрели в открытом кинотеатре, и когда фильм закончился, уже вставало солнце. Помнишь, Сальваторе?
— Помню, — бурчит Сальваторе (он идет по другую сторону от
