— Пожалуй.
— Ну что поделаешь? И они мучаются без нас... и рыба по морю плавает...
Вдруг на судне что-то загремело и бухнулось, оглянулись — из своих владений вылез Бес. Он был взлохмачен и будто не проснулся еще. Тоже в праздничном светлом костюме, но рукава были — даже у пиджака — засучены по локоть и руки все в саже и солярке. Он держал форсунку, трубопровод и нагнетательный моторчик — словом, всю топливную систему «бабы-яги». Подошел к нам.
— А ты как здесь оказался? — удивленно спросил Джеламан. — Я же сказал вчера: «Отдыхать три дня». Или я непонятно сказал?
— Да вот, командир, «бабу-ягу» надо подшаманить. Пока там Валюха с обедом возится, решил хоть трубопровод прочистить да запаять... Может опять взорваться. А вы что делаете? Какая-то веревка... крючки...
— В общем клади свою «бабу-ягу» на место и иди домой. И мы сейчас уйдем.
— Га-га-га! А вон Маркович идет.
— И Марковичу здесь делать нечего.
— А вон Казя Базя с Ларисой. Га-га-га!
— Ну и бесы... — пряча улыбку, тихо сказал Джеламан.
Маркович, молча кивнув, пролез в машину, а Казя Базя ознаменовал свое появление шквалом:
— К командиру зашли — нету, к чифу зашли — нету, к Марковичу — нету, дед дубеет, Женьки, с Есениным — нету. Да что такое?! — Казя Базя был возбужден, в руках он держал две авоськи закусок и что положено к ним, Лариса держала огромнейший букет цветов. А Казя Базя бушевал: — Всю деревню обошли — никого нету. Да что же это такое?! Хотел деда разбудить, но это бесполезно...
— Деда теперь и талями не поднимешь, — сказал Джеламан.
— А это что? — подошел Казя Базя к Бесу, внимательно рассматривая наше изделие. Тоже взял в руки. — Что вы тут сочиняете?
— Длинная веревка и серия удочек, — сказал Бес.
— Сам ты «серия», — передразнил его Казя Базя. — Это же тунцовый перемет. Тунца, что ль, ловить будем, командир?
Джеламан вопросительно и внимательно посмотрел на Казю Базю.
— Ясно, — поняв Джеламана, сказал Казя Базя. — Молчу. Тьфу! Тьфу! Тьфу!
— Очередное предприятие, — задумчиво сказал Бес, он все еще рассматривал удочки.
— Ты вот что, «предприятие», — повернулся к нему Казя Базя, — ставь свою «бабу-ягу» на место и готовь чифан. — Потом подошел к Джеламану: — Так что, командир, первое место положено обмыть.
— Да вот и я думал... — продолжая работать, начал было Джеламан.
— Бесяра, ну-ка держи! — Казя Базя протянул авоську Бесу. — Да держи же, спишь, что ли?
— А вот и Женька с Есениным. Га-га-га!
— Ну и бесы... — прятал улыбку Джеламан, продолжая ловко вплетать поводки от удочек в основную веревку. — Ну и кадры...
— Ну, Бесяра, душа с тебя вон, шевелись! Лариса тебе поможет, — продолжал Казя Базя.
Через какое-то время все собрались в кубрике. Лариса и Валя, жена Беса, — она не дождалась его на обед, пришла за ним на судно — прибрались в кубрике, накрыли на стол.
Они это сделали так прекрасно, как это умеют делать только женщины, когда очень захотят; ни одной мелочи не упустили: и хренок, и редисочка, и салатик, и горчичка, и... и... и целый стол цветов.
— Ну что у нас за жены, — восхищался Джеламан, — жаль, Светки нету...
— Вова, ты еще здесь? — донесся голос Светланы из рубки. — Уже пять часов, нас ждут.
— А ну сюда, командирша! — заорал Казя Базя. — Первое место по флоту, годовой план и закрытие пятилетки отмечаем, а самой главной нету. Ну-ка на свое место, капитанша!
— Нас Шаталовы ждут на день рождения.
— Перебьются. — Казя Базя взял Светлану, как вазу с цветами, осторожно перенес с трапа и посадил на джеламановское место за столом. — Вот твое место.
— За дедом бы сгонять! — предложил Женя.
— А вот и сгоняй. Быстро!
— Они с Сергеевной уже на сейнере, — сказала Светлана, — удочки рассматривают...
— Гонять не надо. — В кубрик ввалился дед.
Боже ж ты мой! Идол! Идол современного типа... великий и величавый: в парадной тужурке с золотыми шевронами до самых локтей, на правой стороне мундира золотился значок механика первого разряда — якорь с винтом, знак высшей механической специальности на флоте, — в галстук, в самый узел его, была воткнута брильянтовая булавка-звездочка, наподобие маршальского отличительного знака. Валентина Сергеевна, жена его, тоже нарядная, держала в руках цветы. Много цветов. А дед извлекал из своих широченных карманов бутылки самого хорошего коньяка:
— Сегодня у нас самый большой праздник, какой мне приходилось встречать в жизни. Радио про нас только и трещит, а в колхозе уже разнеслось: за восьмую пятилетку командира к ордену Красного Знамени, Марковича и Казю Базю к орденам «Знак Почета», остальных к медалям правление посылает.
— Де-ед... — поморщился Джеламан. — Ай, дед...
— Он неисправим...
— Ну и кадры! — тихо улыбнулся Джеламан, усаживая Наташку на колени. Было видно, что он по-настоящему счастлив. Да и он ли один? — Ну и бесы!
Первый тост был, конечно, за первое место. Второй выпили молча, не чокались, и после с минуту молчали: второй тост у нас священный — за тех, кто в море.
Хорошо нам было. Женя предложил даже тост за то, что мы хорошие. Да и нельзя было не любоваться хоть кем: хоть дедом, хоть Бесом, хоть Женей... Сам же Джеламан, нянча Наташку, просто таял.
Дальнейшие разговоры переключились, конечно, на рыбу. Сколько раз мне приходилось бывать в рыбацких застольных компаниях, и всегда разговор был о рыбе, хоть к концу, но непременно перейдет на рыбу. И начал его сам Джеламан. Начал он с того, что стал ругать рыбацкую долю: «триста лет к морю не приближусь», «и видеть не хочу эти снюрреводы, эхолоты, эту проклятую треску...» Потом начал хвалить рыболовов, точнее, рыболовное увлечение, — гораздо позднее я понял, что начал он этот разговор в высшей степени дипломатично, так и надо было начинать этот разговор, — стал вспоминать, как они с отцом ходили на речку ловить удочками... Черт возьми! Да ведь отец-то у него погиб во время войны, когда ему всего полгода было, он ведь детдомовский. А так красиво он расписывал рыболовное увлечение!
— Сидишь это, братки, на зелененьком бережочке тихой речечки, — мечтательно говорил он, обнимая Наташку, — под плакучим ивовым кустиком. Журчит речечка по песочечку, птички поют — они ведь поют, перед тем как солнышку встать. Ну вот... туманчик над тихой водичкой, перед тобой поплавок... и вот он задрожал, а по удилищу: тук! Тук! Тук! Как будто слабым током. Тук! Тут же... — и так увлекательно он рассказывал, с таким восхищением и восторгом! А когда подошло дело к сачку, когда поймается большая рыбина и сачок под нее надо заводить, он передал девочку Светлане, привстал и жестами показывал все.
Потом дед начал вспоминать, как один раз они с братом спиннингами в отпуске рыбачили, потом Есенин разошелся. Он же с Ангары, его все детство прошло на рыбалке. Особенно интересно было, как у них там острогой рыбачат. Ночью, на носу лодки разжигают костер...
